—Мне тоже, — констатирует женщина. — Вас как зовут?

— Александр Павлович.

— А меня Инга.

Седеющие брови Александра Павловича удивленно вздымаются вверх, он давно не слышал этого имени.

— Что не ожидали? — женщина смеётся. — Инга, Инга, звучит, словно дикая собака Динго.

— Наверное, — неопределенно отвечает Александр Павлович, не читавший книгу Фрермана.

—Успокойтесь, я пошутила! Меня зовут просто Мария.

— Опять шутите?

— На этот раз нет.

Мария допивает стакан виски и просит еще. Александр Павлович делает то же самое. Его неожиданно занял этот разговор, будто он, наконец, нашел верное средство для того, чтобы скоротать время.

— А вы знаете, — говорит она и в глазах её — серых, золотистых, черных, вспыхивают шутливые искорки, — а вы знаете, что у вас греческий профиль?

— У меня? — поражается Александр Павлович, не подозревавший о таких достоинствах своего лица.

— Конечно!

Неожиданно, она протягивает руку, берет его за нос и поворачивает профилем к себе. Голова Александра Павловича, словно это голова пластиковой куклы, безвольно подчиняется руке Марии.

— Вот, — замечает она, и в её голосе просыпается неподдельный интерес, будто до этого она только придумывала, а сейчас нашла подтверждение своим фантазиям, — профиль у вас точно греческий, прямой, как будто по линейке. А может римский… Я всегда путалась между ними. А вы не знаете в чем разница?

— Разница? Между кем?

Александр Павлович, под размягчающим действием виски потерял способность логически мыслить и не улавливал нить рассуждений Марии.

— Между кем, вы говорили?

— Между греческим и римским профилем, Палыч. Кстати, можно, я буду звать вас Палычем? Это как-то по-домашнему. Звучит уютно.

Александр Павлович неуверенно пожимает плечами.

— Зовите! Если вам так нравится…

— Именно. Нравится! Ну как, тебе уже не так скучно?

Он вдруг отмечает про себя, что она перешла на «ты». Что же, ожидаемый переход. «Она аферистка! — убежденно решает Александр Павлович. — С чего это подходить ко мне, когда здесь много других мужчин, молодых, симпатичных, богатых?» Он косится на спящий ряд джентльменов и леди, путешествующих бизнес-классом.

Мария перехватывает его взгляд.

— Да, — вздыхает она, — они всем хороши, но спят. С ними одна скука, не то, что нам с тобой. Верно, Палыч?

— Да…

Палыч замечает, что третий стакан виски очень быстро опустел и просит еще один.

— А, ты, Палыч, выпивоха! — улыбается она, — никак любитель приложиться? Или здесь пошел в отрыв без мамочки?

— Ну, почему? — Александр Павлович делает значительное лицо, пытаясь убедить собеседницу, что он один, а если и с женой, то никак от неё не зависит. Скорее она от него.

— Что почему? Сбежал он мамочки? Признавайся, признавайся!

Мария так же неожиданно, как прошлый раз, протягивает руку, но теперь уже не к носу Александра Павловича, а к его шевелюре и смело треплет жидкие седые волосы на темени мужчины.

«У меня же там ничего нет, — с ужасом думает Александр Павлович, — три волоска, да и те испуганы расческой. Вырвет, ведь последние! Хотя, — он поглядел размягченным взглядом на Машу и увидел в её кофейных, изумрудных, жемчужных глазах вспыхивающие искры, — хотя ей можно. Пусть трогает, сколько хочет!»

— Нет, — бормочет он, — ни от кого я не сбегал.

— А, знаешь, что? — вдруг сказала она, — пойдем вниз, там, у стюардесс должна остаться заначка.

— Какая заначка?

— Ну, виски, водка, ром. Всё, что осталось после ужина.

— А, разве можно?

— Палыч, не тупи! Нам можно, мы же не спим.

Они расплатились с барменом и Палыч, влекомый за руку Марией, поспешно спустился вниз по крутой лестнице. Женщина куда-то торопится, но Александру Павловичу невдомек куда, и зачем. Впереди еще полночи.

Это приключение целиком захватывает его, он забывает об унынии, своей мнимой или кажущейся депрессии, и ему уже представляется, что ничего интереснее в этой пресной жизни он никогда не переживал. Ему тоже вдруг захотелось уйти в отрыв, затусить с загадочной и прекрасной незнакомкой Машей, как в молодости, когда он встречался и проводил вечера с новыми девушками. А потом вспоминать прошедшее со смехом и удовольствием.

— Это здесь, — между тем произносит вполголоса Мария, когда они оказываются на кухне воздушного лайнера. Кухня собственно только называлась так. На самом деле — это отсек похожий на стеллажи с задвинутыми ящичками.

Женщина деловито принимается рыться в них, поочередно выдвигая каждый из ящиков.

— Ну что же ты, помогай! — требует она, и Александр Павлович безропотно подчиняется, тоже начинает выдвигать и задвигать ящички.

В одном из таких контейнеров она натыкается на начатую бутылку водки, а он на пару пакетов с апельсиновым соком.

— Не видел лед? — интересуется она, ухватив бутылку водки одной рукой, а второй, продолжая двигать ящики.

— Нет.

— Ладно, и так сгодится!

