стоят разные даты и нет твоего имени. Как только мы это сделали, ты можешь прятаться у всех на
виду, и никто не свяжет Джейн До, которую привезли в больницу, как тебя. Мы полностью
отсоединили тебя от той личности.
- А что на счет больничного персонала?
Кейден отвергает мой вопрос. – Тебя зарегистрировали под вымышленным именем. Мы
защищены.
Мои губы сжимаются. – Я все равно беспокоюсь. Что на счет мужчин, которые преследовали
меня? Не продолжат ли они расспрашивать вокруг?
- Я заплатил начальнику охраны дать мне знать, если кто-то будет задавать вопросы в больнице,
- отвечает Кейден, вероятно имея ответ на все.
- Те мужчины, которые преследовали меня будут знать, как я выгляжу, - я спорю.
- Они мертвы, - объявляет Кейден, не заморачиваясь с вступлением.
Потрясенная, я бледнею. – Что? Как? Когда?
- Детали не имеют значение, - утверждает он, его слова холодны, как лед. – Они бы убили тебя, если был бы шанс.
Я кидаю на него недоверчивый взгляд. – Они были людьми, которые возможно умерли из-за
меня.
- Что бы подразумевало, что Никколо – человек, - отвечает он, - и я уверяю тебя, он – не человек.
Идем дальше. В твоем паспорте будет фото. Мы собираемся взломать и заменить его, как только он
появится.
- Что с таким же успехом включает полицейский рапорт, - Маттео вставляет замечание. - Я
установлю сигнал уведомления. Я узнаю за минуту, когда что-нибудь изменится в полицейском
рапорте. В основном, затем ты будешь призраком.
Только если «затем» не про это. Я уже стала призраком до этого, стертая из существования, без
связи с прошлым, которое, боюсь, я никогда не вспомню. Никто, кто бы волновался обо мне, кто когда-
нибудь смог бы найти меня, и если они искали, они могли закончить смертью, как, боюсь, скоро
закончу я.
Глава Девять
Мои глаза встречаются с глазами Кейдена, и его взгляд сужается, говоря мне, что он прочитал
мою реакцию на слово призрак даже перед тем, как говорит: - Это хорошо. Ты понимаешь это, правда?
Я тут же злюсь на него, на себя, на все. – Как и те мужчины, ставшие мертвыми?
Он не реагирует на мои нападки, его выражение твердое, его глаза острые, но нечитаемые. –
Да, - сжато говорит он. – Как и те мужчины, ставшие мертвыми.
Я открываю свой рот, чтобы спросить он ли убил их, но вспыхнувшее воспоминание меня на
коленях, уставившаяся на тот пистолет, вспыхивает в моей голове и затыкает меня. Вдруг нуждаясь
выбраться из этого крошечного пространства, я вскакиваю с барного стула, глядя в лицо Маттео и в
профиль Кейдена, мои руки сдавливают бедра, таким образом пряча, как глупо они трясутся. – Где
ванная?
- Она за гостиной, - предлагает Маттео.
- Спасибо, - бормочу я, уже двигаясь совершить свой побег, но Кейден не позволяет это сделать.
Он хватает мою руку, поворачивая меня к себе лицом, его прикосновение – клеймо, которое я
и приветствую, и боюсь. – Я не делал это с тобой, - говорит он, доказывая, что понял мою злость и
вину, которую я даже не понимала, что установила до этого момента.
- Это не тот ответ, который я хочу, - говорю я, боясь, что он – убийца. Боясь, что и я тоже.
- Ты не задавала вопрос.
- Ты знаешь вопрос, несмотря на то, что я не спрашивала.
- Убил ли я тех мужчин? – он спрашивает.
- Да. Ты убил тех мужчин?
- Они напали на Адриэля, когда он пытался сбежать с места твоего нападения, и он
удостоверился, что он был последним стоящим человеком. Поэтому нет. Я не убивал их, но также мне
не жаль, что они мертвы. Они бы убили любого из нас в мгновение.
Это хороший ответ, как я бы хотела, считая, что люди мертвы и я – корень причины. – Можно
я, пожалуйста, пойду в ванную?
Мускулы его челюсти дергаются, говоря мне, что он хочет подтолкнуть меня к признанию, но
не делает. Он освобождает меня, и я не даю ему время передумать, стремясь к двери без оглядки. Входя
в гостиную, я делаю быстрый путь к лестнице, намереваясь добраться до спальни, где я буду свободна
шагать и возможно не отказать себе несколько раз побить матрас. Я уже нахожусь на верхней ступени,
когда думаю, что больше шансов быть захваченной в комнате с кроватью, ведь Кейден непременно
последует за мной рано или поздно.
На всякий случай, я перехожу ко второй лестнице и смело поднимаюсь на второй этаж дома.
Как только я добираюсь верха, я с радостью замечаю на расстоянии окно на всю стену и дверь, ведущую к заднему дворику с крышей. Так или иначе, наблюдая за грозой в то время, как внутри меня
бушует ярость, - безусловно замечательно. Я тянусь к ручке серой деревянной двери и открываю ее, сжимаясь, когда звенит звоночек, предупреждая Кейдена, что я не в ванной комнате. Я не поворачиваю
назад. Мне нужна каждая секунда, которую я могу провести в одиночестве и подумать, без Кейдена, отвлекающего меня своим присутствием.
