в обморок. Потому что, почему я бы не захотела потерять сознание, пока нахожусь в кровати с
мужчиной с самым жарким качеством из списка, особенно после разделенного обжигающего
страстного поцелуя? Любопытствуя о том, где он, я пытаюсь перевернуться только, чтобы понять, что
на моей талии лежит что-то тяжелое.
- Ты наконец проснулась.
От звука глубокого, сексуального голоса Кейдена, я переворачиваюсь лицом к нему, мой взгляд
сталкивается с его в тот же момент, как я понимаю, что не только я раздетая, но и он тоже. О, Боже.
Может, я не уснула. – Пожалуйста, скажи мне, что у нас не был секс, а то я не помню.
- Если бы у нас был секс, дорогая, я обещаю тебе, я бы обеспечил, чтобы ты запомнила. – Его
рука лежит на моем бедре, на одеяле, но я, ох как понимаю, что я полностью голая под ним. – И на мне
нет трусов.
- О. Я думаю, я была очень занята заметить свою наготу и… твою грудь. – Я надавливаю рукой
на лицо. – Мне надо перестать говорить. – Он смеется, и я подглядываю через пальцы. – Пожалуйста, скажи мне, что я сама разделась.
- Ты не могла даже поднять свою собственную руку после того, как Натан дал тебе
обезболивающее.
Моя рука падает с лица, и я широко открываю рот. – Ты раздел меня?
- Ты была мокрая и холодная, и я не смог бы постирать и высушить твою одежду с тобой, одетую в нее.
- Ты раздел меня.
- Да, - подтверждает он. – Я раздел тебя, и да, я знал каждую секунду, насколько ты была голая
в тот момент, как и я прямо сейчас. – Он избавляет меня от ответа. – Как ты себя чувствуешь?
Я натягиваю на себя одеяло. – Чувствую?
- Твоя голова, дорогая. Тебе больно?
- О. Я… - Мои брови сдвигаются, и я забываю о своем раздетом состоянии. – Вау. Нет. Не
больно. Это удивительно. Это замечательно. Что за таблетки твой доктор-друг дал мне?
- Его имя Натан, - отвечает он. – И когда мы сразу добрались прошлой ночью он дал тебе
обезболивающее и успокаивающее. Около четырех часов назад, он проверил тебя и дал тебе
противовоспалительное, он с уверенностью предполагал, что ты проснешься с хорошим
самочувствием. Очевидно оно сработало.
- Подожди. Он вернулся и дал мне другое лекарство, а я об этом не знала?
- Ты не знала, потому что ты до сих пор была под сильным успокоительным, и это была хорошая
идея. Чтобы ввести тебе лекарство, пока ты не проснулась.
- Он дал мне лекарство, когда я была голая. Сколько людей видели меня такой?
- Только я.
В его голосе присутствует тяжелое собственническое качество, и я вдруг сильно понимаю, на
сколько мы близки. Как близко находятся наши рты, и я сейчас официально думаю о нашем поцелуи.
Я решаю, что мне надо поменять тему. – Сколько я проспала?
- Двенадцать часов, - говорит он.
- И до сих пор идет дождь?
- Должно быть он не прекратиться до завтра.
Я решаю, что дождь такой же бесконечный, как и моя потеря памяти. – И мы в доме твоего
друга-хакера?
- Дом Маттео. Верно.
- Он тот, кто пытается выяснить, кто я, используя мое имя?
- Да, и он до сих пор работает над этим. – Он делает паузу. – Нам надо поговорить, Элла.
Мои глаза округляются. – О нет. Он нашел что-то плохое.
- Я не интересовался, что Маттео нашел или не нашел прямо сейчас. Кто он?
- Что?
- Прямо перед тем, как ты упала в обморок прошлой ночью, ты посмотрела на меня и сказала:
«Пожалуйста, не будь им». Кто он, и что он сделал тебе?
Воспоминание о том мужчине обрушивается на меня с изображением меня, привязанной к той
кровати, и я пытаюсь повернуться на спину. Нога Кейдена опускается на мою ногу, удерживая меня
на месте. – Кто он?
- Я была под лекарствами, Кейден.
- Поэтому ты не помнишь, что сказала мне? И перед тем, как ты ответишь, уточню. Мне не
нравятся секреты.
- Я знаю, что у тебя есть секреты, поэтому не делай мне выговор. Я не ребенок. Я не твоя
собственность. Это моя жизнь.
- Которая стала моей.
- Это прошлое.
- Оно сталкивается с настоящим, - противоречит он. – Кто он?
- Я не помню.
- Ты помнишь что-то или ты не скажешь это мне.
- Я сказала тебе, это лекарство говорило.
- Это твое воспоминание говорило.
- Отлично, - говорю я. – У меня было яркое воспоминание о прошлом.
- И он присутствовал там?
- Да.
- Поэтому мы возвращаемся к первоначальному вопросу. Кто он?
- Я правда не знаю.
Его глаза вспыхивают недовольством. – Ты не знаешь или ты не собираешься говорить мне?
- Я не знаю.
Его губы сжимаются, его выражение ужесточается. – Ты боишься его.
- Да, - шепчу я. – Я боюсь его.
Он изучает меня, его челюсть твердеет, секунды тикают, пока он не говорит: - Я не он.
Я хочу сказать ему, что я знаю, но не могу высказать слова.
- Я спас тебе жизнь, - напоминает он мне. – Я защищаю и помогаю тебе.
Сейчас я могу это сказать. – Я знаю.
- Ты не знаешь, и это проблема для нас обоих. – Он отводит от меня взгляд, длинная прядь его
светло-коричневых волос дразнит его лоб.
- Это не проблема, - говорю я поспешно, и не желая того, я разве что не призналась, что он прав.
