Психосессия

— Привет, Ян. Как дела? Как себя чувствуешь?

— О-ох… какие-то непролазные дебри… — я обхватываю голову руками и скольжу невидящим взглядом по узорам выцветшего ковра.

— Хочешь поделиться? — почти шепотом произносит Рут, выждав минуту-другую.

— Да уж! Придется! — вскидываюсь я, озлобляясь на себя и свое аморфное состояние. — Куда не плюнь, кругом ублюдки. Один другого краше… — я с остервенением потираю виски. — Все опостылело. Тревожный Магистрант вампирит окружающих, МАксим — колхозный рыцарь — задолбал с его бойкотом и попытками примирения, ну и профессор Басад в своем репертуаре… А, да! Еще этот курс его… курс выживания — иначе не назовешь… — на меня снова наваливается сосущая тоска. — Не знаю, не знаю… Я скоро сойду с ума…

Опять воцаряется тишина, и я начинаю грызть себя за это — за несостоятельность, за неумение приступить к чему-либо без хождений вокруг да около, без предисловий, без экивоков. Хотя, казалось бы, к чему это тут — в до боли знакомом кабинете психоаналитика.

— Даже не знаю, с чего начать… — через силу выдавливаю я.

— Начни с чего-нибудь, — подбадривает Рут. — Не важно, с чего.

Я тяжко и как-то чересчур трагично вздыхаю. Что со мной такое? Что за слюнтяйство?

— Как-то вся жизнерадостность прошлой недели выветрилась. Наночастицы, теснота в комнате и Тревожный Магистрант… — Воспользовавшись санкционированной лазейкой, я принимаюсь говорить совсем не о том, о чем следовало бы: — Почему я должен, кроме профессора Басада, терпеть еще и его истерические закидоны?

— Что-то снова произошло между тобой и научным руководителем?

— Вот именно… Сперва я завалил первый экзамен. Ну, не завалил, но для аспирантов недостаточно проходного балла, надо сдать на отлично, а не то начинаются проблемы.

— Мм-угу, — понимающе кивает Рут.

— Потом он подставил меня на переэкзаменовке. До сих пор не могу понять, что это было.

— В каком смысле подставил?

— Ну,.. я там решил как бы в зеркальном отражении. В принципе, от этого ничего не меняется.

— Мм-угу.

— Та же задача, то же решение. Целый час бился. Потом вдруг меня осенило, подзываю Шмуэля, спрашиваю: «Можно так оставить?» А он: «На экзаменах следует решать то, что задано, а не что вздумалось!» Не помнишь? Я же тебе рассказывал.

— Помню, конечно. Только хотела уточнить.

— Ну вот. Вздумалось мне, понимаешь ли! Он же насильно меня записал. И все это изначально преподносилось в виде необязательной просьбы — походи, послушай. Аккуратненько, без нажима, прям как с нанотехнологиями… чудеса маневрирования, я только постфактум осознал, что область моих исследований изменилась. Шмуэль в прошлом году грантов нахватал, и теперь надо поставлять продукцию. Он же все наперед знал, заранее спланировал запихать меня в нанотехнологии, а прикидывается, будто это вышло само собой…

Да, так вот, в разгар сумасшествия со стипендией Азриэли профессор Басад вдруг зачисляет меня на курс. И беспечно так говорит: «Да ладно, это все для видимости». Но экзамен-то не видимость. И после бессонных недель с этой стипендией остается пять дней на подготовку. И что? И как? При таком-то объеме материала…

— Мм-угу, — очередной проникновенно-сочувствующий кивок.

— В общем, к первому — не успел подготовиться. А на переэкзаменовке они меня оба подставили. Неясно зачем.

— Кто оба? О ком ты?

— Оба! Шмуэль велел перерешать все заново, а потом, когда я сдаю, он добродушно усмехается: «Ну, ты же понимаешь, что можно было оставить как есть. Зеркально, не зеркально — какая разница?»

Рут нахмурилась с какой-то трогательной сосредоточенностью.

— А я кучу времени убил, чтобы переписать, перерисовать графики… естественно, не успел закончить другие задачи, и снова оценка так себе. И уже предупреждение с кафедры. Пугают, что стипендию отберут. И знаешь, Шмуэль так это мне… ну, когда я сдавал… будто это какая-то наша общая шутка, типа и я, и он все прекрасно понимали…

— Это ты уже говорил, а кто второй? Ты сказал «оба подставили».

— А, ну… Там как-то странно все… Телохранитель премьер-министра, который сидит со мной в комнате и ассистирует на курсе, — у нас чудесные отношения. Ни разу ничего такого. Ни конфликтов, ни даже намеков. Он сопереживал мне из-за этой фигни, которую Шмуэль устроил… Так вот, отзывает он меня в сторонку за пару дней до переэкзаменовки и по секрету сообщает, что задачи будут те же. Идентичные. И что же? Нам раздают вопросник, а там ничего общего! Я, конечно, по всему материалу готовился, но… Вот как это понимать?!

— И ты с ним объяснился?

— Нет. Что тут скажешь… Он экзамен проверил, влепил неуд и как ни в чем ни бывало глядит сочувствующим взглядом. И тот, и этот меня так искренне надули — в голове не укладывается. Я прям видел, как Телохранитель переступает некий… внутренний барьер. И Шмуэль, принимая мои листки, лучился такой добротой и участием… И что теперь? Не идти же к Шмуэлю доказывать, что он меня обманул, или этому — Телохранителю — предъявлять…

— Да, — Рут помолчала. — Очень тебя понимаю.

