Изменить стиль страницы

Изначальная. Еще Одна Изначальная. С горечью я сказала: «Почему Вы не можете просто оставить меня в покое?»

«Ты пришла ко мне, полукровка, неся свечку моей сводной сестры и преследуя подданных моего мужа. У меня нет причин оставлять тебя в покое. Напротив, у меня есть все основания убить тебя, прямо здесь где ты лежишь, и получить за это вознаграждение от моего Господина. — она сделала паузу. — Все причины, кроме одной.»

«И какая?» — спросила я, сражаясь с собственным голосом чтобы скрыть свой ужас. Она услышит его, она обязательно его услышит. Изначальные хороши в таких вещах. Они легенды — они практически боги — и они должны иметь порядочность, чтобы быть мертвыми или скрываться. Какого черта я вдруг сталкиваюсь с ними за каждым углом?

По крайней мере она не упомянула мою мать.

«Ты знаешь где моя дочь.»

Я закрыла свои глаза. Вот и все. Голос онемел, я сказала: «после того, как ты убьешь меня, отпусти Спайка. Он ничего тебе не сделал.»

«Отказываешься говорить мне?»

«Моя госпожа, вы больше и злее меня. Я это знаю. Но я не могу спасти своих детей вот так, я умру здесь, скажу я вам, что знаю или нет. — я вздохнула. — Иногда я могу быть трусом, но не сегодня. Если я собираюсь умереть, я не предам Луну, пока буду это делать.»

«Но я ведь ее мать. "

«Ты совсем на нее не похожа,» — я заставила себя расслабиться. Если я собираюсь умереть, я могу хотя бы притвориться, что делаю это с достоинством.

«Понимаю,» — сказала она после долгой паузы. Ее плащ зашуршал, когда она наклонилась ближе, и затем ее рука прижалась к моей щеке. Ее кожа была прохладной и гладкой, как ивовый лес. Моя головная боль исчезла при прикосновении, и я вздохнула внутренне. Ненавижу, когда злодеи дразнятся.

«Просто покончи с этим», - сказал я. Я почувствовала острые когти Спайка, когда он спрыгнул мне на грудь, все еще мурлыча. По крайней мере один из нас был счастлив.

«И я сделаю это», — она положила другую руку на мою щеку и наклонилась, чтобы поцеловать меня в лоб. Внезапно умереть с достоинством показалась не лучшей идеей. Я закричала.

Мне казалось, что я умираю. Хуже того, мне казалось, что я рождаюсь. Каждая мышца в моем теле была натянута, содрана и сделана по новой. Казалось, что это длится вечно, и часть меня задавалась вопросом, через крики, было ли это истинным эффектом яда; не убивать или изменять, а причинять боль. Вечную.

Затем боль прекратилась, сменившись покалыванием булавок и иголок в моей пробуждающейся плоти. Акация убрала руки и, как будто слегка смущенная, сказала: «Теперь ты можешь открыть глаза, дочь Амандины. Все кончено.»

«Откуда ты знаешь мою мать? — спросила я открывая глаза. Спайк поднялся к моему плечу, когда я села, рассматривая себя. Мои ноги снова были плотью: болезненной, болезненной плотью, но все же плотью. Я провела рукой по своему боку. Не было никакой шероховатости; даже моя головная боль исчезла. — Кажется, все знают ее, но никто не говорит мне, почему».

«Однажды она была очень… заметна. Давным-давно, до того, как она сделала выбор. В тебе есть ее частица. Я должна была увидеть это раньше. Я бы хотела, но я не знала, что у нее есть ребенок. Я думала, ее род закончился. — я посмотрела вверх, чтобы встретиться взглядом с Акацией, она наблюдала за мной с легкой улыбкой. — Поверь мне, я не оставила тебе сюрпризов; ты такая же, как была, когда впервые пробралась в мой лес. Я не смогла убрать рубцы, но рана зажила.»

«Почему?» — спросила я, смущаясь.

«Ты не предашь мою дочь, — она отрицательно покачала головой. — Должно быть, она хороший друг.»

«Она».

«Она… хорошо себя чувствует?»

Возможно, все дело в тоске в ее голосе; возможно, дело в том факте, что я знаю, что значит потерять ребенка. Если бы кто-то предложил мне информацию о Джиллиан, возможность узнать, что она процветает…

Что бы это ни было, я поверила ей. Как бы странно это ни казалось, что она была матерью Луны. Я не могла доверить ей ничего важного, но что плохого может принести небольшая новость? Акация пощадила мою жизнь — черт, она спасла мою жизнь. Я обязана ей.

