СВИДАНИЕ ПЕРВОЕ Мик

Облизываю шею своего любовника, нежно посасывая кадык, и он стонет мне в ухо. Хватаю его за бедра и толкаю на четвереньки, зачарованно наблюдая, как слабый свет лампы освещает золотистую кожу, влажную от пота. Провожу пальцами вдоль позвоночника по направлению к ягодицам и, обхватив каждую руками, раздвигаю их.

Его вход розовый и блестящий. Не могу устоять перед желанием наклониться и нежно лизнуть сморщенную плоть. Его стоны для меня словно награда, как и пряный первобытный вкус его тела на языке. Провожу носом меж ягодиц и массирую языком сфинктер, пока он не расслабляется. Проскальзываю чуть глубже. Мой партнер издает дикий, пронзительный крик, и я крепко сжимаю его бедра, зная, что оставлю синяки на этой гладкой коже, и наслаждаясь этим знанием.

Продолжаю свои ласки, пока его движения не становятся более настойчивыми, и он практически вжимается задницей в мое лицо. Дотянувшись, беру смазку и открываю крышку, жидкость льется на пальцы так, что вскоре уже обильно стекает по ним. Скользкие пальцы поблескивают на свету, когда я обвожу ореол его входа и он тоже начинает блестеть.

Смотрю на возлюбленного. Опустив голову, он тяжело дышит, пока я медленно открываю его. Подается на мои пальцы, вскрикивая, словно дикая птица, парящая в открытом небе. Прижимаюсь членом к маленькому тугому входу и дыхание перехватывает, толкаюсь внутрь, чувствуя, как он расслабляется вокруг меня и крепко сжимает.

Войдя до конца, я на секунду застываю, тяжело дыша. Он протестующе извивается, и я шлепаю его по заднице, чтобы заставить замереть, наслаждаясь тем, как на золотистой коже розовеет отпечаток моей ладони. Его стоны внезапно разрушают мой контроль, и я начинаю двигаться, не в силах остановиться. Воздух наполняется вздохами, стонами и эротичными шлепками плоти о плоть.

Пропускаю руку между его ног. Его член становится еще горячее и тверже, скользя в моей хватке, истекая предсеменем.

— Давай, — резко выдыхаю я, пот капает со лба. — Кончай.

Он повинуется с резким криком, а я врезаюсь в его тело, не в силах контролировать движения, его сбивчивые вздохи подстегивают меня, и я кончаю, пульсируя в нем горячим освобождением.

— Арчи, — выкрикиваю я и он поворачивает голову, глядя на меня своим нежным взглядом.

Я просыпаюсь от собственного крика с пульсирующим членом, горячим и липким.

— Арчи, — повторяю я шепотом в темноту. — Вот дерьмо!

Мгновение я лежу, тяжело дыша. Что, черт возьми, со мной не так? Мне только что приснился эротический сон о моем лучшем друге. Это точно не предвещает ничего хорошего. Как бы подчеркивая мои доводы, будильник звенит на всю комнату. Пришло время вести Арчи на свидание. Я стону, зарывшись головой в подушку.

Добираюсь до квартиры своего лучшего друга на метро, чтобы совладать с нервами и попытаться убедить себя, что это был всего лишь сон. Это ничего не значит.

Да люди постоянно фантазируют о своих друзьях, повторяю я себе. Ведь это не значит, что я хочу его трахнуть. Скорей всего, это означает, что разум дает мне какую-то нелепую подсказку, типа «хлеб заканчивается». К счастью, когда я выхожу из вагона, моему мозгу удается совладать с беспокойством.

Арчи — мой друг, и ничего больше.

Когда подъезжаю к его квартире, еще темно, но в окне второго этажа горит желтый огонек. Звоню в домофон и поднимаюсь по лестнице в предвкушении от нашей встречи, хотя мы виделись не далее, чем вчера. Однако недавний сон продолжает гулять по задворкам сознания, подобно белому шуму, несмотря на все мои надежды, что дневной свет заставит это наваждение исчезнуть.

Тихонько, чтобы не будить соседей, стучу в дверь, она распахивается, и в проеме появляется сияющее широкой улыбкой лицо моего лучшего друга.

— Я готов, — говорит он, бросаясь обратно в квартиру и оглядывается на меня, когда я прикрываю за собой дверь. — Я подходяще одет?

На нем узкие джинсы, белая футболка и серая толстовка. Как всегда великолепен. Тем не менее, я впервые рассматриваю эти полные губы, сверкающие глаза, длинные тонкие руки и сияющую кожу глазами потенциального любовника, а не лучшего друга.

— Надень шапку и шарф. Там холодно, — говорю я слишком резко, на что он, лишь моргнув, идет к шкафу. Мотаю головой и пока Арчи достает из шкафа ботинки, мрачно радуюсь возможности отвлечься от своих мыслей. — Только не эти, Арчи. Они, конечно, модные, но я прекрасно знаю, что ты не успеешь и ярда в них пройти, как заработаешь мозоли. Надень свои старые армейские ботинки. Они отлично подойдут.

Он наигранно надувает губы, но послушно запихивает модные ботинки обратно в шкаф, достает обувь поудобнее и начинает их зашнуровывать. Замечаю на нем странные носки, один в желто-синюю полоску, другой в черно-зеленую, и мне почему-то кажется, что это особенно мило и очень ему идет.

Обувшись, он натягивает оливково-зеленую парку, несколько раз обматывает шею длиннющим шарфом в красно-черную полоску и надевает на голову черную шапочку.

