стоят разные даты и нет твоего имени. Как только мы это сделали, ты можешь прятаться у всех на

виду, и никто не свяжет Джейн До, которую привезли в больницу, как тебя. Мы полностью

отсоединили тебя от той личности.

- А что на счет больничного персонала?

Кейден отвергает мой вопрос. – Тебя зарегистрировали под вымышленным именем. Мы

защищены.

Мои губы сжимаются. – Я все равно беспокоюсь. Что на счет мужчин, которые преследовали

меня? Не продолжат ли они расспрашивать вокруг?

- Я заплатил начальнику охраны дать мне знать, если кто-то будет задавать вопросы в больнице,

- отвечает Кейден, вероятно имея ответ на все.

- Те мужчины, которые преследовали меня будут знать, как я выгляжу, - я спорю.

- Они мертвы, - объявляет Кейден, не заморачиваясь с вступлением.

Потрясенная, я бледнею. – Что? Как? Когда?

- Детали не имеют значение, - утверждает он, его слова холодны, как лед. – Они бы убили тебя, если был бы шанс.

9.jpeg

Я кидаю на него недоверчивый взгляд. – Они были людьми, которые возможно умерли из-за

меня.

- Что бы подразумевало, что Никколо – человек, - отвечает он, - и я уверяю тебя, он – не человек.

Идем дальше. В твоем паспорте будет фото. Мы собираемся взломать и заменить его, как только он

появится.

- Что с таким же успехом включает полицейский рапорт, - Маттео вставляет замечание. - Я

установлю сигнал уведомления. Я узнаю за минуту, когда что-нибудь изменится в полицейском

рапорте. В основном, затем ты будешь призраком.

Только если «затем» не про это. Я уже стала призраком до этого, стертая из существования, без

связи с прошлым, которое, боюсь, я никогда не вспомню. Никто, кто бы волновался обо мне, кто когда-

нибудь смог бы найти меня, и если они искали, они могли закончить смертью, как, боюсь, скоро

закончу я.

Глава Девять

Мои глаза встречаются с глазами Кейдена, и его взгляд сужается, говоря мне, что он прочитал

мою реакцию на слово призрак даже перед тем, как говорит: - Это хорошо. Ты понимаешь это, правда?

Я тут же злюсь на него, на себя, на все. – Как и те мужчины, ставшие мертвыми?

Он не реагирует на мои нападки, его выражение твердое, его глаза острые, но нечитаемые. –

Да, - сжато говорит он. – Как и те мужчины, ставшие мертвыми.

Я открываю свой рот, чтобы спросить он ли убил их, но вспыхнувшее воспоминание меня на

коленях, уставившаяся на тот пистолет, вспыхивает в моей голове и затыкает меня. Вдруг нуждаясь

выбраться из этого крошечного пространства, я вскакиваю с барного стула, глядя в лицо Маттео и в

профиль Кейдена, мои руки сдавливают бедра, таким образом пряча, как глупо они трясутся. – Где

ванная?

- Она за гостиной, - предлагает Маттео.

- Спасибо, - бормочу я, уже двигаясь совершить свой побег, но Кейден не позволяет это сделать.

Он хватает мою руку, поворачивая меня к себе лицом, его прикосновение – клеймо, которое я

и приветствую, и боюсь. – Я не делал это с тобой, - говорит он, доказывая, что понял мою злость и

вину, которую я даже не понимала, что установила до этого момента.

- Это не тот ответ, который я хочу, - говорю я, боясь, что он – убийца. Боясь, что и я тоже.

- Ты не задавала вопрос.

- Ты знаешь вопрос, несмотря на то, что я не спрашивала.

- Убил ли я тех мужчин? – он спрашивает.

- Да. Ты убил тех мужчин?

- Они напали на Адриэля, когда он пытался сбежать с места твоего нападения, и он

удостоверился, что он был последним стоящим человеком. Поэтому нет. Я не убивал их, но также мне

не жаль, что они мертвы. Они бы убили любого из нас в мгновение.

Это хороший ответ, как я бы хотела, считая, что люди мертвы и я – корень причины. – Можно

я, пожалуйста, пойду в ванную?

Мускулы его челюсти дергаются, говоря мне, что он хочет подтолкнуть меня к признанию, но

не делает. Он освобождает меня, и я не даю ему время передумать, стремясь к двери без оглядки. Входя

в гостиную, я делаю быстрый путь к лестнице, намереваясь добраться до спальни, где я буду свободна

шагать и возможно не отказать себе несколько раз побить матрас. Я уже нахожусь на верхней ступени,

когда думаю, что больше шансов быть захваченной в комнате с кроватью, ведь Кейден непременно

последует за мной рано или поздно.

На всякий случай, я перехожу ко второй лестнице и смело поднимаюсь на второй этаж дома.

Как только я добираюсь верха, я с радостью замечаю на расстоянии окно на всю стену и дверь, ведущую к заднему дворику с крышей. Так или иначе, наблюдая за грозой в то время, как внутри меня

бушует ярость, - безусловно замечательно. Я тянусь к ручке серой деревянной двери и открываю ее, сжимаясь, когда звенит звоночек, предупреждая Кейдена, что я не в ванной комнате. Я не поворачиваю

назад. Мне нужна каждая секунда, которую я могу провести в одиночестве и подумать, без Кейдена, отвлекающего меня своим присутствием.

