9.

Лежа на кровати, Кочергин все ждал, когда придет спасительный сон. Но вместо сна у него, то ли от пережитого потрясения, то ли от испортившейся погоды разболелась голова.

Он услышал, как по окнам хлестнул дождь, хотя с утра было солнечно и синоптики не предупреждали об ухудшении атмосферных условий. Егор вспомнил, что на кухне была открыта форточка. Могла натечь вода, если он не поднимется и не закроет эту проклятую форточку.

Где-то далеко гулко грохнул гром.

«Надо встать, закрыть, а потом снова лягу».

Кочергин поднялся и пошел на кухню. Глянув в окно, он увидел, что на улице всё потемнело, струи воды текли по оконному стеклу и, действительно, часть этого бурного потока через окно попадала на кухню — небольшая лужица растеклась по столу, стоявшему возле самого окна, бежевая занавеска немного намокла.

Он с силой хлопнул форточкой.

Какое ему дело до дождя, луж на столе, намокшей занавески? Ему надо спасти дочь и ни о чем другом не думать! Между тем, что—то притягивало его там, за окном. Егор подошел к самому подоконнику и снова посмотрел на улицу. Дождь хлестал стеной — ровными упругими струями, почти закрывая от него улицу. Всё потемнело, словно дождливые облака закрыли солнце так же плотно, как в период солнечного затмения его закрывает луна.

«Как болит голова, просто разрывается! Надо вместо снотворного выпить таблетку от головной боли».

Таблетки лежали здесь же на кухне, в одном из подвесных ящиков. Егор хотел подойти к этому ящику, открыть его, но вдруг огромная слабость охватила все члены тела. Он едва опустился на стул и успел облокотиться на стол, прежде чем сознание его покинуло.

Сон третий, в котором Егор пытается спасти дочь

Вот он и снова оказался в этом зале — хранилище всей человеческой жизни. Очутившись здесь, Кочергин почувствовал огромное внутреннее облегчение – теперь-то уж он точно поможет своей дочери и найдет выход из трудной ситуации. Ему не приходило в голову, почему он видит один и тот же сон, ведь сны очень редко повторяются, он только мог предположить, что путешествие в хранилище вызвано особыми обстоятельствами. Раньше он не знал какими, а теперь знает.

Этим обстоятельством была ранняя, преждевременная смерть дочери.

«Где же тот стол, у которого я был прошлый раз? — подумал он. — Он должен быть где-то здесь».

Егор принялся ходить между рядами, внимательно глядя на пол, и довольно скоро обнаружил этот стол. Возле него на полу продолжала лежать оставленная им зубочистка. Начав отсчет с того самого места, на котором он остановился прошлый раз — с монитора, папок на рабочем столе, Егор принялся методично просматривать все файлы без исключения, переходя от одного стола к другому.

Это было трудно и тяжело, но делать ничего не оставалось. Опять, как и в прошлый раз, он через некоторое время почувствовал усталость, у него заслезились глаза от напряжения. Наконец, через пять или шесть столов он остановился перед очередным монитором, перед очередным набором папок с видеофайлами.

Жизнь Алины оказалась в пятьдесят третьем файле. Он её мгновенно узнал, увидел глазами Алины себя, жену Свету. Временная линейка показывала дату её рождения и дату смерти. Всё было точно — она умерла, когда ему было сорок четыре.

Не теряя времени, Егор провел ползунок почти до конца. Увидел дорогу, пешеходный переход, светофор. Он увидел свою спину, но дочь почему-то не узнала его. Потом началось движение, она обогнала всех, выбежала на «зебру», скрип тормозов, удар, мрак.

Егор вновь вернул изображение последнего мгновения её жизни, потом повторил снова и снова.

«Как же её спасти? Что сделать?».

Надо было как-то замедлить движение дочери к дороге, к переходу, к смерти. Как это сделать он не знал, но мучительная работа мысли не отпускала, будоражила душу и сердце. Он должен найти выход. Должен!

«Надо успокоиться, подумать, должны быть варианты».

Тут одна мысль внезапно, как вспышка, как озарение, пришла в его голову. Если гибельное движение дочери приостановить каким-то образом, то грузовик пронесется мимо, и она останется жива.

Егор обрадовался, и у него появилась надежда. Он снова запустил проигрывание файла, начал экспериментировать. В момент, когда Алина выходила на «зебру», Егор прижимал пальцем ползунок и пытался притормозить её движение. Однако вместе с движением прекращалось и проигрывание самого файла, словно он нажимал на кнопку «Стоп».

Кочергин сделал несколько бесполезных попыток, не давших никакого результата — ползунок продолжал неумолимо двигаться к финишу или безжизненно замирал, заморозив изображение.

Как же осуществить, то, что он задумал? Хороший вопрос!

Свинцовая тяжесть в ногах заставила Егора опуститься на пол и сесть, прислонившись спиной к ножке стола. Он сжал голову руками: «Думать, думать, думать!». Так он приказывал себе, но с отчаянием приговоренного к смерти сознавал, что ничего не может придумать. К тому же время, отведенное ему во сне — не безгранично, оно могло закончиться в любую минуту.