— Кстати, с этим курсом та же история, как и со стипендией Азриэли.

— Что ты имеешь в виду?

— Да то, что курс не мне нужен, а Шмуэлю. Материал-то я знаю. Это моя специальность, в конце концов. С какой радости мне экзамен? Решать интегралы на бумажке наперегонки со студентами, которые четыре года подряд тренируются… Такие вещи моделируются на компьютере. Я их от руки лет десять не решал… Ох, эти тошнотворные подробности…

Я замолчал, чувствуя, что нет сил дальше хлюпать в этом болоте.

— Ты уже устал? — вкрадчиво спросила Рут.

— Тошнотворность — она в мелких обыденных деталях… Fuck!!! За что так подробно?!

Она дала мне немного перевести дух и продолжила:

— Давай все же разберемся. Тебя выдвинули на престижную стипендию. Что тебе кисло?

— Да уж, выдвинули… Видишь ли, и стипендия, и курс нужны в основном Шмуэлю. Со стипендии — деньги факультету и ему на исследования. Взяли именно меня не из каких-то личных симпатий, или в виде одолжения, а по расчету. У меня наилучшие шансы. Вот и все. А курс… Шмуэль хочет в следующем году сделать меня своим ассистентом. Телохранитель скоро заканчивает, и в аспиранты к нашему профессору его совсем не тянет. Кому отдуваться? Естественно, мне.

— Но ты же сам хотел преподавать. Верно?

— Хотел. Но не с моим научруком — то-то нам трений мало. Я хотел другие предметы. Но нет, он настоял. Договорились, что буду посещать лекции в качестве вольнослушателя. И тут его какая-то муха укусила. «Как это так, ассистент профессора, который сам курс не прошел? — и смотрит укоризненно. — Тебе это кажется логичным?» Логичным, не логичным… Мне ничего не кажется, мы же именно об этом и договаривались.

— Ладно, хорошо. А что теперь?

— Неясно. До него в итоге дошло — после того, как я месяц на стену лезу… Дошло-таки, что он сам себе стреляет в ногу — пересдать-то можно только через год. И либо я ассистент, либо беру курс заново. А ему нужен ассистент. Да и не могу я год без аспирантской стипендии… придется бросить, уйти. И что тогда? Кто будет ассистировать? Кто представлять Технион у Азриэли?

Рут издала очередной хмык, полный всепонимающего сопереживания.

— В общем, думал он, думал и надумал дать мне проект. Отвел на это три месяца. Причем не просто проект, а именно по моей специализации. Я так обрадовался, даже поверить не мог.

— Ну вот видишь! Замечательно, очень за тебя рада.

— Ага, охренеть, как здорово! Сначала он потребовал, чтобы я в качестве проекта сдал компьютерную модель, которую разработал пару лет назад в одной фирме… Понимаешь масштаб абсурда? Он на лекции больше десяти минут распространялся об этой модели, как о технологическом прорыве и гордости нашей страны. Лекции на Ютуб лежат, каждый может полюбоваться… И при том создатель этого продукта заваливает вводный курс по этой же теме.

— Это все же разные вещи, — уклончиво обронила Рут. — Меня интересует этический аспект. Разве он имеет право требовать то, что сделано в коммерческой фирме?

— Нет, конечно. Это кража интеллектуальной собственности. Уголовщина. И «расплатиться», — я изобразил пальцами кавычки, — за нее он хочет оценкой за курс. В каком искривленном пространстве такое сопоставимо?!

— Но ты-то сам как себя с этим чувствуешь?

— Да никак. С моральной точки зрения я еще не отошел от новогоднего выяснения моего этого… вероисповедания и расовой принадлежности. Как он смеет навязывать свои религиозные убеждения, орать, еврей я или не еврей…

— Это до сих пор тебя тревожит?

— Тревожит? — я расхохотался. — Меня бесит. Не то что мне так уж важно считаться «кошерным» в его глазах евреем, но что за дичайший ультиматум — либо ты с нами, либо против нас? И если — с нами, ты обязан принять наше мировоззрение и ненавидеть его псевдо-римлян — итальянцев, которые, — я снова изобразил пальцами кавычки, — «распяли» Христа. Да и самого Христа — за то, что его «распяли» итальянцы!

Рут грустно улыбнулась.

— Экие негодяи эти итальянцы — взяли да распяли. Вероятно, по повелению Папы Римского. Они же римляне, как-никак!.. Ох, знаешь, с практической точки зрения, меня гораздо больше парит дышать испарениями наночастиц. Это уже вопрос здоровья… А законы Шмуэль и так все время выворачивает наизнанку. Впрочем, не беспокойся: то, что было в той фирме, для нашей лаборатории все равно не подходит. Думаю, мне удастся слепить достаточно качественный аналог.

— Ясно… Но, тем не менее, это важный момент: если он заставляет тебя делать что-то незаконное, ты должен к кому-то обратиться.

— Да не к кому обращаться! Там как в феодальном обществе: вассал моего вассала — не мой вассал. Даже декан не станет указывать профессору. Кстати, травить нас ядовитыми испарениями, экономя на защитном оборудовании, — по-твоему, законно?

Рут выдержала паузу, чтобы моя истерия, усугубленная рецидивом нанопаники, сама собой рассеялась, не встретив сопротивления. Но куда там, точка невозврата была уже пройдена.