Слегка перекусив и насытившись, Анна Сергеевна с поднявшимся настроением принялась сводить баланс на прошлый год, рассчитывать возможную прибыль от оставшихся в запасе направлений. Надо было впаривать лохам-туристам всякие там Дубаи, Канары и Доминиканы. А как это сделать в нынешнем кризисе? Как задурить им мозги, чтобы клиенты, забыв о хлебе насущном, тратили последние бабки на эти поездки?

«Может сначала поднять цены процентов на десять-пятнадцать, а потом скинуть на десять? С нового года и так цены приподняли, вот и получится, что я останусь с наваром, — прикидывала она, — а что, сейчас все так делают!»

Анна Сергеевна вспомнила, как недавно зашла в обувной магазин и увидела ценники на коллекцию уходящего зимнего сезона. Меховые полусапожки, которые нравились ей, еще осенью подорожали до десяти тысяч, но сейчас на них обозначили скидку в пятьдесят процентов. Пять тысяч тоже было дорого для обуви, которая совсем недавно стоила две-три тысячи, но народ велся на такие уловки. И чем она хуже?

«Надо поднять цены. Подниму и подержу до половины февраля!» — решила она.

Однако вместе с напряженными прикидками Анна Сергеевна вдруг почувствовала в организме некий дискомфорт. Она не понимала, что хочет её дурацкий организм — то жрать хотел, теперь вот это.

Сначала она ощутила легкую тошноту, какая частенько бывала у неё после переедания — всем известно, что после сорока у большинства женщин возникают проблемы с желчным пузырем. Но затем она почувствовала бурление в животе — газы рвались наружу, как тигры из клетки.

Анна Сергеевна с испугом кинула взгляд на Машу. Та была занята своими делами и не обращала на хозяйку никакого внимания.

— Я отойду в туалет! — прошелестела Анна Сергеевна, — присмотри тут, если кто подойдет.

— Идите, идите, Анна Сергеевна! — безмятежно заявила Маша и в её голосе Анне Сергеевне послышались хамские нотки. «Смеется, паразитка! Ну я ей припомню!»

Владелица турфирмы стараясь не терять достоинства, но все же довольно быстро встала со стола и двинулась в отхожее место, которое находилось в бизнес-здании на втором этаже. К своему ужасу она обнаружила, что каждый шаг дается с трудом. Жидкости тела неудержимо рвались наружу. Она краснела и бледнела, в голове метались испуганные мысли: «Вот блин! Не дойду ведь, не дойду!»

Она шла потихоньку. И хотя подлое тело настоятельно требовало нестись стремглав к унитазу, Анна Сергеевна понимала, что это было бы большой, непростительной ошибкой. С большим трудом она всё-таки добралась до нужника и закрылась там, чувствуя, как внутри разливается истомное блаженство освобождения от враждебных масс.

Через какое-то мгновение она почувствовала себя полностью здоровой, но не сразу поднялась со спасительного места. Тело совершало еще несколько позывных движений, исторгая продукт работы организма, и это приковало её на некоторое время к фаянсовому стулу. «Неужели Машка оказалась права? Этот Ахмед впарил мне несвежую пиццу и меня пронесло. Вот паршивец! — уже неспешно думала она, — хотя в пицце не было мяса. Интересно, от сыра может быть такой тарарам?»

Получить диарею от сырной пиццы показалось ей сомнительной идеей. Но ведь она кроме пиццы с утра ничего не ела. Это факт! «Может, Женька как-нибудь устроил эту хрень?» — закралась в голову невероятная мысль. Но зачем мужу надо было устраивать такое? Скорее это Маша могла.

И все же. А что если муж? «Глупости! От поноса еще никто не умирал, зачем ему это? Или любовница надоумила? Они все сейчас такие — эти молодые стервы: хитрые, коварные, жадные, особенно до чужого добра. Небось талдычит ему, что надо прибрать её турбизнес к рукам! Вот твари!»

Анна Сергеевна, злясь и негодуя на неведомого противника, еще побыла в туалете недолгое время, но отделаться от коварного недуга так запросто не удалось — в продолжении дня ей пришлось еще несколько раз посещать известное заведение.

Вырулив на шоссе, Евгений Дмитриевич легко вписался в поток машин — сделать это оказалось нетрудно по причине зимы и недавних новогодних праздников. Техники ехало на удивление мало. Дорога была сухой, только в нескольких местах на солнце тонким стеклом блестела наледь. «А у меня зимняя резина!» — с удовлетворением подумал хирург, хотя резину он поменял еще осенью в автомастерской, где обслуживался постоянно.

У него был знакомый механик автосервиса откуда-то из Украины, которого звали Николай. Это был человек со смазанным возрастом, которому можно было дать и тридцать лет, и сорок, и пятьдесят. И лицо у него было такое же смазанное, почти никакое, как стертая медная монета, утратившая во время обращения обозначение номинала. Увидев его в первый раз, Евгений Дмитриевич подумал, что этот человек вряд ли окажется хорошим мастером — без номинала никто ценности не представляет. Никто и ничто. Но он, ошибся и Николай оказался вполне сносным механиком. По крайней мере, разбирался в «Вольво».

