Я едва ли выбрала бы такие слова, но я бодро киваю, потому что отчаянно хочу услышать её ответ.

— Говорят, что король стал таким существом из-за пренебрежения, беспечности и жадности. Он сделал выбор и продолжил расширяться и меняться, всегда желая большего, пока он не увеличился сверх контролируемых пропорций. Легенда гласит, что когда-то он был совсем другим. Не фейри, не смертный, нечто совершенно иное. Кто бы ни унаследовал его силу, он вырастет в то, чем он/она являются по сути. Умеренность приводит к стазису в большинстве аспектов. Жадность приводит к изменениям и излишеству.

— То есть, если тот, кто станет королем, не жаден по своей природе...

— Вполне вероятно, что он/она останутся относительно неизменными. Со временем они тоже отрастят крылья, но, — она бросает взгляд на Кристиана, — подозреваю, скорее такие, как у Смерти.

— У королевы Видимых есть крылья?

Её смех напоминает звон серебряных колокольчиков.

— У королевы есть всё, что она пожелает. Ты контролируешь свою внешность. Призови крылья.

— А я от своих могу избавиться? — с любопытством спрашивает Кристиан.

— О боже, с чего бы тебе это делать? Они мне весьма нравятся. Они очаровательны, — мне она говорит: — У всех членов королевской знати есть крылья. Даже у Видимых.

— Я никогда не видела крылатого принца или принцессу Видимых, — возражаю я.

— Они их скрывают.

— Зачем?

— Их можно отрезать, — мрачно отвечает Лирика. — В прошлом такое делалось, чтобы свергнуть правителя королевского дома. Члены королевской знати научились их прятать. Никогда не использовать. Они им и не нужны. Они же могут просеиваться. А отрезание крыльев существенно ослабляет их силы.

Я фыркаю. Неудивительно, что Круус так настаивал, чтобы я восстановила его крылья.

— Есть ли способ призвать Охотника? Именно К'Врака?

— Я не знаю. Мне нужно поискать.

— Тебе что-то известно о законах Охотников?

— Полагаю, где-то есть книга, где это упоминается, хотя не очень детально. Когда дело касается Охотников, преимущественным рассказчиком был король, и божечки, эти тома — просто суматошный поток сознания. Вот сейчас ты читаешь напряжённую, подробно описанную сцену активных действий, а потом он уже переходит к какому-то сложному философскому диалогу, который я потом обдумываю несколько дней, хотя ожидала совсем не этого. Он не интересовался законами и подобным. Его мотивами, даже по его собственной оценке, были кроткое пренебрежение и весёлая беспечность.

Кристиану я говорю:

— Забери её обратно в замок и начинайте искать способ найти и призвать К'Врака. Так мы вернём Дэни.

Лирика раздраженно возражает:

— Возможно, ты могла бы попросить меня помочь, вместо того чтобы говорить мужчине отдать мне приказ? В конце концов, я стою прямо перед тобой, и я отвечала на твои вопросы так полно и честно, как только могла. Я веду себя вежливо и услужливо, жажду быть полезной. Ты можешь попытаться ответить на это добротой. Это та ситуация с уксусом и мёдом, о которой вы, смертные, постоянно говорите. И я не возражаю, если меня в этом примере посчитают мухой.

— Лирика, ты не могла бы поискать в книгах информацию, о которой я просила? — сухо произношу я.

Её улыбка ослепляет.

— Я так рада предоставить помощь! Большое спасибо, что попросила!

Через несколько часов я лежу на диване, где ранее урвала всего сорок минут сна и видела сны о Круусе, Бэрронсе и короле. Я моргаю и тру глаза, признавая, что я совершенно измотана. Мама должна прибыть сюда через несколько часов, и я не хочу приветствовать её в таком виде. Я хочу быть отдохнувшей и бодрой, иначе я расплачусь сразу же, как только она войдёт.

Я не спала нормально два столетия и неизвестное количество дней, и клянусь, что два века без сна начинают на мне сказываться. Я не смогу функционировать и дальше, если в ближайшее время не прикорну в каком-нибудь тихом и тёмном месте как минимум на шесть часов.

Защитив комнату моего отца чарами настолько полно, насколько это возможно в тесных временных рамках, Бэрронс направился к Риодану, чтобы найти Охотника, но огромные звери не появлялись в наших небесах уже некоторое время. Если верить слухам в клубе, последний из ледяных чёрных драконов, паривших над Дублином, исчез примерно шесть месяцев назад, в то же время, когда Видимые начали уходить из нашего мира.

Полагаю, мы им наскучили, когда у нас не осталось войн, угрожающих планете, злобных книг, садистских подражателей вампирам, социопатов, Гроссмейстеров и Круусов.

Я хмурюсь, думая: ну, тогда Охотники скоро должны вернуться, потому что всевозможные злодеи лезут из всех щелей.

Внезапно моя кожа потрескивает от слабого электрического заряда, пульс учащается, кровь нагревается, и я знаю, что Бэрронс стоит позади меня. Затем его ладони ложатся на мои плечи, и он говорит:

— Тебе нужно поспать.

— Мне нужно бодрствовать, чтобы поговорить с мамой, когда она сюда приедет.

— Это случится только через несколько часов.

— Я не могу спать. Мой разум не желает затыкаться.

— Поработай над этим. Мне надо возвращаться. Я пришёл сюда лишь за инструментами для татуировки, чтобы нанести связующие заклинания на бок Охотника.

— Вы его нашли! — это облегчение.

— Если не будешь спать, хотя бы подыши свежим воздухом. Прогуляйся, походи по городу, — тихо говорит он. — Восстанови связь с миром, который ты любишь, с Дублином. Это даёт тебе почву под ногами.

