Он принялся фантазировать. Допустим, если скопировать один файл с жизнью какого-нибудь человека и прилепить его к другому или объединить с файлом другого. Жизнь Пушкина с жизнью Дантеса. Что получиться? Это будет человек с красивой внешностью француза и мозгом гения? Или монстр?
Пора было возвращаться назад. Ему хотелось посмотреть, что находится в других залах, за другими закрытыми дверьми.
Он вернулся к входу и вышел в общий коридор. В здании, как и прежде никого не было — пустынное великолепие холла давило своей безмолвностью.
Егор вошел в другую дверь и очутился в таком же зале, похожим на предыдущий как две капли воды — те же столы, компьютеры, виртуальные мониторы. Он подошел к одному из столов, прикоснулся к первой попавшейся папке, запустил проигрывание файла.
И опять началось воспроизведение жизни неизвестного ему человека — если судить по его речи, а говорил он исключительно на английском языке, жил этот человек в Англии или Америке. Посмотрев вниз, на временную шкалу, Кочергин увидел с одной стороны дату 1957 год, с другой стороны временная шкала имела конечное значение 2038. В одном месте шкалы жизни или, по аналогии с хиромантией, её можно было бы назвать линией жизни, Егору бросилась в глаза красная метка 12 июля 2021 года.
«Ага, — сказал Егор сам себе, — а он еще жив, еще не умер». В этом было отличие от того, что он видел раньше.
Протянув руку к ползунку, как это было с файлом Пушкина, Егор повел ползунок дальше, за красную метку и вдруг его прошибло — он видел будущее этого человека, узнал, что будет с ним, мог посмотреть, как и от чего он умрет.
У него захватило дух: «Ни фига себе!».
Словно в каком-нибудь фантастическом фильме он, почти что, владел машиной времени, только не мог сам попасть в выбранное время, не мог повлиять на ход событий.
То, что жизнь человека, попавшего ему на глаза, еще не умершего, вместе с тем имела конечную дату, говорило об одном: жизнь человеческая предопределена заранее, имеет начальную и финальную точку, она неизменна — никто ничего изменить не может.
Егор отошел чуть назад и вновь окинул взглядом зал. Это был зал настоящего и будущего. Его можно было так назвать. Тот, в котором он был раньше, следовало назвать залом прошлого.
Внезапно Кочергин подумал, что может таким же образом посмотреть и свою жизнь. А почему нет? Только как найти место, где лежит его файл, здесь, среди миллионов виртуальных экранов?
Эта задача показалась ему сложной, не под силу. В таких поисках можно было потратить всю жизнь и, по иронии судьбы, узнать свою конечную дату в минуты, когда, наконец, этот файл найдется.
Кочергин вернулся назад в коридор. Оставалось еще одна дверь, за которой скрывалось неисследованное помещение. Возможно, ответы можно было найти там.
Егор открыл её и вошел.
Он попал в огромный шар с прозрачным полом, при этом пол был похож на виртуальный прозрачный монитор, уже виденный им в других залах, только невообразимо большой. Молодой человек осмотрелся. Под ним, над ним, со всех сторон, купол шара был усеян небольшими экранами. Этих экранов было великое множество, миллиарды.
Кочергин вытянул руку по направлению одного из них и вдруг экран приблизился и повис перед ним на расстоянии вытянутой руки.
Это был все тот же Жуковский, только теперь на шакале его жизни, посредине, стояла красная метка, отмечая, что близкий друг поэта благополучно живет и здравствует. «Но это невозможно, он жил почти двести лет назад! – усомнился Егор, — бред какой-то!».
Осмотревшись вокруг и приблизив к себе экраны других людей, произвольно выбранные им, Егор увидел, что все эти люди из разных эпох, разных сословий, разных рас и языков были живы. Жизнь их была на разных отрезках — у кого-то в начале, у кого-то посредине, у кого-то завершалась.
В одном месте он увидел картину, поразившую его.
Перед ним была жизнь крестьянина в древнем Египте. Иловые поля, крокодилы, жестокие воины фараона. Кочергин случайно попал в тот момент, когда этого крестьянина зажевал крокодил. Он слышал его предсмертные крики, перед глазами стояли те же картины, которые видел и этот крестьянин. Он видел и чувствовал то же самое, что и бедный землепашец, кроме, пожалуй, боли от острых зубов крокодила.
Едва крестьянин издал предсмертный вздох и его глаза закрылись — изображение на экране тоже померкло и сделалось черным, как пустота вселенной. Егор уже хотел закрыть этот файл и открыть другой, внезапно экран снова зажегся и отсчет жизни этого древнего египтянина начался с нуля. Он начал жить снова, родившись, открыв глаза в окружении своих близких — отца и матери.
«Да это… это параллельные жизни, — подумал Егор, — как параллельные миры из фантастических сериалов». Он смотрел такие и ему нравились «Звездный десант», «За гранью», «Портал времени».
Оказывается, жизнь не закачивались на определенной кем-то дате, вернее она заканчивалась, но тут же начинались вновь. Люди вновь и вновь проживали её, как в бесконечной мыльной опере. Тот же Пушкин был обречен снова и снова выходить на дуэль и получать пулю в живот. Это был бесконечный «День сурка», устроенный по воле... По воле кого?
«Кто же все это создал, кому всё принадлежит?». Ответ на это вопрос, наверное, где-то можно найти. Только где?
Кочергин подумал, что кто-то должен был создать всё это, кто-то должен управлять этим запутанным гигантским процессом — создавать новые жизни, заканчивать старые, заносить всё в базы данных. Здесь должна работать целая команда биоайтишников.
«Вот как устроена жизнь! — удивленно подумал Егор. — Она не прекращается, она запрограммирована и в ней ничего нельзя изменить».
И только у него в мозгу созрела эта мысль, как он внезапно проснулся, словно некое высшее существо хотело, чтобы он самостоятельно пришел к такому выводу, а едва услышав его, немедленно вернуло Кочергина к действительности.