Я выхожу на бетонное патио, которое простирается до узкого домика, холодный влажный
воздух обрушивается на меня, дверь захлопывается за мной. Она закрывает меня снаружи, но с другой
стороны, я уже нахожусь снаружи. Дрожа, я складываю свои руки перед собой и иду к бетонной стене
по пояс, дождь и сероватая тень набрасывают великолепный вид на холмы и крышу. Зная, что у меня
есть только несколько минут побыть одной, я обдумываю ситуацию. Кажется очевидным, что моя
проблема – это контроль, или даже недостаток его. Я позволяю Кейдену диктовать все, что происходит
со мной, и, хотя я могла бы простить себя за это, пока мне было так больно, что не могла двигаться, я
так больше не могу. Время сделать решение, начиная с того, что случится дальше.
За мной звенит дверь, и уже мой небольшой кусочек свободы заканчивается. Сейчас я знаю, что он разрешал мне уединиться, чтобы просто переместить наш разговор в уединенное место. Я
поворачиваюсь к нему лицом, и пока по мне распространяется адреналин, такой желаемый мне
контроль отходит от него. – Я не искала способ убежать, если это то, что ты подумал, - я заявляю, пятясь назад, т.к. он подкрадывается ко мне, высокий и широкий, его удлиненные волосы выставляют
его красивые черты лица в жестких линиях.
Я ударяюсь об стену, когда он сдерживает дыхание, чтобы не дотронуться до меня, и это
ужасает меня, как сильно я хочу, чтобы он дотронулся до меня, как сильно я хочу героя, и во мне
вскипает гнев от моей слабости. – Если ты боялся, что я снова убегаю, - набрасываюсь я, - здесь не
было куда идти.
- Ты думала об этом?
- Ты не дал мне время ни о чем подумать.
- Ты не сказала, что тебе надо подумать. Ты сказала, что хочешь поговорить со мной. Поэтому
пошли внутрь, где тепло и поговорим.
- Мне нравится холод, - я заявляю, бросаясь от него в открытое пространство, и только когда
между нами остается несколько безопасных шагов, я поворачиваюсь к нему лицом, как и он ко мне.
- Прошлой ночью он тебе не нравился.
- Мне нравится он сейчас, - говорю я. – Мне он очень нравится. Он настоящий, когда не так
много настоящего есть.
Его глаза вспыхивают. – Почему я знаю, что это обо мне?
- Это обо всем, включая тебя. Это о тебе, чувствуя тебя знакомым, когда ты говоришь, что мы
не знакомы. И я верю, что я – Элла, но меня нет в паспортной системе. Сейчас я – Рей Элеана. Она
ненастоящая, однако она – это я.
- Имя не характеризует тебя. Мы говорили об этом.
- Имя – это часть личности, которую я потеряла. Кто-то просто стер мои отпечатки, и я исчезла.
– С моих губ вырывается смех, злой, почти истерический. – Возможно, это была я. Как это жестоко, когда я бы что-нибудь сделала, чтобы вернуть себя назад прямо сейчас? Итак, видишь, мне нужен
холод. Дождь. Мне нужны вещи, которые подаются определению. Которые настоящие.
Его глаза вспыхивают, и до того, как я поняла, что он двигается, я врезаюсь ему в грудь, пальцы
одной руки запутаны в моих волосах, другая рука прижимает меня к нему. – Как это, по-настоящему?
– шепчет он, его рот требует мой, его язык проскальзывает мимо моих зуб в глубоком ударе, который
я чувствую каждой своей частью тела. С моих губ вырывается стон, и в этот момент я и ненавижу его, и страстно желаю его. Он тоже это знает, углубляя поцелуй, его язык делает медленный
соблазнительный танец с моим языком. Я хочу бороться. Я хочу его оттолкнуть, и чем больше я не
могу, тем злее я становлюсь. Он просто продолжает меня злить. Продолжая ласкать меня своим
соблазнительным языком, продолжая заставлять меня хотеть большего. И когда он отрывает свой рот
от моего, он мягко заявляет: - Это было настоящим. Я настоящий. И ты не одна.
- Пока я не вернусь. Маттео только что дал тебе свободу.
Он наклоняет меня к перекладине, одна рука сжимается на моей голове, его нога устраивается
между моими. – И ты думаешь, что это значит?
- Я… Ты уходишь.
- Я уходил до той минуты, когда ты открыла свои глаза и посмотрела на меня в том переулке; я
просто еще не знал это. Поэтому, если ты думаешь, что это сделал я с тобой, дорогая, ты ошибаешься.
Я едва начал.
Неожиданно, но он и есть мой герой, и это означает, что мои инстинкты довериться ему были
правильными. Это также означает, что я должна довериться своим инстинктам по поводу той коробки
и того пистолета. – Мне надо залечь на дно. Если ты можешь занять мне деньги…
- Нет. Ты остаешься со мной. Я защищу тебя.
- А кто собирается защищать тебя?
- Дорогая, у меня девять жизней, и я только использовал четыре. – Он соединяет наши пальцы.
– Пошли со мной – Он начинает идти.
Я упираюсь своими каблуками. – Нет. Нет. Остановись. Пожалуйста.
Он поворачивается ко мне, его руки обхватывают мои. – Ты дрожишь. Пошли внутрь.
Он прав. Я дрожу. – Не потому что я замерзла. Я не могу здесь оставаться. Есть вещи…
- Ты можешь, и ты остаешься. Тема закрыта.
Команда в его голосе ударяет по нерву в какой-то глубокой темной части меня, и мне это не
нравится. – Ты защищаешь меня или держишь заложницей?
Его глаза сжимаются, в их глубинах желтые крапинки тепла. – Я не тот человек, который
причинил тебе боль. Я тот, кто, черт возьми, держит тебя живой, а я не могу это делать, если ты не со