ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Она не могла дышать. Не могла думать. Крики и всхлипы, будто раненый зверь бросался на все, что было рядом. Дыры на перчатке, царапины на плоти под ней, алые ручьи лились на грязные половицы. Она едва замечала это, а потом лишь смутно поняла связь между этой ночью и неровной дырой в хлипком дереве стены.

Ее желудок пылал. Комната накренилась, и она не понимала, как не упала на пол. Она повернулась, пытаясь бросить мечом через комнату, но от поворота ее занесло, и она упала на пол. Там она лежала, грудь вздымалась, по лицу стекали пот и слезы. Крики сменились тихим скулением.

И она ощутила прикосновение Ольгуна, его безумные попытки утешить ее, успокоить. Слов не было, а эмоции в ней казались далекими и лишенными значения.

А потом она ощутила огонек ярости за ними. Божественный гнев питал и питался ее гневом, ревущим под поверхностью. Гнев, которым Ольгун с трудом управлял, пока утешал ее.

Этого хватило. Если он так старался ради нее, она могла ответить тем же. Она не радовалась этому, но ей нужно было взять себя в руки.

Сжав мебель, она дышала медленно, хоть и хрипло, встала, шатаясь. Она проверила меч и раны. Отвела взгляд и нащупала кольцо. Она сняла его с отломанного пальца, вытерла о край простыни и надела на свою руку. С перчаткой ее палец подходил под кольцо, оно почти не скользило.

Тогда она позволила себе — или заставила? — посмотреть на кровать. Эмоции кипели в ней, она подавляла их, пока они не утихли.

— Я найду того, кто сделал это с вами, Александр. И убью его.

Виддершинс еще никогда так не говорила о смерти. Она убивала, но когда ее вынуждали. Но ее обещание было холодным и твердым, как камень.

Она бережно заперла дверь, уходя, хоть это никого не остановило бы. Шорохи доносились из других квартир в коридоре. Ее крики точно привлекли внимание, но людям хватало ума не открывать двери, пока они не убедятся, что тут безопасно.

Насколько было возможно безопасно.

Одна дверь открылась немного, было видно тьму и белое отражение любопытного глаза. Шинс прорычала что-то невнятное, и дверь быстро закрылась.

На лестнице она не топала, но и не шла осторожно, как раньше. Лестница скрипела и стонала, грозилась рухнуть на стене. Шинс не замечала, ей было все равно.

Небо наверху, когда она посмотрела туда в поисках подсказок, было без звезд. Серое на черном, ночь и тучи. Луна, яркая и чистая за тучами, была для нее лишь пятном краски светлее среди тьмы.

Это подходило. Мир сегодня был в тенях, черный, как мысли и намерения Виддершинс.

— Не знаю! — рявкнула она на робкий вопрос напарника. Она знала, что слышала в его не-голосе, как он заставлял себя успокоиться, делил ее ярость, уравновешивал ее. Помогал ей вернуть контроль над собой.

Ее реакция, несмотря на понимание и благодарность, была с нотками раздражения. Она хотела затеряться в гневе, часть е так и сделала. Она думала, что только так могла не сойти с ума.

— Не знаю, — повторила она немного спокойнее. — Я не знаю, кто это мог сделать. Откуда они знали об убежище или моей связи с Александром. И я не знаю, как мы разберемся. Но я найду их, что бы ни…

— Эй, ты! Стоять на месте!

Ее шум в квартире услышали? Кто-то из здания вызвал помощь? Или их появление было случайностью? Не важно. Они были тут: шестеро стражей вышли из-за угла и шагали по улице к ней.

И этот патруль был стражами, а не солдатами домов, как отряды до этого. В жизни Шинс это было плохим знаком, но сейчас они казались предсказуемыми…

Если подумать…

Шинс держала руки по бокам, не показывая, что сдается, но и не убегая в ночь. Она даже пошла к стражам!

— Пусть поработают за нас, — ответила она ошеломленному Ольгуну. — Вряд ли они что-то найдут, но если они займутся мелочами расследования, мы сможем взяться за важные вещи, — она громко и вежливо сказала. — Я рада, что вы тут, офицеры. Мне нужно сообщить о преступлении.

— В этом районе? Кто бы удивился, — они застыли в паре футов от нее. Их лидер был образцом стража — черно-серебряная форма без изъянов, медальон Демаса сиял, волосы и густые усы были ухожены — он сделал еще шаг и коснулся широкого края шляпы в вежливом приветствии. — Можете представиться, мадемуазель?

— Клэрис де Мондэ, — тут же ответила она. Не одно из ее обычных имен, но под этим именем она снимала эту гнилую квартиру. И ее любимую маску, Мадэлин Валуа, так не поймают одной в таком районе.

Любой фальшивый облик был бы убедительнее, если бы она не была в кожаном костюме в пыли дороги, но…

— И что за беда, мадемуазель де Мондэ?

— Эм… констебль…?

— Лейтенант, — исправил он.

Он не собирался называть имя, и Шинс продолжила:

— Да, лейтенант, кто-то ворвался в мои комнаты и оставил… — голос оборвался, и она не играла, ее снова захлестнули эмоции от мысли, что покой Александра нарушили.

Один из юных стражей в этот миг крикнул:

— Простите, лейтенант Донуа?

Командир патруля вздохнул и оглянулся.

— Нельзя ли подождать, констебль? Я занят.

— Нельзя, сэр, — он нервничал, но не остановился из-за этого. — Прошу, сэр, всего минутку.

— Хорошо, — он коснулся шляпы. — Простите, мадемуазель.