Затем он уходит, и я одна, и внезапно я не могу провести в Честере больше ни минуты.

Глава 38

Ты у меня под кожей ⁴⁹

Кристиан

Ох, Христос, Лирика такая говорливая и кипучая, её глаза искрят, пока она носится по часовне в Дрохечт, сортируя стопки книг, заглядывая под выцветшие гобелены, за зеркала, шаря в сундуках и бормоча вещи в духе «О нет, не ты, глупышка», и «Вот ты где, мой дорогой старый друг», и «Они попросили меня о помощи, и клянусь Богиней, я их не подведу».

Устроившись на хаотичной стопке огромных, древних, затянутых паутиной томов и подпирая подбородок кулаком, я наблюдаю за ней и к своему изумлению осознаю, что эта женщина чертовски очаровывает меня.

Я хмурюсь, думая, как я благодарен, что она выглядит как Мак, потому что это не даёт мне подпустить её близко и служит постоянным напоминанием, что я понятия не имею, что такое Лирика на самом деле, как она выглядит, и такой корыстный ублюдок как Круус мог трахнуть Кровавую Ведьму, если посчитал, что в результате получит полезный инструмент.

Я мрачнею, осознав, что легенды гласят, будто Ведьма именно это и пытается сделать — зачать отпрыска от принцев Невидимых, а в легендах часто присутствует ощутимый элемент правды. Вот почему Лирика не хочет показывать мне свой истинный облик? Потому что она является более тёмной версией ужасного, злобного существа, которое пришпилило меня к краю утеса и потрошило раз за разом, довязывая своими внутренностями подол своего платья?

Охваченный подозрением, я реву на всю часовню:

— Ты знакома с Кровавой Ведьмой, которую Дэни по неосторожности выпустила?

Лирика согнулась и засунула голову в квадратный сундук шириной с кабинетный рояль, а высотой в два раза ниже. Она отрешённо отвечает:

— Необязательно на меня орать, и я сожалею, но твоим вопросам просто придётся подождать, пока я не найду ответы для королевы. Её потребности важнее твоего любопытства, — затем она резко поднимается и пытливо смотрит на меня. — Если только... Кровавая Ведьма не в числе того изобилия злодеев, которые в настоящий момент угрожают вашему маленькому союзу? — похоже, эта мысль её интригует и чрезвычайно придаёт сил. — Милостивые боги, вот это был бы изумительный и неожиданный поворот сюжета!

— Кровавая Ведьма мертва.

— Ну, это радостные новости! — восклицает Лирика и поворачивается обратно к сундуку.

— Отвечай на мой вопрос.

— А какой был вопрос? — бормочет она в сундук.

— Ты знакома с Кровавой Ведьмой?

Она фыркает.

— А кто её не знает? Она скандально известна.

Это не ответ. Она что-то скрывает. Кто бы мог подумать. Я рычу:

— Кровавая Ведьма была твоей матерью?

Лирика застывает в согнутом положении, затем с оглушительным грохотом роняет стопку книг, которую держала, резко выпрямляется и разворачивается лицом ко мне. Кулаки упёрты в бёдра, глаза полыхают огнём:

— Что в тебя вселилось, если из всех существ, которые могли быть моей матерью, ты считаешь наиболее вероятным кандидатом эту чудовищную безумицу? Я обладаю каким-то семейным сходством с её личностью или характером? Я кажусь тебе психически нестабильной? Отвратительной садисткой? Мой вкус в одежде вызывает у тебя такое омерзение, что ты веришь, будто я тайно мечтаю о платье из липких, влажных, блестящих кишок? Или я кажусь тебе заядлой вязальщицей? Ну типа, серьёзно, в чём твоя проблема? — разъярённо рычит она на меня одним сплошным потоком слов.

Я открываю рот, затем закрываю обратно. Потом натянуто говорю.

— Ни в чём. Я просто поинтересовался.

Она шипит:

— Ну, попробуй поинтересоваться чем-то приятным обо мне, а не гадким! — и разворачивается к сундуку. — Ну, например, — бурчит она в сундук, — какой красивой я могу быть. Или, может, какой уникальной и очаровательной личностью я могу быть внутри, потому что я могу тебе сказать, что если не считать постоянного раздражения из-за того, что меня постоянно недооценивают и мною постоянно командуют те, кто явно не умнее меня (и честно говоря, те, кто даже далеко не настолько умны как я, и да, в данный конкретный момент я имею в виду тебя, О Великий и Идиотский Смерть), я вполне самая очаровательная и самая добрая из всех, кого я когда-либо встречала.

— Ты встречала только горстку людей, так что нельзя сказать, что у тебя много примеров для сравнения, — раздраженно парирую я.

— Я вообще не встречала людей, — взрывается она с такой пылкостью, что пыль маленьким облачком поднимается над сундуком, в котором она копается. — Строго говоря. Даже та ши-видящая, Кэт, которая дала моему отцу новую дочь, не полностью человек, и применяй это примечание ко всем нашим будущим разговорам: я использую слово «люди» в самом широком контекстном смысле. Это предустановленное определение понятий имеет критическое значение для успешной коммуникации. И ты прекрасно понял, что я имела в виду, ты бесячий свиноголовый увалень! — она хватает книгу из сундука и выпрямляется, быстро пролистывая страницы. — Кровавая Ведьма, — рычит она. — Серьёзно! — она перестаёт шелестеть книгой и огорчённо шмыгает носом. — О нет, кто загнул тебе уголки страничек, очаровательная моя? Тебя не читали веками. Как я это пропустила? — она с величайшей заботой кладет книгу на близлежащий столик и ласково бормочет: — У меня пока нет на тебя времени, но я обещаю, что потом приведу тебя в порядок.