— Марш! — крикнул ведущий и оглушительно громыхнул хлопушкой, обдав всех разноцветным конфетти.

Парни в мешках поскакали как молодые кенгуру, высоко подпрыгивая, толкаясь локтями и глухо стуча ногами по полу.

«Стадо баранов, ей богу! — пронеслось в голове Худородова, — стар я уже для таких игр».

Он тяжело вздохнул и поскакал за остальными, догоняя мелькавшие впереди спины. Худородов прыгал и чувствовал, как его живот, точно емкость, заполненная жидкостью под завязку и привязанная к поясу, с каждым скачком тяжело взлетает и падает вниз.

«Не допрыгаю! — подумал он с обреченностью. — Нет, надо! Ещё немного, еще чуть-чуть!»

На память пришли слова известной песни о последнем бое. «Ведь умрешь здесь, и никто не вспомнит! Надо будет Лоре рассказать, чем пришлось жертвовать, лишь бы остаться в фирме». Лора была его женой, с которой он прожил без малого двадцать лет, и которая постоянного его пилила по поводу удачного трудоустройства их знакомых и неудачного его, Худородова. Потерять в таких условиях работу для Артема Викторовича было равносильно самоубийству.

Пот заливал лоб, глаза. Ему казалось, что до финальной черты еще далеко, но, к его удивлению, почти достигнув финиша, которым оказался край танцпола, Артем Викторович оказался на первом месте. Молодые сотрудники из других отделов настолько увлеклись толканием друг друга, что невольно превратили простой бег в мешках в один из видов то ли поло, то ли футбола, то ли бега по азимуту. Короче говоря, они отклонились от маршрута и компактным табунком поскакали куда-то вбок.

Болельщики заорали, засвистели, но было уже поздно. Так неожиданно для себя Артем Викторович вышел победителем.

Он едва переводил дух — грудь ходила ходуном, лицо покраснело, а лоб взмок от испарины.

«Теперь-то уж точно не уволят!» — лицо расплывалось в счастливой улыбке, а в это время ведущий, кривляясь и шутливо гримасничая, вручил ему главный приз — надувной шарик с эмблемой компании.

Смуглая эйчар уже ничего не обсуждала с Олесей Даниловной, она покончила с закусками и сосредоточенно ела принесенное девушкой-официантом блюдо с толстой, как подошва башмака отбивной.

«Второе разносят! — устало, но довольно констатировал Худородов. — Интересно, запомнила она меня или нет? Если не повезет с Олесей, так может эта слово замолвит?»

После праздников начальник отдела Олеся Даниловна повторно просматривала списки сотрудников на увольнение. Она уже отдала в кадры фамилии тех, кого видела за стенами компании, кто мог работать там по индивидуальному проекту. Конечно, все понимали, что никаких индивидуальных проектов за пределами фирмы ни у кого нет. Если бы они были – разве сидел бы кто-нибудь здесь, протирая стул? Однако так было принято говорить, что соблюсти неписаный офисный этикет.

Сейчас Олесю Даниловну потянуло просмотреть списки «смертников» заново. В числе других она увидела фамилию Худородова. Олеся Даниловна задумалась, отчего её и без того лошадиное лицо, казалось, вытянулось еще больше.

На корпоративном вечере Артем Викторович произвел хорошее впечатление. Она даже не ожидала от него такого — вышел на сцену, спел песню. Хорошо спел, без фальши. Что самое интересное, он угадал её любимого певца, а у певца самую любимую песню.

«Нет! — решила она, взяв со стола ручку. — Худородов еще пригодится. Как-никак опытный человек, а опыт, известное всем дело, нигде не пропьешь!» Олеся Даниловна вычеркнула Артема Викторовича из списков и не поленилась, сходила в отдел по работе с персоналом, оставила обновленный перечень на столе у Анны Егоровны.

Немного позднее, просматривая списки отделов по сотрудникам, которых предстояло сократить, смуглая Анна Егоровна дошла и до отдела продаж. При беглом взгляде на документ, ей показалось, что он слегка изменился и там чего-то недостает.

Она взяла предыдущий «расстрельный список» фамилий, лежащий рядом на столе, и сразу нашла причину своей заминки — уж что-что, а на память она не жаловалась. В новом списке отсутствовала фамилия Худородова, что было довольно странно.

«И с чего это Олеся вдруг стала его жаловать? — с удивлением подумала Анна Егоровна, — может они теперь любовники? Но когда?»

Она вдруг отложила список в сторону, и догадка тонкой морщинкой перерезала ей переносицу. Конечно! Как она не додумалась сразу? Они стали любовниками там, на корпоративе. Уединились в туалете и… Она читала о таких случаях.

Анна Егоровна представила эту картину: невнятный шум, глухой стук в стенку кабинки и у неё заблестели глаза, но потом она опомнилась. Нет, такие случаи надо пресекать! В корне! У них высокоморальный коллектив, а не распутники, шныряющие по общественным туалетам.

Главный эйчар взяла ручку, и внесла фамилию Худородова в злосчастный список. «Вот так! Справедливость восстановлена!» Она усмехнулась, вспомнив, как старый козел прыгал в мешке. «За ним скоро горшок придется выносить, а он все прыгает как молодой, да еще любовниц заводит, — подумала она с укоризной, — а Олеся Даниловна, тоже хороша! Старая дура!». До этого случая Анна Егоровна испытывала уважение к самому опытному продажнику, а сейчас… Тем не менее, появился хороший повод избавиться от таких как Худородов.

Зимний вечер наступал быстро, занавешивая синими сумерками офисные окна. Пора было домой.

Анна Егоровна разложила две стопки — в одну положила списки на подпись к генеральному директору, во вторую черновики, просмотренные и правленые ею.

Через несколько дней сотрудникам компании вручили уведомления о предстоящем сокращении. Уведомления вручили Паше и Виктору, вручили молодой кадровичке Юле, а вот Артема Викторовича беда обошла стороной. Все недоумевали, кроме Олеси Даниловны, которая считала, что именно благодаря ей Худородов остался на месте. Но больше всех удивлялась Анна Егоровна, помнившая, как своей рукой вписала его фамилию на увольнение. И всё же спросить напрямую у генерального она боялась.

В тот вечер, когда она ушла домой, её офис убирала таджичка, нанятая в целях экономии. Уборщица случайно махнула тряпкой, протирая стол, и вниз хаотично полетели листки из обеих стопок, рассыпались, перемешались. Уборщица не знала, как лежали эти бумаги, в какой стопке, в какой последовательности, и разложила их по своему разумению.

— Вот как надо уметь! — хвастался вечером Артем Викторович своей жене Лоре, — в наше время главное вовремя лизнуть. Угадал, что любит наше начальство и вот, я в теме! А молодежь-то этого не умеет. Еще не научилась.

— Да, молодец! — скривилась жена, она говорила нехотя, словно из неё слова вытягивали силой, — хоть не уволили, остался на прежнем месте. Но без повышения! Другие вон умеют устраиваться…

— Опять завела! Не понимаешь через что я прошел. Эх, ты! А… — он с досады махнул рукой и пошел на кухню. Там, тайком от жены, он пропустил пару рюмок водки, чтобы сгладить обиду, и чтобы душа успокоилась.