— Конечно, — он отвернулся, и она тихо позвала своего бога. Когда Донуа дошел до юноши, Шинс смогла четко их слышать, хоть они стояли далеко и говорили тихо.

— Сэр, думаю, это она!

Ох, не лучшее начало.

Лейтенант не понимал, о ком говорит его подчиненный, как не понимала и Шинс.

— Кто, констебль?

— Из листовки, что май… начальник Арчибек раздавал пару недель назад. Ее разыскивают…

«Что? Меня не должны обвинять!».

— …за убийство, — закончил юный констебль.

Шинс, казалось, попыталась проглотить уши от шока.

— Если подумать… — начал Донуа.

«Не стоит тут задерживаться для объяснений», — решила воровка.

— Ольгун? Бам.

В конце патруля выстрелил мушкетон одного из солдат. Было сложнее, ведь он не был готов к выстрелу, но Ольгун уже выучил технику. Мушкетон развалился на части. Констебля немного обожгло вспышкой, он вздрогнул так, что его первый ребенок родился бы заикой, а потом закричал, высоко и пронзительно.

Это отвлекло всех мужчин и женщин в патруле.

Виддершинс побежала, как кот, которого пнули, кожу покалывало от магии Ольгуна.

Ее десятый шаг опустился на нечто твердое, но невидимое. Из этой точки воля божества легко подбросила ее к ближайшему зданию. Она сжалась, забралась на подоконник второго этажа, вытянула руки, чтобы сжать края, пальцы ног едва нашли место между краем и старыми досками. Край стонал, двигался под ней.

Солдаты повернулись к ней, но после отвлечения, что устроил Ольгун, и из-за невозможности увиденного, никто не смог напасть на нее.

— Если это их беспокоило… — прошептала она. — Готов?

Чтобы не быть неподвижной мишенью, она прыгнула, не дожидаясь ответа Ольгуна.

Но не на третий этаж, не к земле, даже не к дому напротив. Нет, Виддершинс бросилась в сторону, параллельно стене, к которой прижималась. Ее навыки и помощь божества, и она легко улетела бы за угол здания, и там она приземлилась бы на открытой улице.

Но у них с Ольгуном были другие идеи.

Стена закончилась, она прижала ладони к углу. Это было невозможно, она словно ударилась о стену, пролетая мимо. Он подталкивал ее для прыжка много раз, и этот трюк сейчас помог ему удержать ее пальцы на камне, пока она не нашла, за что уцепиться.

Рывок, усиленный ее покровителем, и Шинс улетела за угол, сделала сальто, нарушая законы гравитации.

Даже Ольгун не мог перечить этим силам больше мгновения. Шинс пропала из виду стражей (и с линии огня) быстрее, чем они думали, но даже она не смогла впиться в стену после этого. Стиснув зубы, она сжалась, извернулась и приземлилась на ноги на дороге. Не замечая боль в коленях и жжение в руках, она побежала. Она миновала здание, повернула налево, потом еще раз, оказалась за местом, где миг назад были стражи.

Они уже убежали за ней, не понимая, куда делась их подозреваемая.

Не понимая, что еще могло пойти не так, и почему все искали ее сильнее обычного, Виддершинс пропала на ближайшей улице, осторожно пошла к людным частям города.

Ей нужно было подумать. Ей нужно было понять, что происходило в этом дурдоме. Ей нужно было отдохнуть и поговорить с кем-то дружелюбным.

И это означало только одно место.

* * *

Даже «Дерзкая ведьма» изменилась.

Не снаружи. Она оставалась старым строением, побитым, но держащимся. Свет сиял за ставнями на окнах, дым поднимался из труб, гул разговора достиг ее даже издалека.

Казалось, все шло лучше, чем когда она ушла. Даже если бы она не видела, как в таверну постоянно приходят и уходят, было видно, что место было людным, и дела там были лучше, чем месяцами до ее отбытия. В Давиллоне, что сошел с ума, Шинс была рада видеть, что Робин помогла этому месту.

Она улыбалась, пока поднималась и проходила в общий зал.

Там было все занято. Не так, как в старые добрые дни. Запахи выпивки, всегда сильные, теперь заглушали все ароматы с кухни. Люди больше пили, меньше ели, и так было какое-то время. Тут было слишком тепло, хоть снаружи было прохладно, и запах пота был кислым, Шинс такого не помнила. Даже разговор был не таким. Громким, но тяжелее. Не те ноты там, искры гнева тут. Многие люди пришли сбежать от своих жизней, а не пообщаться с друзьями.

Некоторые просияли, увидев ее, старые и постоянные клиенты были рады ей, помахали руками и кружками. Шинс улыбнулась им, радуясь найти хоть что-то знакомое.

Но почти все в толпе взглянули на нее, как на обычного нового посетителя, и вернулись к своим кружкам. Хорошо, что незнакомцы не узнали ее. Но были те постоянные клиенты, что не поприветствовали ее и быстро отвернулись.

Как они могли не узнать ее? Они — или она — так сильно изменились меньше, чем за год?

Присутствие Ольгуна успокаивало ее, как рука на плечах. Она подумывала уйти, но тут появилось дружелюбное лицо.

— Жерар!

Крупный рыжебородый бармен — он был в «Дерзкой ведьмы» еще с ранних дней при Женевьеве Маргулис, еще до Робин — с любопытством выглянул поверх клиентов, собравшихся у бара. Толпа не была организованной очередью, но стояла слишком узко, чтобы считаться оравой. Клиенты собрались там кучей.