Я не знаю. Я открываю свой рот, чтобы объяснить. – Я имею в виду…
Он ударяет острым взглядом по мне. – Я знаю, что ты имеешь в виду, и это определенно
проблема. – А затем он пропускает свои пальцы в мои волосы, притягивая меня ближе, его дыхание
дразнит мои губы, когда он добавляет: - Проблема, которую я планирую решить.
- Я могу объяснить, - говорю я, ненавидя злость, исходящую от него, в меня, но его рот уже
накрывает мой, язык прорывается через мои зубы, шелковистая ласка, от которой морщатся мои соски, и моя плоть сжимается. Но мне надо поговорить с ним, и моя рука упирается в его грудь, его кожа
горячая, или может это потому что мне очень жарко, вспыхнувшая от этого мужчины. И снова, я хочу
оттолкнуть его, но не могу. Я не отталкиваю. Я не уверена, что правда хочу это сделать. Мой стон
говорит, что я не хочу, и я сдаюсь в том, как сильно я хочу этого мужчину, погружаясь в поцелуй, пробуя его на вкус, теряясь в нем.
Он переворачивает меня на спину, тяжелый, восхитительный вес половины его тела сверху
меня, его нога накрывает мою, его живот давится на мой. Твердый толчок его возбуждения
прижимается к моей плоти. Мои руки находят его плечи, держась за них, не отталкивая, когда одна из
его рук спускает одеяло, обнажая мою грудь. Я выгибаюсь от прикосновения, и он поддразнивает мой
сосок, кусает мои губы, и снова меня целует, но его злость не уходит. Я пробую ее на вкус, я чувствую, как она дрожит в нем, во мне, и я хочу заставить ее уйти, но вместо этого он отрывает свои губы от
моих, глядя на меня, наше дыхание заполняет небольшое пространство между нами.
- Я на вкус такой же, как он? – требует он, его голос резкий, взволнованный.
- Что? – я вздыхаю. Набатный колокол взрывается в моей голове. – Откуда ты знаешь, что я
целовалась с ним?
- Мы оба знаем, что ты делала намного больше, чем целовалась с ним, дорогая, и этот поцелуй
был, чтобы удостовериться, когда ты вспомнишь его, ты узнаешь разницу между ним и мной. – Он
откатывается, садясь на край кровати, поворачиваясь ко мне спиной, его плечи сжались от напряжения.
Я сажусь и натягиваю одеяло на свою грудь. – Кейден…
- Не сейчас, - говорит он, вставая и пропуская свою руку через волосы, когда уходит, исчезая в
дверном проеме, которая, я полагаю, ведет в ванную.
Потрясенная, я смотрю ему вслед, не уверенная, что думать или чувствовать. Мы оба знаем, что ты делала намного больше, чем целовалась с ним. Я не знаю, и ему не следует. Если он – не с ним, или я могла это рассказать в своем сне под действием лекарства. И если я рассказала, что я сказала?
Даст ли мне это ключ, чтобы выяснить его личность или мою? Я должна выяснить.
Я поднимаю одеяло и съеживаюсь от напоминания, что я голая, краснея от мысли, что он раздел
меня, которая абсолютно глупая. Моя грудь только что была в руке мужчины. Я замечаю брошенное
покрывало, лежащее на сером кресле у окна, но я не достану его, если не пойду за ним в чем мать
родила, что не было выходом в моем разговоре с Кейденом. А нам надо поговорить. Решая, что есть
только единственный способ сделать это, я делаю глубокий вдох и решаю пойти за ним.
Откидывая одеяло, я бросаюсь к креслу, хватаю покрывало, и заворачиваюсь в него, выпуская
вздох облегчения, когда мое задание закончено до возвращения Кейдена. Душ включается, и я кусаю
свои губы в мысли, что его плавки не на нем, и он тоже голый, очаровательно голый, что я не так давно
наблюдала. В свете этого предположения, и очевидного открытого приглашения, что не является про
разговор, я колеблюсь в своем стремлении, но решаю, что ситуация может быть в мою пользу, если я
смогу сопротивляться искушению оказаться мокрой и в его власти. Мне нужны ответы, и пока он в
ловушке и не способен запереть меня – это самое лучшее время их получить.
Не давая себе времени струсить, я бросаюсь вперед и захожу в великолепную полностью белую
ванную. Я делаю паузу в дверном проеме, огромная встроенная ванна слева от меня и двухместный
душ справа от меня, с прозрачными стеклянными панелями. У меня появляется сухость во рту от вида
удивительной, крепкой блин спины Кейдена, и следующего подтверждения, что я была права. Он
красивый и на его спине есть татуировка. Черепа, я думаю, и неожиданно, но черепа правда, правда
сексуальны.
- Ты пришла присоединиться ко мне или просто поглядеть на мою задницу? – спрашивает он, не поворачиваясь.
- Я думала, здесь будет занавеска или дымчатое стекло.
Он поворачивается лицом ко мне, и я вздыхаю, становясь к нему спиной. Он, в свою очередь, накрывает меня глубоким, хриплым смехом. – Я мог бы притащить тебя сюда c собой, и ты бы не
увидела меня.
Мое сердце прыгает от угрозы, что без сомнения он выполнит ее, и я разворачиваюсь, бросаясь
к нему, и давя своей спиной на дверь душа, чтобы держать ее в закрытом положении. – Что я сказала
о том мужчине, когда была под действием лекарств?
- Ни черта.
Я поворачиваюсь лицом к нему, забывая, что он восхитительно голый, пока, конечно, он стоит
передо мной восхитительно голый, но как-то я следую своему курсу. – Ты сказал, что мы оба знаем, что я делала намного больше, чем просто целовалась с ним.