— Готово, — говорит он, сверкая глазами. — Куда мы едем?

Я смеюсь, радуясь, что нормальность возвращается, хотя это требуется только мне.

— Возможно, все не так уж и волнительно, но я пока буду держать это в секрете. — Я протягиваю ему руку. — Так что, идем?

Арчи слишком долго смотрит на мою протянутую ладонь, и чувствую, как улыбка начинает угасать. Словно почувствовав мою неуверенность, он хватает меня за руку и стискивает ее, пока я не расслабляюсь.

— Идем. Не могу дождаться «не волнительного» сюрприза, который ты запланировал.

Мы выходим на предрассветную улицу, и шагаем к метро. Стоит нам очутиться в вагоне, как он начинает строить сумасшедшие догадки о том, куда мы направляемся.

— Прекрати! — в конце концов, смеясь, молю я. — Мы не пойдем в цирк дрессировать морских львов, чтобы они съели Патрика.

Он морщит нос.

— Не могу поверить, что ты о таком даже не задумался. Уже спустя две минуты после знакомства с ним я спланировал четыре изощренных способа убить его.

Я откидываюсь на спинку сиденья.

— Он тебе никогда не нравился, да? Почему?

— Кроме очевидного? — усмехается Арчи. Я смотрю на него с любопытством, и, к моему удивлению, он краснеет. — Просто мне не казалось, что он достоин тебя, — тихо говорит он.

Я смеюсь, и Арчи стреляет в меня едва уловимым взглядом, такие его взгляды я называю «колибри». Мягкие и неуловимые, но очень внимательные.

— Думаю, я и сам не подарок, — признаю я. Он мотает головой.

— Я одновременно и рад, и удивлен, что ты не видишь себя таким, каким видят другие.

— Почему? — озадаченно спрашиваю я.

— Потому что, если бы ты смотрел на себя другими глазами, то выбирал бы кого-нибудь получше.

— И что в этом плохого? — немного уязвленно спрашиваю я, но потом вновь вспоминается упрек Патрика о том, что Арчи, возможно, испытывает ко мне чувства. — Патрик сказал ... — начинаю я запинаясь.

— Что сказал Патрик? — Арчи выглядит нервным, и я не могу понять, почему.

Я уже открываю рот, но в этот момент мы въезжаем на станцию метро, и мой комментарий теряется в гуле спешащих покинуть станцию людей.

Как только мы выходим, Арчи бросает на меня взгляд.

— Риджентс-Парк?

— И да, и нет, — улыбаюсь я. — Примроуз Хилл. Он сразу все понимает.

— Мы будем встречать восход солнца? Я киваю, и он ухмыляется.

— Просто потрясающе. Никогда этого не делал, — а после небольшой паузы добавляет: — Мы всегда говорили, что сделаем это вместе, помнишь?

— Помню. Я уже бывал тут раньше, очень давно. — Положив руку ему на поясницу, слегка подталкиваю, направляя в сторону улицы. — Дом приемной семьи, в которой я жил, в нескольких милях отсюда, поэтому я часто ходил сюда пешком. Это великолепно, всегда хотел показать тебе.

— И никто в доме не обращал внимания на то, что ты бродишь по темным улицам один? — сердится Арчи, а я прижимаю его к себе.

— На улицах Лондона всегда многолюдно.

— И это отнюдь не всегда люди, с которыми хочется встретиться за чашечкой чая.

— Мне нравилось, что в это время вокруг были люди, — пожимаю я плечами.

— От этого я чувствовал себя не таким одиноким, — заканчиваю несколько неуверенно.

Никогда бы не признался в этом никому, кроме него. Но поскольку мой лучший друг знает обо мне всю подноготную, я не стесняюсь показать ему и эти печальные кусочки своей жизни, потому что он никогда не осудит и не станет использовать это против меня. Перед всеми остальными я предстаю невероятно скучным стоиком.

Как обычно, Арчи просто сжимает мою руку и обнимает за талию, положив голову мне на плечо.

— Не могу представить, чтобы Патрику это понравилось, — задумчиво произносит он. — Единственный способ заставить его подняться наверх — сказать, что там находится клуб с зеркальными стенами.

Меня необычайно веселит этот комментарий. Мы делаем небольшую остановку, чтобы выпить кофе в Costa, затем идем в парк и поднимаемся на холм по тропинке, которая круто ведет вверх и освещена туманным золотистым светом уличных фонарей, отчего ледяная корка под нашими ногами искрится и блестит. Я наслаждаюсь, вдыхая холодный воздух, и радуюсь возможности размять мышцы, да и Арчи, кажется, тоже. Он всегда любил ходить пешком. Больше всего в Арчи мне нравится то, что он точно знает, когда нужно говорить, а когда помолчать, и от этого каждая минута с ним еще приятнее.

Добравшись до вершины, мы останавливаемся перевести дыхание, а затем он потрясенно ахает и идет к краю дорожки.

— Боже, какая прелесть, да? — изумленно говорит Арчи.

Я подхожу к нему и смотрю. Небо глубокого насыщенного синего цвета с тонкой алеющей полосой по горизонту. А под ним раскинулся Лондон, словно подсвеченный яркими, красочными ночными огнями ковер-самолет. Но все остальное скрыто в темноте, а деревья — лишь голые черные силуэты.

Здесь, наверху, очень ветрено, и я обнимаю Арчи за плечи, чтобы согреться. На мне джинсы, серый джемпер и серое твидовое пальто, шапка и шарф, но это не спасает от холода, поэтому тепло его тела ощущается как рай.