«У нее все хорошо, — сказала я. — Сейчас она замужем; у нее есть дочь.»

«Дочь, — она перекатывала слова на языке, как дорогое вино. — Как ее зовут?»

«Розалин»

«Разалин — роза, — Акация засмеялась. — Она назвала дочь розой»?

«Да.»

«Она все еще в герцогстве роз?»

«Так называемые… — я остановилась. Некоторые люди называют Тени холмов герцогством роз из-за садов Луны. Я не знаю другого места с таким названием. — Да. Она все еще находится там.»

«Так и думала что она там будет, — она опустила фонарь, улыбка увяла превращаясь во что-то более грустное. — Не знаю, куда еще она могла пойти. Она никогда не могла оставить свои розы.»

«Я не понимаю, как она может быть твоей дочерью, — сказала я, сильно рискуя. — Луна не… она не Дриада.»

«Не когда была. На ней была кожа Кицунэ, когда она ушла от меня, но ты могла бы увидеть правду о ней, если бы знала, на что смотреть. Кем она была, с чего начинала, она всегда была рядом. Так будет всегда.»

«Я не понимаю. «Кицунэ» — это не скинхефтеры — они либо одни, либо нет. Они не похожи на Селков или Лебедей, которые могут отдать свою сущность.»

«Все в порядке, ты и не должна понимать. Просто поверь мне, когда я скажу тебе, что она моя дочь, и что она жила здесь со мной однажды, прежде чем уехала жить туда, где могут расти розы.»

Я выскользнула из гамака, придерживаясь за сетку, когда ноги коснулись земли. Ощущение было такое словно в мои ноги вонзилось тысячи иголок и булавок, но это было приятное ощущение; это означало, что они снова мои. «Мне нужно идти. Я должна спасти своих детей.»

Акация кивнула: «Я понимаю. Дети важны. Где твоя свеча?»

«Я… о, корни и ветки, — я отдала свою свечу Квентину. Неизвестно, где он — и чем для него все это закончилось. — Она у Квентина.»

«Маленький Даоин Сидх? Ах. Он на краю леса, он думает, что спрятался, — ее голос выражал удивление — я не захотела его разубеждать.»

Значит моя свеча не спрятала его полностью. Это имело определенный смысл; Луидэд использовала мою кровь, а не его, когда делала ее.

" Я… — я остановилась, осознавая, как близко была к тому, чтобы сказать спасибо. Есть некоторые вещи, которые этикет фейри не прощает. — Могу я пойти к нему?»

«Я не буду тебя задерживать, — она снова подняла фонарь, в глазах светилось торжество. — Но я попрошу об одолжении, если ты позволишь.»

Дочь Титании, одна из Изначальных Фейри, просила меня об одолжении? Каждый раз, когда я думаю, что мир больше не сможет меня ни чем удивить, он сразу же находит способ.

«Чего ты хочешь?»

«Подарок, — раздался шелест ткани, и она протянула ко мне розу. Лепестки были черными, серебристыми, мягкими и выветренными, как древний бархат. — Для моей дочери.»

«Ты хочешь, чтобы я взяла ее?»

«Пожалуйста.»

«Это…»

«Она не отравлена. Я бы никогда с ней так не поступила. Пожалуйста.»

Я сделала паузу, нахмурившись. Она отпустила меня; ей это не нужно, и она это сделала. Какой вред может причинить роза? «Хорошо, — сказала я. — Могу взять ее с собой».

Акация не говорила — что она могла сказать, не поблагодарив меня? Она кивнула и протянула мне цветок. Я кивнула в ответ, заправляя стебель в локоны за правым ухом. Надеюсь, что он останется на месте.

Она подняла одну руку и указала на край леса, говоря: «Иди туда, и ты найдешь его. И когда увидишь мою дочь, скажи ей, что я скучаю по ней.»

Больше нечего было сказать. Собрав последний кусок придворного этикета, который мне удавалось подобрать за годы моей работы, я сделала в глубокий, формальный поклон. Выражение лица Акации, когда я снова выпрямилась, стоило усилий; она выглядела потрясенной и удовлетворенной, как женщина, которая только что получила неожиданный подарок. Я улыбнулась, развернулась и ушла. Свет ее фонаря тускнел позади меня, пока не стало ничего, кроме темноты деревьев. И я пошла дальше, к отдаленному зову моей свечи.