7.

Приближался вечер. Скоро Кочергину предстояло завершить работу и поехать в яхт-клуб к Антону. Он так и не позвонил жене, решив, что все равно заедет к ней, потому что не собирался долго тусить в клубе яхтсменов. Он посчитал, что успеет к ней до десяти вечера.

Егор зевнул. Неожиданно он почувствовал, как веки наливаются тяжестью, делаются свинцовыми, а затылок начало ломить. С недавних пор он стал чувствовать приближение дождя, словно барометрический датчик. К чему бы это? Прошлую ночь он спал нормально и, утром был выспавшимся, хорошо отдохнувшим.

Поднявшись из-за стола, Кочергин подошел к окну, поглядел на улицу. Небо заволокло серыми низко летящими тучами.

«Точно дождь будет» — подумал он. Вернувшись к столу, Егор упал в кресло и, не успев больше ни о чем подумать, провалился в сон.

Сон второй, в котором Егор ищет ответы на вопросы

Он оказался все в том же огромном светлом коридоре перед дверьми в залы с файлами.

«Так, — уже с юмором подумал он, — начальное меню игры: вход, выход, продолжение сохраненной сессии». Теперь, зная куда идти, он смело открыл дверь хранилища. Предстояло разобраться с системой хранения и найти файл дочери. Но где это всё искать?

Егор отправился по длинным проходам между рядами столов, и они казались ему нескончаемыми. Он не видел конца, противоположной стены, ограничивающей помещение.

«Не может же этот проход быть бесконечным – засомневался Кочергин, — или всё-таки может? Тогда я его не пройду до конца. Тут должна быть какая-то система — невозможно управлять хаосом».

Он остановился возле первого попавшегося стола, открыл папку на экране монитора, запустил файл. Опять чья-то жизнь, на этот раз женщины, средние века, Италия. Он это понял по развалинам Колизея, по одеждам, в которые были одеты римляне.

«Тут должна быть система!».

Кочергин закрыл этот файл, прошел к другому проходу, открыл еще один. Это был уже двадцатый век – летали самолеты, ездили машины. «Ага, уже близко. Где-то в этом ряду двадцать первый. Сначала найду наше время, а потом файлы с русскими».

Он довольно долго перебирался от одного стола к другому, открывая и закрывая огромное количество файлов. От этого разнообразия жизней уже рябило в глазах, они начинали слезиться, но сразу, того что нужно он не нашел.

Не пройдя до конца этот бесконечный ряд, Егор решил перейти к следующему, идущему параллельно, затем еще к одному. Он уже устал от длительно хождения, устали не только глаза — ноги ломило, хотелось пить. И всё же, совсем отчаявшись, Кочергин, наконец, нашел то, что нужно.

Да, это был тот ряд, который он искал среди таких же бесконечно длинных одинаковых рядов столов с мониторами. Он открыл файл и увидел Москву, свое время.

«Вот оно, наконец! Чуть с ума не сошел!».

Вдруг его посетила мысль — если он когда-нибудь вернется сюда — придется опять искать всё заново, делать всё сначала. Он пошарил по карманам. В свое первое посещение хранилища Егор был в майке и джинсах, а теперь был в том самом костюме, в котором работал в офисе: брюках, в пиджаке с галстуком. Только было одно отличие. Его костюм стал ослепительно белым, как у какого-нибудь бразильского магната, или известного западного киноактера, идущего по красным дорожкам Каннского фестиваля.

К сожалению, в этом прекрасном белоснежном костюме ничего не было: ни телефона, ни платка, ни денег, ничего из того, чем можно было бы пометить свое пребывания здесь, у этих столов. Только в углу кармана пиджака Егор нащупал тонкую палочку, оказавшуюся зубочисткой и положил её на пол возле нужного стола.

«Если здесь никто не убирает, она останется лежать до моего следующего перемещения».

Открыв несколько файлов наугад, Егор вдруг увидел группу врачей — у всех маски почти до глаз. Они о чем-то разговаривали, и Кочергин невольно прислушался.

— Сколько он пробыл в коме? — спросил один из врачей с очками на глазах. Он, немного сутулясь, стоял возле столика с хирургическим инструментарием.

Женский голос невидимой сотрудницы громко ответил:

— Три с половиной часа.

— Немного. Надо, пожалуй, увеличить время. Принесите все записи энцефалограммы мозга, мне надо их посмотреть. Особенно меня интересуют реакции на болевые раздражители.

— Я их принесу после обеда, — обладательница женского голоса так и не появлялась на экране.

— Пусть отдохнет пару дней, а потом продолжим, – медик в очках повернулся спиной и наклонился над каким-то прибором. Но затем, глухо охнув, он стал оседать назад, заваливаясь на спину. К нему бросилось несколько врачей в зеленых халатах, и подхватили под руки.

Эти опыты, которые они проводили, Егору были неинтересны, ему хотелось отыскать файл с жизнью дочери, но пока ничего не получалось. Он закрыл предыдущий файл, начал просматривать другие. Их были тысячи, миллионы. К этому времени он и так уже устал, а продолжение поиска вскоре превратилось в мучительную пытку.

Кочергин опустился на пол, лег не него, чувствуя себя совершенно обессилевшим.

«Неужели ничего не найду? Но я должен!»

Глаза сами собой закрывались, веки тяжелели, и Егор боролся с собой столько — сколько мог. И всё же он уснул так и не найдя ответы на вопросы, которые его беспокоили.