— Правда? А как насчет близнецов? Паркера? Как насчет Карло? Их ты тоже просто возьмешь и вычеркнешь из своей жизни?

— Я никого не вычеркиваю, — прошипела я. — Я буду общаться с ними. Я просто не хочу больше общаться с тобой. Мы никогда не были друзьями, Роман, и больше я не вижу смысла притворяться, что это так.

Роман тяжело сглотнул.

— Так я тебе никогда не нравился. Даже как друг.

Глаза жгло — еще чуть-чуть, и заплачу. Из меня всегда была никудышная обманщица, но в данный момент я точно знала, что не могла поведать ему, что чувствовала на самом деле. Меня не покидало ощущение, что стоит мне признаться ему, и он незамедлительно разобьет мое сердце и швырнет осколки мне же в лицо, а потом поедет к Солэндж, и они вдвоем посмеются над моей глупостью и наивностью.

— Нет, — сказала я. Голос дрогнул, но Роман, кажется, не заметил. — Насколько я могу судить, ты всегда был человеком, так или иначе превращающим мою жизнь в ад на земле. Сложно перечислить все те гадости, которые ты мне сделал. Я даже на секунду представить не могу, что однажды прощу тебя.

«Лгунья! Ты лгунья!» — закричал мой внутренний голос.

«Заткнись!» — заорала я в ответ. Что внутренний голос может знать о настоящем положении дел?

— О. — Голос Романа был полностью лишен эмоций, но его грудь быстро вздымалась, будто ему не хватало воздуха в легких. — Спасибо, что прояснила для меня все. Не волнуйся, больше я тебя не побеспокою.

Я сжала губы, чтобы не зарыдать, а он положил цветы на порог.

— Делай с ними, что хочешь, — пробормотал он.

Он пошел прочь, но спустя несколько шагов остановился, развернулся и посмотрел на меня. Его глаза — обычно яркие и жизнерадостное — казались пустыми и безжизненными.

— Мне правда очень жаль, — добавил он. — Из-за всего.

Из моего горла вырвался громкий всхлип, и я быстро прижала кулак ко рту, но, похоже, он его не услышал, так как продолжил идти, пока не скрылся за углом.

Я наклонилась и дрожащими руками подобрала цветы. В груди ныло так сильно, что я едва могла дышать. Я никак не могла выкинуть из памяти выражение его лица. Когда он уходил, клянусь, ему было по-настоящему больно.

Или у меня разыгралось воображение.

Он наверняка прыгает от радости, что теперь ему можно не мириться с моим присутствием в его жизни. Хотя, о чем это я, он, скорее всего, уже на полпути в объятья Солэндж или какой-нибудь другой длинноногой красотки.

Закрыв дверь, я прислонилась к ней спиной и сползала вниз, пока не села на пол. Потом уткнулась подбородком в колени. Рыдания разорвали тишину гостевого домика.

Я все сделала правильно. Это был единственный способ уберечь свое сердце, и я им воспользовалась. У нас с Романом никогда ничего бы не получилось, даже если бы я тоже ему нравилась, — а это было не так. И вообще, если бы он что-то ко мне чувствовал, то уже триста раз мог бы дать это понять. Но нет, он молчал.

Я знала, что спасла себя от риска, что в будущем мне разобьют сердце.

Так почему же я чувствовала, словно оно и так рассыпалось на тысячу осколков?