Я выхожу на бетонное патио, которое простирается до узкого домика, холодный влажный

воздух обрушивается на меня, дверь захлопывается за мной. Она закрывает меня снаружи, но с другой

стороны, я уже нахожусь снаружи. Дрожа, я складываю свои руки перед собой и иду к бетонной стене

по пояс, дождь и сероватая тень набрасывают великолепный вид на холмы и крышу. Зная, что у меня

есть только несколько минут побыть одной, я обдумываю ситуацию. Кажется очевидным, что моя

проблема – это контроль, или даже недостаток его. Я позволяю Кейдену диктовать все, что происходит

со мной, и, хотя я могла бы простить себя за это, пока мне было так больно, что не могла двигаться, я

так больше не могу. Время сделать решение, начиная с того, что случится дальше.

За мной звенит дверь, и уже мой небольшой кусочек свободы заканчивается. Сейчас я знаю, что он разрешал мне уединиться, чтобы просто переместить наш разговор в уединенное место. Я

поворачиваюсь к нему лицом, и пока по мне распространяется адреналин, такой желаемый мне

контроль отходит от него. – Я не искала способ убежать, если это то, что ты подумал, - я заявляю, пятясь назад, т.к. он подкрадывается ко мне, высокий и широкий, его удлиненные волосы выставляют

его красивые черты лица в жестких линиях.

Я ударяюсь об стену, когда он сдерживает дыхание, чтобы не дотронуться до меня, и это

ужасает меня, как сильно я хочу, чтобы он дотронулся до меня, как сильно я хочу героя, и во мне

вскипает гнев от моей слабости. – Если ты боялся, что я снова убегаю, - набрасываюсь я, - здесь не

было куда идти.

- Ты думала об этом?

- Ты не дал мне время ни о чем подумать.

- Ты не сказала, что тебе надо подумать. Ты сказала, что хочешь поговорить со мной. Поэтому

пошли внутрь, где тепло и поговорим.

- Мне нравится холод, - я заявляю, бросаясь от него в открытое пространство, и только когда

между нами остается несколько безопасных шагов, я поворачиваюсь к нему лицом, как и он ко мне.

- Прошлой ночью он тебе не нравился.

- Мне нравится он сейчас, - говорю я. – Мне он очень нравится. Он настоящий, когда не так

много настоящего есть.

Его глаза вспыхивают. – Почему я знаю, что это обо мне?

- Это обо всем, включая тебя. Это о тебе, чувствуя тебя знакомым, когда ты говоришь, что мы

не знакомы. И я верю, что я – Элла, но меня нет в паспортной системе. Сейчас я – Рей Элеана. Она

ненастоящая, однако она – это я.

- Имя не характеризует тебя. Мы говорили об этом.

- Имя – это часть личности, которую я потеряла. Кто-то просто стер мои отпечатки, и я исчезла.

– С моих губ вырывается смех, злой, почти истерический. – Возможно, это была я. Как это жестоко, когда я бы что-нибудь сделала, чтобы вернуть себя назад прямо сейчас? Итак, видишь, мне нужен

холод. Дождь. Мне нужны вещи, которые подаются определению. Которые настоящие.

Его глаза вспыхивают, и до того, как я поняла, что он двигается, я врезаюсь ему в грудь, пальцы

одной руки запутаны в моих волосах, другая рука прижимает меня к нему. – Как это, по-настоящему?

– шепчет он, его рот требует мой, его язык проскальзывает мимо моих зуб в глубоком ударе, который

я чувствую каждой своей частью тела. С моих губ вырывается стон, и в этот момент я и ненавижу его, и страстно желаю его. Он тоже это знает, углубляя поцелуй, его язык делает медленный

соблазнительный танец с моим языком. Я хочу бороться. Я хочу его оттолкнуть, и чем больше я не

могу, тем злее я становлюсь. Он просто продолжает меня злить. Продолжая ласкать меня своим

соблазнительным языком, продолжая заставлять меня хотеть большего. И когда он отрывает свой рот

от моего, он мягко заявляет: - Это было настоящим. Я настоящий. И ты не одна.

- Пока я не вернусь. Маттео только что дал тебе свободу.

Он наклоняет меня к перекладине, одна рука сжимается на моей голове, его нога устраивается

между моими. – И ты думаешь, что это значит?

- Я… Ты уходишь.

- Я уходил до той минуты, когда ты открыла свои глаза и посмотрела на меня в том переулке; я

просто еще не знал это. Поэтому, если ты думаешь, что это сделал я с тобой, дорогая, ты ошибаешься.

Я едва начал.

Неожиданно, но он и есть мой герой, и это означает, что мои инстинкты довериться ему были

правильными. Это также означает, что я должна довериться своим инстинктам по поводу той коробки

и того пистолета. – Мне надо залечь на дно. Если ты можешь занять мне деньги…

- Нет. Ты остаешься со мной. Я защищу тебя.

- А кто собирается защищать тебя?

- Дорогая, у меня девять жизней, и я только использовал четыре. – Он соединяет наши пальцы.

– Пошли со мной – Он начинает идти.

Я упираюсь своими каблуками. – Нет. Нет. Остановись. Пожалуйста.

Он поворачивается ко мне, его руки обхватывают мои. – Ты дрожишь. Пошли внутрь.

Он прав. Я дрожу. – Не потому что я замерзла. Я не могу здесь оставаться. Есть вещи…

- Ты можешь, и ты остаешься. Тема закрыта.

Команда в его голосе ударяет по нерву в какой-то глубокой темной части меня, и мне это не

нравится. – Ты защищаешь меня или держишь заложницей?

Его глаза сжимаются, в их глубинах желтые крапинки тепла. – Я не тот человек, который

причинил тебе боль. Я тот, кто, черт возьми, держит тебя живой, а я не могу это делать, если ты не со