Она берет свободной рукой несколько пластиковых стаканов и идёт вглубь салона, туда, где в полумраке, в свете скудного ночного освещения едва виднеются стройные ряды кресел, головы спящих беспокойным сном пассажиров, где дремлют дежурные стюардессы. Эта картина напоминает Александру Павловичу зал кинотеатра, в котором крутят скучный фильм и зрители, за неимением других вариантов, сочли за лучшее прикорнуть до конца сеанса.

Сразу у входа оказываются два пустых кресла.

— Повезло! — вполголоса произносит она и располагается у окна.

Александр Павлович неловко опускается рядом и вдруг именно здесь, в темноте, он осмеливается притянуть к себе Машу. Он целует её в губы. Маша вырывается.

— Ах ты проказник! — говорит она вроде строго, но Александр Павлович не чувствует в её голосе серьезности. Более того, он видит её смеющиеся губы, нефритовые и янтарные глаза, сверкающие особым блеском в тусклом свете дежурного освещения.

— Разливай, Палыч, разливать — это мужское дело!

Она подставляет стаканчик, и Александр Павлович наливает водку, потом сок. То же самое, он проделывает и со своим стаканчиком, поставив его на откидной столик.

— За встречу! — по-простому говорит она и чокается с ним. Пластик не издаёт никаких звуков.

Они выпивают и после этого Маша, неожиданно сильно взяв его голову своими руками, притягивает к себе и целует так, что у Александра Павловича перехватывает дыхание. — Вот как надо! — сообщает она, — вот как надо целоваться!

—Это зачем, почему? — с недоумением спрашивает он, — ты же…

— Не парься, Палыч! Так захотелось. Мы с тобой на одной волне. Давай по новой!

Александр Павлович подчиняется. Он тянется за бутылкой водки, наливает, добавляет сок. В этот момент он ощущает себя по-настоящему смелым, раскованным, дерзким. Ему хочется вскочить и заорать дурным голосом на весь салон. А потом посмотреть, что из этого получится. Ему хочется врубить музыку на полную громкость, какой-нибудь рэп или техно, и запрыгать с Машей в расслабляющем ритме. Хочется огней, звуков, красок, таких, как на карнавале в Рио, хотя он там и не был, только смотрел по телевизору.

— Ты кем работаешь, — вдруг спрашивает Маша, — там, в Москве?

— Я? В страховой компании, взыскиваю дебиторскую задолженность. А ты?

— А я зубной врач. Дергаю зубки деткам. Как, прикольно?

— По-моему, нормально.

— Да ладно! Признайся, не ожидал?

— Нет! — отчего-то кривит душой Александр Павлович, хотя ему, на самом деле все равно где и кем она работает. Главное ведь не это, главное настроение, волна.

— Я тебя не утомила расспросами?

— Нет, — опять отвечает он, и на этот раз не лжет. — Спрашивай, о чем хочешь!

— Не буду! Нельзя знать всё. В недоказанности есть своя тайна. Прелесть тайны. Не находишь? Так, ты будешь кто? Стареющий мужчина, Палыч, работающий в страховой компании. Мужчина со своими проблемами, комплексами. Да и я…

Она замолкает, точно собираясь с мыслями, но мизинцем пододвигает ему свой стаканчик и Александр Павлович вынужден повторить процедуру. Сначала водка, потом сок. Он чувствует, что сильно опьянел. «Зачем я так нажрался? — приходят панические мысли. — Если моя Инна Анатольевна проснется — настучит по лысине».

Мария пьёт молча. Она вдруг сделалась молчаливой, и он не понимает в чем дело — то ли запас бодрости иссяк, то ли волна, поднявшая их на гребень, как двух удачливых серфингистов, вдруг сошла на нет, и они оказались на берегу, с теперь уже не нужными досками для серфинга.

Она берёт его за левую руку — он уже не боится её касаний. Мария поворачивает запястье и смотрит на часы, поблескивающие золотистым блеском на руке Александра Павловича.

— Боже мой! — удивляется Маша, — осталось два часа лету. Сейчас свет зажгут. Всё, Палыч, спасибо за компанию, я побежала.

— А… — он порывается что-то сказать, но женщина угадывает его мысли.

— Телефон, адрес? Перестань, Палыч. Мы замечательно провели время. Только и всего!

Она выходит. Её колени касаются его коленок, и ему хочется продолжить безумство — схватить её ноги, прижаться к ним лицом, и целовать, целовать... Но ничего этого он не делает, Александр Павлович сидит будто окаменев.

«Что со мной? — ужасается он, — неужели влюбился? Но я её не знаю. Я даже не видел её при свете дня!.. Черт! Мне тоже надо возвращаться».

Александр Павлович тяжело встаёт, чувствуя себя так, будто груз прожитых лет одномоментно навалился на него и теперь тянет вниз, точно якорь, тормозящий свободное движение корабля. А ведь он и есть корабль, когда-то резвый, быстроходный, а теперь сбавивший обороты винта.

Да, жизнь…

Он расстроенно вздыхает, отправляется к своему месту. Там ничего не меняется. Жена — Инна Анатольевна, поменяв позу, тихо спит на другом боку. Экран монитора переднего кресла, который он оставил включенным, теперь потух, олицетворяя собой закончившегося для него приключение. Но, как ни странно, скука к нему не вернулась. Его захватили воспоминания.