— Черт, как же жарко, — пожаловался я, обливаясь по́том.

Мы ныряли в воду, просто чтобы остыть, но становились потными раньше, чем успевали дотянуться до полотенца.

Фостер посмотрел вверх, затем на север.

— Может пойти дождь позже. Влажность, должно быть, перевалила за уровень девяносто.

Я вытер лоб и взял две бутылки воды.

— Вот, соблюдай водный баланс.

Он проглотил половину и все равно выглядел немного измотанным.

— Знаешь, мы могли бы провести день в каюте, закрыв дверь и включив кондиционер.

Я уставился на него.

— У тебя здесь есть кондиционер?

Он усмехнулся.

— Конечно есть.

— Тогда какого черта наши задницы потеют тут?

— Когда я мог заставить тебя потеть под палубой.

Я усмехнулся.

— Именно. Мне больше по вкусу потеть на нижней палубе с кондиционером.

Фостер выключил приборы, убедился, что все в порядке, последовал за мной на нижнюю палубу и закрыл дверь.

— Нужно только проверить погоду, — сказал он, поднимая какой-то экран. Это была радиолокационная карта, и вдоль побережья Квинсленда двигалась зеленая полоса. — Да, сегодня днем ожидается от десяти до пятнадцати миллиметров осадков. Это объясняет влажность. На данный момент восемьдесят девять процентов.

— И чем это нам грозит? — спросил я. — Мы не наблюдали ничего, кроме сияющего солнца и легкого бриза. Как здесь проходит дождь?

— Так, что если ты встанешь под него, то промокнешь. — Он ухмыльнулся. — Не парься. Пятнадцать миллиметров – ничто. Пока ветер не поднимается, все в порядке. А если это произойдет, мы просто поплывем в бухту. Не о чем беспокоиться. И в любом случае, если пойдет дождь, это просто означает, что нам нужно будет чем-то заняться здесь несколько часов.

— Хм-м, — промурлыкал я, улыбнувшись. — Есть предложения? Карты, кроссворды, может быть, судоку?

Он приблизился ко мне, подтолкнул к шкафу на камбузе и прижался бедрами. Его улыбка была поистине дьявольской.

— О, у меня на тебя планы получше.

Его слова, тон, похоть в глазах мгновенно воспламенили мою кровь. Как могло так быть, что я хотел его снова и снова? У нас было так много секса, что все должно быть натертым и воспаленным. Моя задница должна была бы болеть, но она не болела. Мне хотелось больше. Я бы взял все, что он мог мне дать. Охотно. Черт, я бы даже умолял об этом. Мои яйца поджались при мысли о том, что он снова возьмет меня, скользя внутри, пытаясь стать со мной одним целым.

Мое тело нуждалось в Фостере, как будто он был кислородом.

На этот раз он брал меня на столе. Я лежал на спине, моя задница была у его бедер, а его член погружался в меня. Фостер целовал меня, гладил, обнимал, заставив ослепнуть от фейерверка в глазах, когда оргазм взорвался внутри меня. Кончая, он крепко сжал мои бедра, и я почувствовал, как он набухает и пульсирует глубоко, очень глубоко внутри, заполняя презерватив.

Когда вернулись эмоции и способность двигаться, мы были истощены, и Фостер затащил меня в кровать вздремнуть.

— Я думал, что вчерашний день был идеален, — сказал я, когда он заключил меня в свои объятия. — Но сегодняшний может победить.

Он потерся о меня носом, сонно целуя в затылок.

— Пока ничья, — пробормотал он. — Но сегодняшний день еще далек от завершения. Возможно, лучшее еще впереди.

***

Я проснулся раньше Фостера, поэтому решил удивить его поздним обедом. Я быстро приготовил куриный салат, разорвал хлеб на кусочки, добавил небольшую миску оливкового масла с бальзамическим уксусом и фруктов. Наливая сок, я заметил, что Фостер купил устриц. Я не был их фанатом, однако он хотел купить их, когда мы в прошлый раз ходили за продуктами, но передумал. На этот раз он явно принял решение в их пользу, потому что их было с десяток, уже со снятыми створками. Так что я добавил их на поднос.

Я поставил его на кровать и разбудил Фостера. Сидя в прохладном от кондиционера воздухе каюты, мы кормили друг друга салатом и макали хлеб в масло и уксус.

— Я не знал, что делать с устрицами, — сказал я. — Так что я просто оставил их как есть.

— Отлично. Именно так я их и люблю.

Он взял одну, наклонил раковину и позволил устрице скользнуть в рот.

Я покачал головой.

— Можешь оставить их себе. Не то чтобы они были тебе нужны, — засмеялся я. — Ну, во всяком случае, не в качестве афродизиака. В этом деле тебе не нужна помощь.

Он засмеялся и отправил в рот еще одну.

— Ты когда-нибудь пробовал их раньше?

— Только с водкой и перцем чили.

— Ах, вот где ты ошибся.

— Они были не так уж и плохи, — признал я. — Просто не мое любимое блюдо. Я буду придерживаться углеводов и жиров.

Я съел еще кусочек хлеба, слизывая масло с пальцев.

— Знаю, что вид снаружи бесценен, но спуститься под кондиционер было гораздо лучшей идеей, — сказал я.

Мы так и остались, полусидя-полулежа, прислонившись к изголовью кровати и натянув одеяла до талии. Это было намного комфортнее, чем удушающая влажность на улице.

— Я мог бы привыкнуть к этому.

Несколько минут Фостер выглядел слегка смущенным. Как будто пытался придумать, как получше спросить меня о чем-то.