У него были чёрные длинные волосы, которые он обычно скрывал под головным убором — летом это была кепка, зимой вязаная шапочка. Еще Николай был обладателем длинного носа с горбинкой, длинного подбородка, и, конечно, украинского акцента.

Успешный владелец «Вольво» звал его в шутку Микола, чтобы показать, что ничего не имеет против жителей Украины, пусть даже они и перестали считать себя братьями кому-то, кого Евгений Дмитриевич никогда не знал. У него самого братьев не было, так, по крайней мере, он считал. Если, конечно, его папаша в молодости, не пошалил где-нибудь на стороне. Микола слыл человеком неторопливым, основательным и это обстоятельство весьма импонировало хирургу эстетической медицины, который не любил поспешных и поверхностных людей.

Евгений Дмитриевич включил радио и попал на частоту одной из станций, повторяющей песни, прозвучавшие в эфире на Новый год. Опять известные поп-певцы пели шлягеры, старые и не очень, опять веселыми голосами поздравляли всех жильцов страны, желали счастья и добра.

«А бабок как не было, так и не будет!» — равнодушно отметил Евгений Дмитриевич, которого вопрос денег, совсем не мучил. Но его уже всё достало в этой дурной, никчемной, смешной стране, вызывающей только желчные комментарии у здравомыслящих людей. И он не случайно про себя называл всё население не жителями, а жильцами. Жители сами устанавливают порядки, сами обустраивают свой дом, а жильцы — известно дело, временные постояльцы. Сегодня здесь, а завтра там. Жильцы, в сущности, арендаторы, которым незачем вкладываться во временное жилище. Они как кочевники. Только куда будут кочевать сто сорок миллионов?

«Свалить бы куда-нибудь, — размечтался Евгений Дмитриевич, — в теплые края. В Испанию или Марокко. Хотя нет, у арабов жарко! Оставлю свою Анну здесь, но и Милку с собой тоже не возьму — нечего этой провинциальной дурёхе там делать. И вообще, баб надо менять раз в три года, как машину, пока позволяет здоровье и капитал. Во, как я сформулировал!»

Он похвалил сам себя, довольный собою и сегодняшним днем. По радио между тем известный певец пел рефрен: «А ты просто девочка-лето! Ты просто девочка-краса!»

«Вот точно, — обрадовался, сам не зная чему, Евгений Дмитриевич, — Милку оставлю, а там найду девочку-лето».

«Вольво» вдруг слега занесло на ровном месте. «Странно, гололеда, вроде, не было!» Он проехал еще и почувствовал, что руль с опозданием отзывается на его движения, как словно бы тяге что-то мешало. Машину вело то вправо, то влево. «Может что-то с электрикой? – подумал он озабоченно, поскольку не любил неисправность вещей, тем более, такой важной вещи для их семьи, как изделие зарубежного автопрома. – Надо будет заскочить к Миколе».

Он ехал еще какое-то время, прислушиваясь к «Вольво», как привык это делать по своей медицинской привычке, когда прислушивался к пациенту, но железяка, словно почувствовала тревогу хозяина, вела себя безукоризненно. Его мысли вернулись к Миле.

Она была медсестрой в их частной лечебнице и у них возник самый что ни на есть банальный служебный роман. Девочка была из провинции, но с амбициями, которые заключались в том, чтобы найти состоятельного мужика. Она сразу положила глаз на Евгения Дмитриевича, и сама завлекла его в пустой кабинет еще летом, во время бурных празднований годовщины открытия их больницы с немецким названием: «Фрау Циммерман».

Кстати, почему фрау Циммерман — никто не ведал. Наверное, этим названием собственник отдавал должное известной только ему женщине: то ли матери, то ли любовнице. Впрочем, фамилию истинного бенефициара их медучреждения тоже никто не знал, как никто не знал владельцев крупных столичных аэропортов или других не менее крупных объектов. В последнее время стало модно хранить инкогнито.

Тут «Вольво» опять повело вправо и Евгений Дмитриевич, чтобы не въехать в бок идущей в соседнем ряду «КИА», нажал на тормоз, попытался вписаться между двумя иномарками правого ряда. Едущий следом за «КИА» водитель «Рено» деликатно притормозил, словно почувствовав затруднения Евгения Дмитриевича, но пластического хирурга такая деликатность не сильно спасла. К своему удивлению, он почувствовал, что не может выправить руль — его всё тащило и тащило вправо. Вот он уже оказался в крайне правом ряду. Вот влетел на тротуар. Мелькнул бетонный столб и он, ударившись об него боком, нырнул капотом в подземный переход.

Раздался финальный треск — это подушка безопасности рванула из-под ног, жестко придавив его к креслу и припечатав физиономию со всей дурной силой, словно чья-то могучая рука схватила за шею и ударила лицом об стенку.

Спустя некоторое время, с переломами двух ребер и небольшим сотрясением мозга, Евгения Дмитриевича извлекли из салона и доставили в районную больницу по месту проживания. Туда же позднее привезли и Анну Сергеевну, которая никак не могла справиться с агрессивной диареей, изводившей её с самого утра. Офис пришлось оставить под ответственность Маши.