«Может, я неправильно делаю? — задал сам себе он вопрос. — Если представить, проигрыватель в виде простого медийного плеера, то, как в плеере, у него должна быть ускоренное и замедленное воспроизведение, должны быть и другие настройки».

Их следовало найти.

Он устало поднялся на ноги и пристально посмотрел на виртуальный экран. Никаких кнопок, каких-либо органов управления плеером, как и в первый раз, когда он только попал в этот зал, он не заметил. Но, присмотревшись, обнаружил, что края экрана проигрывателя меньше, чем края самого экрана монитора.

«Что если экран можно уменьшить, как в Windows?»

Подчиняясь скорее интуиции, чем разуму Кочергин прижал пальцем рамку экрана по диагонали и повел её, сужая границы, так как бы он сделал на сенсорном экране телефона. Экран проигрывателя, действительно, уменьшился. Егор сам еще не до конца понимал, зачем это нужно, но то, что он теперь мог манипулировать окнами с разными файлами, показалось ему хорошим началом.

Своими глазами Алина видела несколько человек, стоящих сбоку. Возможно, он мог бы повлиять на ход событий через них?

Егор выбрал молодого парня, разговаривающего по мобильнику и ткнул пальцем в его затылок. Как и следовало ожидать, он сразу стал смотреть на мир глазами этого парня, услышал его голос, будто говорил он сам. Молодой человек разговаривал с девушкой.

«Вечером придешь? — спрашивал молодой человек. — Потусуемся!»

Кочергин не услышал, что ему ответила девушка, да он и не желал этого знать — он посмотрел на временную шкалу и обнаружил, что парень проживет длинную жизнь, около восьмидесяти лет. Вот так бывает — его дочь едва достигнет десяти, а парень, стоявший с ней рядом, скончается стариком!

«Нет, все-таки в этом есть несправедливость!» — мысленно посетовал Егор.

Тем не менее, в первом файле он вернулся в жизнь дочери и затормозил её перед пешеходным переходом за несколько секунд до гибели. Второй файл с молодым человеком он поместил рядом, чтобы было удобнее отслеживать все передвижения.

Помедлив несколько секунд и что-то соображая, он отвел назад ползунки на равное время. Ему пришла в голову мысль синхронизировать изображение с экрана Алины и этого молодого человека и запустить его одновременно. Это он и проделал – Алина и парень начали всё видеть одинаково, как участники одного и того же события, только под разными углами зрения.

И вот перед Кочергиным заново встала вся картина дня: теплый, немного душный солнечный день, дорога, светофор, шум машин, голоса людей. Когда его девочка подошла к краю тротуара, он остановил её движение – картинка замерла, в это же самое время, молодой человек тоже подошел к краю тротуара, встав чуть поодаль. Егор затаил дыхание. Сейчас что-то должно произойти — или полностью остановиться проигрывание файла молодого человека, или его дочь тоже должна пойти и попасть на эту проклятую «зебру».

Он стоял и ждал, и казалось, напряжение, охватившее его, сейчас взорвет ему сердце.

Загорелся зеленый свет. И тут случилось то, чего никак не ожидал Кочергин — Алина осталась стоять перед пешеходным переходом, а из-за её спины внезапно выдвинулся и, обгоняя дочь, пошел какой-то человек. Но ведь это же был он, Егор Кочергин!

Глазами постороннего он следил за самим собой и увидел, как вылетевший на переход грузовик сбил его, тело отлетело, будто резиновый мячик, и он остался лежать на обочине, раскинув руки в стороны. Правая штанина, была вся розовой от пролившегося малинового йогурта.

«Ни фига себе!» — удивился он.

Такое продолжение стало для Кочергина полной неожиданностью. «Значит, тогда погибну я, — думал он в растерянности, — если остановить жизнь дочери всего на один миг — моя не затормозиться. Я пойду вместо неё».

Что ж, выбора не было — он или его дочь! Кто-то должен остаться один.

«Я должен её спасти и спасу, чего бы мне ни стоило!». Для него, Егора, здесь даже не было темы для обсуждения. Он уже пожил на белом свете, хотя, конечно, сорок четыре еще не тот срок, чтобы уходить, но… Его девочка, его дочь – она вообще ничего не знала о жизни. У неё всё должно только случиться: первая любовь, муж, дети, счастливая долгая жизнь.

Изображение замерло на его лежащем теле. Это он сам остановил воспроизведение.

С невольным трепетом, волнением, Егор коснулся фигуры человека, который был им, пока он был еще жив, до пешеходного перехода.

На мониторе открылся другой экранчик — на нем ничего не было, просто пустой и черный экран, но линейка жизни показывала именно его время рождения. Конец жизни приходился на сорок четвертый год.

«Что ж, так тому и быть, оставить все, как есть? Это не сон? Или сон? Сон, который повторяется наяву?». Он подумал, что если проснется, то… Вернее, он мог уже не проснуться, поскольку если погиб, то проснуться невозможно.