Глава вторая На два месяца раньше

Приближалась буря, первая большая этой весной, и я ощущал ее приближение в напряжении вокруг меня, в неподвижности темных туч над головой. Я шел в толпе в Симэньдин. Сумерки, воздух в Тайпее был холодным. Три девушки прошли мимо, общаясь, бурля нервной энергией, глаза над их масками были яркими. Одна сжимала зонт цвета фуксии, его верхушка задела мой подбородок, когда я отошел с их пути.

Я оглянулся несколько раз, чтобы убедиться, что меня не преследуют. После пяти лет жизни практически на улицах в одиночку я привык оглядываться. Но Арун предупреждал нас, что его мама, доктор Натарай, была под наблюдением. Она не знала, кто следил за ней.

Я натянул ниже потрепанную голубую кепку, радуясь, что меня не преследуют. Рабочие начинали выходить из офисов, спешили к метро, чтобы добраться домой к семье или в рестораны и кафе к друзьям. Было еще слишком светло для неоновых вывесок, окна магазинов и бутиков казались не готовыми для толп модных подростков и ребят постарше, которые приходили туда, когда темнело. Торговцы на улицах раскладывали товары: украшения, кошельки, обувь, я видел, как двое с опаской поглядывали на небо. Один торговец принес разноцветные зонты со специальным покрытием против наших ядовитых дождей.

Я знал, что ночь будет шумной, все старались оставаться снаружи как можно дольше, пока не ударили ветер и дождь. Если бы не встреча с друзьями, я бы вернулся в свой самодельный дом на Янминьшань, читал, лазал по андернету или работал над чем-нибудь скверным с Линь И. Арун созвал на экстренное собрание, и он бы не поступил так без серьезной причины.

Серебряный лимузин ехал по узкой улице, вычурный и неуместный. Не нужно быть гением, чтобы понять, что какие-то ю-подростки получили разрешения папочек поехать среди масс в один из эксклюзивных клубов или ресторанов, где регулировался воздух, они были открыты только для богатых клиентов.

Прижав подбородок к воротнику черной джинсовой куртки, я оскалился, проходя мимо лимузина. Изнутри машины пульсировала музыка, сильный ритм баса. На окнах было видно рекламу лимузина, красивая женщина в черном показывала роскошный салон машины, тонкие руки изящно двигались, она нажимала кнопки, и автомат наливал шампанское. Когда я проходил мимо заднего окна, стекло вдруг стало прозрачным, открывая сам салон с белыми сидениями и голубоватым светом. Ю-девушка постукивала по выступу у окна, сгибая пальцы, в другой руке был хрустальный бокал с жидкостью, что сияла розовым, пузырьки поднимались, как яркие звезды.

Лимузин остановился, пытаясь миновать давку людей, и я замер, глядя, как ю-девушка прижимается к окну. Она была в серебряном платье, украшенном хрусталем, верх подчеркивал ее полную грудь. Хотя черты ее были азиатскими, ее тонкие волосы были алыми, как ее помада. Она подняла бокал, глядя на меня. Другая девушка обхватила плечи рыжеволосой, хихикая. Их вид был нереальным, я словно смотрел еще одну рекламу в окне лимузина. Они оживленно склонили головы, смеясь. Им было не больше шестнадцати на вид.

Прохожие указывали, и я слышал их жалобы на фоне: богатые бесполезные ю-девчонки уже были пьяными. Лимузин не должен был стоять на улице, они могли подняться в небо и избежать пробки. Воздушные машины были роскошью даже среди ультрабогачей, они могли летать над людьми, прибывать на вечеринку раньше, чем были допиты коктейли. Девушки хотели быть в толпе. Они хотели внимания.

— Прочь отсюда! — закричал старик и ударил по шине лимузина. Серебряный лимузин поехал вперед, вырываясь из пробки. Девушки внутри завопили. Я видел, как они раскрыли рты, как пошатнулись от резкого движения машины. Рыжеволосая прижалась губами к окну, оставила на чистом стекле след своего рта. Она подмигнула мне, я не успел отреагировать, окно помутнело, и на нем появилась реклама лимузина.

Я поднял кулак, готовый ударить по стеклу с силой, чтобы испугать девчонку, чтобы она вышла из приятного состояния. Но лимузин умчался вперед и застрял у светофора на красном свете.

Забудь. Не в этот раз.

— Э! — мужчина, что бил шину лимузина, прервал мои мысли. — Она хотела сделать тебя своей игрушкой.

Он рассмеялся, летела слюна. Я был рад, что стоял в стороне от него. Никто не знал, что можно было подхватить в эти дни. Скрюченный, с выпирающими вперед плечами, он выглядел как дедушка. Но ему было около сорока. Он был в лохмотьях, пошел ко мне, грозя пальцем, но тут закашлялся. Он согнулся, прижал ладони к бедрам, сотрясаясь от приступа. Минуту спустя кашель унялся, но он не выпрямлялся, хрипел и переводил дыхание.

Люди обходили его, вокруг нас словно был невидимый барьер. Я с тревогой сделал два шага в его сторону, подавляя свой страх получить его болезнь. Но он вскинул ладонь и посмотрел на меня проницательными черными глазами. Они слезились от сильного кашля.

— Если бы я был юн и хорош собой, как ты, я бы это сделал, — прохрипел он. — Хорошие деньги, хорошая еда, веселье.