— Знаешь, ты можешь просто сказать это.

Он нахмурился.

— Сказать что?

— Что бы ты там ни хотел спросить или рассказать мне.

Он с трудом сглотнул.

— Нет, я просто...

— Хотел спросить меня, действительно ли я собираюсь вернуться к своей прежней жизни?

Он метнул на меня взгляд.

— Я должен, — сказал я, не дожидаясь ответа. — У меня есть обязательства. Я не могу просто уйти, как бы мне этого ни хотелось.

Фостер промолчал, поэтому я отвлекся, съев несколько виноградин.

— Я имею в виду, что этот отпуск был самым лучшим, что я могу вспомнить, если честно. И я уверен, что вернусь в Брисбен в лучшем расположении духа, чем когда приехал сюда. Я действительно не хочу возвращаться и с удовольствием остался бы здесь навсегда. Но я должен. На самом деле, по возвращении я направляюсь прямиком в Сидней. Если мои коллеги не успели испортить окончательные документы по самому крупному контракту, над которым я когда-либо работал.

Фостер снова не произнес ни слова, и когда я посмотрел на него, то ожидал увидеть печаль или даже гнев, но его лицо было искажено чем-то другим.

— Ладно, — пошутил я. — Я попробую устрицу. Это для твоей же пользы, вдруг кому-то из нас понадобится афродизиак.

Я взял устрицу, собираясь с духом, но Фостер, положив ладонь мне на предплечье, остановил меня:

— Не ешь их.

Я посмотрел на Фостера и понял, что ему плохо.

Он был не просто бледным. Он был зеленым.

О нет.

Он соскочил с кровати и побежал в ванную. Я слышал, как его рвало в туалете, и знал, – это общеизвестно – что пищевое отравление устрицами очень опасно. Я последовал за Фостером.

— Черт подери. Ты в порядке?

Все еще обнаженный, он склонился над унитазом – его рвало. Он поднял руку, как будто просил меня оставить его в покое. Я схватил полотенце для рук и сунул под холодную воду. Когда Фостера перестало тошнить, и он откинулся назад, я протянул ему полотенце, и он вытер им лицо. Он выглядел ужасно.

— Забирайся обратно в кровать, — предложил я.

Я помог ему подняться. Он дрожал и весь покрылся по́том, но я поддерживал его под локоть и, когда мы вернулись в каюту, усадил его на кровать. Затем убрал с постели еду, которую принес.

К тому времени, как я отнес поднос на кухонную стойку, Фостер опять был в ванной, где его снова вырвало.

Я выждал минуту и последовал за ним.

— Эй.

Он сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Сгорбленный, до сих пор обнаженный, и такого оттенка зеленого, какого я никогда не видел у людей раньше. Он снова поднял руку, но без сил уронил ее на колени.

— Ух-х, — простонал он. — Мне плохо.

Он застонал, а затем его опять вырвало.

И больше из ванной он не выходил. Он был болен, и мне нужно было взять на себя ответственность и позаботиться о нем. Я снова намочил полотенце, отжал и вернул ему, когда он сел.

Фостер реально не мог уже покинуть ванну. Я вернулся в комнату, схватил подушку, стянул с кровати простынь и отнес все ему. Он ссутулился еще сильнее, чем раньше.

— Вот, — мягко предложил я. — Ложись. Я сейчас вернусь.

Я накрыл Фостера простыней, не то чтобы его, вероятно, волновало это, но я беспокоился о нем, а не о том, чтобы рассматривать его, пока он болен.

Я выбросил еду с подноса в мусорное ведро и вымыл все, что смог. Я слышал, как Фостера еще несколько раз тошнило, и понятия не имел, что еще сделать. Я не знал, чего ожидать, что ему дать и насколько плохо это может обернуться. Я взял планшет Фостера, который, как я видел, он использовал раньше для просмотра прогнозов погоды, так что я знал, что устройство подключено к интернету. Я нашел значок Google и быстро поискал о пищевых отравлениях и устрицах, читая об этом недомогании и о том, что я могу сделать, чтобы помочь и чего вообще ожидать. Насколько сильно Фостер заболел и как долго это может продлиться?

Четырежды прошерстив поисковик, я пришел к выводу, что, если верить «Доктору Google», Фостер либо выздоровеет через несколько часов, либо умрет мучительной смертью. Блядь. Мне следовало быть лучше подготовленным, а не надеяться на помощь интернета, но, по крайней мере, теперь я знал, что делать. Пить много жидкости, проверять температуру и вызвать медицинскую помощь, если станет хуже; на самом деле звучало здраво. Учитывая тот факт, что Фостера вырвало так быстро и так основательно, после того, как он их съел, это было хорошим прогнозом.

Яхту качало на волнах намного больше, чем я привык. Может быть, из-за болезни Фостера все выглядело хуже, чем было на самом деле. Может быть, мое равновесие было нарушено, потому что я волновался. Датчики возле рации пищали чаще обычного. Или они всегда так пищали, а я просто не замечал? Я никогда раньше не обращал на них внимания, потому что в этом не было необходимости.

Черт побери. Стюарт, перестань паниковать.

Я нашел в холодильнике немного Lucozade (Прим. пер.: спортивный энергетический напиток с высоким содержанием сахара, так же используется в медицине для восстановления больных) и отнес в ванную. Фостер свернулся калачиком на полу, закрыв глаза, положив голову на подушку и наполовину укрывшись простыней. Он выглядел бы мирно спящим, если бы не был зеленого цвета.