Я рассмеялся. Недолго и без юмора.

— И слушаться ю-девчонку? Быть ей собачкой на поводке? Нет, спасибо, — я шагнул вперед, вытянув руку. — Дядя, я могу купить вам горячий напиток. Вам стоит сесть…

— Не подходи! — закричал он, его слова булькали от мокроты. — Глупый? Я заразен. Хочешь быть таким же? — он провел грязным рукавом по рту, ворча под нос, а потом сказал. — Просто быть идеалистом, когда ты молод и красив, парень.

Я развернулся и пошел прочь. Ему не нужна была моя помощь. И что я мог ему сделать, кроме покупки горячего чая? Ему нужно было в больницу, нужны были лекарства, как было и с моей мамой. Я проглотил горечь, горе вдруг оказалось резким, как свежая колотая рана. Я больше ничего не мог предложить, ведь сам этого не имел.

Еще один лимузин пронесся мимо, этот был наверху, за ним следовали три мускулистых мэй-парня на воздушных мопедах — телохранители или игрушки, а то и оба варианта сразу. Но они хотя бы не усиливали суету внизу.

— Реальность всегда разрушает идеалы, — кричал мужчина за моей спиной. — Подожди, сам увидишь.

Клерк в прихожей захудалого караоке не посмотрел на меня, когда я прошел. Место было построено в девяностые, когда караоке было популярным, а теперь это место было старым и потертым, как и автоматы, которые они еще использовали. Тусклый свет люстры едва освещал темное фойе, от старого ковра воняло жиром и плесенью.

— У меня встреча с друзьями, — сказал я.

Клерк вонзил окурок в пепельницу.

— Высокий филиппинец? — сказал он, не поднимая голову. — Красотка в пышной юбке?

Я кивнул, не зная, как он догадался, а потом понял, что в этом жалком месте было не так и много занятых комнат.

— Наверху, — сказал клерк. — Номер два-ноль-три, — он зажег еще одну сигарету, затянулся, а потом закашлялся, выдыхая дым, взгляд был прикован к старому телевизору на стойке перед ним. У этого телевизора нужно было крутить ручку, чтобы сменить канал, он был бы античным, если бы не был таким мерзким. У многих мэй в эти дни остались сплошные мерзкие вещи.

Перешагивая по две скрипящие ступеньки, я оказался у темно-коричневой двери с тусклыми медными цифрами 203 на ней, из-за нее доносились приглушенные ноты баллады Джея Чоу. Я стукнул и повернул липкую ручку, толкнул дверь раньше, чем получил ответ.

На меня посмотрели четыре пары глаз, я пришел последним, как обычно.

Доктор Натарай сидела в центре потертого черного дивана, его искусственная кожа была в давних пятнах. Арун был слева от нее, его ярко-оранжевые, обычно торчащие, волосы были деловито стянуты в хвост. Линь И сидела справа от Натарай, она была в зеленой футболке и белой пышной мини-юбке с яркими тюльпанами на ней. Виктор сидел в красном бархатном кресле рядом с Линь И, его длинные ноги были вытянуты перед ним, он был ленивый как кот. И такой же спокойный.

— Рад, что ты пришел к нам, Чжоу, — протяжно сказал он.

Увидев, что доктор Натарай отвернулась и шепчется с Аруном, я показал Виктору грубый жест, и он расширил глаза в притворном шоке, едва слышно смеясь.

Линь И вскинула бровь, поджала губы, прося меня вести себя прилично. Я очаровательно улыбнулся и закрыл за собой дверь. Айрис стояла за ней, и я вздрогнул.

— Блин, Айрис! — сказал я.

— Привет, Чжоу, — она была в черном, как и всегда, и спрятала шприц, что держала в руке в скрытый карман на бедре. Быстрый удар в руку сон-чар, и я бы упал за секунды.

— Привет, — сказал я. Она уже отошла, опустилась спокойно в другое кресло, забросила ноги на подлокотник, устроившись там. — Простите, опоздал, — я видел сходство между доктором Натарай и Аруном, у обоих были темно-карие глаза, высокие скулы и волевые подбородки. Но черные волнистые волосы доктора Натарай были с сединой.

Она подвинулась на диване и улыбнулась мне, похлопав по месту рядом с ней.

— Всего на пару минут, Чжоу. Мы еще не начали.

Я сел между ней и Линь И. Даже доктор Натарай звала меня только по фамилии. Я не называл свое имя, друзья и не просили. После стольких лет на улицах я получил нужную анонимность. Чжоу была довольно распространенной фамилией.

Доктор Натарай подвинула мне белую тарелку, где были идеальные треугольники самсы, поджаренные до золотистой корочки.

— Я сделала твои любимые, Чжоу. Возьми, — она тепло улыбнулась.

— Спасибо, тетя, — мы все звали маму Аруна тетей, она сама настояла на этом. Ни у кого из нас не было матери, и она с самого начала приняла нас в свой дом и сердце. Три года она слушала и давала советы, а еще всегда была готова обнять. Она звала нас на ужины домой к себе и Аруну, тогда мы ели домашнюю пищу. Но нас привлекали не ее вкусные сааг панир или алу гоби, а ощущение уюта, которое она предлагала нам.

Желудок уже урчал, я отложил три еще теплые самсы на бумажную тарелку и принялся поглощать их с волчьим аппетитом, а потом сказал: