Незаперто.

Она медленно приоткрыла дверь и, услышав лишь тишину, вошла внутрь.

Сюзанна огляделась. Там стояло несколько предметов неудобной на вид деревянной мебели. Здесь не было ни подушек, ни картин, ни фотографий. Ничего, что давало бы утешение.

В центре гостиной горела дровяная печь, горящие поленья излучали слабый свет. Сюзанна прошла мимо плиты к шкафу, где висел малыш.

Бедный мальчик висел вниз головой. Он проснулся, но не плакал. Наверное, он просто оцепенел от боли.

Глаза Сюзанны наполнились слезами.

Ей было больно, но она должна была взять его фотографию в качестве доказательства.

Сделав несколько снимков, она уставилась на мальчика. Она не могла позволить себе оставить эту бедняжку там. Ей нужно было поставить его на ноги. Но как? Она должна была вырвать гвозди из его рук; можно ли было сделать это, не причинив ему еще большей боли? Может быть, есть что-то, что она могла бы найти, чтобы ослабить гвозди? Если ей удастся вытащить его оттуда, она сможет вызвать скорую, как только они вернутся в зону действия мобильного телефона.

― Ну-ну-ну, ― раздался за ее спиной грубый голос. ― Все еще пытаемся спасти мир, не так ли?

Сюзанна обернулась и увидела шерифа.

Глава

47

Тихий хруст донесся до моих ушей, когда я медленно повернула голову.

У меня застучало в висках. Я попыталась найти в своем мозгу причину такой сильной боли, но не смогла ничего придумать.

Я приоткрыла глаза, но было так же темно, как и с закрытыми глазами.

На чем я остановилась?

Я пошевелила рукой, чтобы почесать лицо, но обнаружила, что она не двигается. Попробовала другой, но она тоже не поддавалась. Медленно осознала, что мои руки связаны за спиной.

Что за…

Подтянулась, чтобы сесть, и снова услышала тихий хруст. Я сидела на чем-то, похожим на кресло-мешок. Наклонив голову, я увидела только темноту, простиравшуюся высоко над головой.

Я сидела не на подушке. Я была на дне зернохранилища.

Теперь я чувствовала, что мои ноги тоже связаны. За своими ногами я заметила темную тень.

Надо мной стоял мужчина.

Мои глаза начали привыкать к темноте. Он был на несколько лет старше меня, высокий и мускулистый. Я мельком заметила отметину на его бицепсе под закатанным рукавом рубашки: пентаграмма.

― В конце концов, вы двое не так уж похожи, ― заключил он, глядя на меня сверху вниз. Это был тот самый пожарный, который пытался похитить меня в лесу!

― Я понял, что ты не она, ― продолжал он, ― но к тому времени было уже поздно отпускать тебя. Но ты была очень быстрой.

Я не могла увидеть его лица, но то, как он произнес это, звучало так, будто он улыбался, наслаждаясь моментом силы.

― Но ты предательница, ― сказал он, шагнув ко мне, его тенор был почти добрым. ― Нравишься ей.

Я смогла увидеть его лицо. Красивый, квадратная челюсть, черные как смоль волосы. И зеленые глаза…

Совсем как у Мэй.

― Хаскелл, не надо.

В нескольких ярдах от меня послышался шорох. На зерне лежала еще одна фигура.

Мэй. Связанная, как и я.

Он повернулся к ней.

― И мы всегда знали, что ты вернешься. Не можешь же ты остаться в стороне. Ты знаешь, где твое место, ― продолжал он, подходя к Мэй.

Он опустился на колени и взял ее лицо в ладони.

― Может быть, это потому, что ты всегда знала, что это твоя вина.

В чем же была виновата Мэй?

Мэй не ответила. Она всхлипнула в темноте.

― Ты должна была следить за ней, не так ли? Ты позволила ей утонуть прямо на твоих глазах. Ты позволила своей сестре умереть.

Должно быть, он говорил об Амелии.

― И что еще хуже, ― он понизил голос почти до шепота, ― ты позволила мне взять вину на себя.

Мэй не ответила. Я слышала, как она резко втягивает воздух. Она всхлипывала.

― Я получил шестьдесят шесть ударов плетью. Шестьдесят шесть... ты хоть представляешь, как это больно? Я все еще не могу спать на спине.

― Это не моя вина! ― выпалила Мэй в ответ, ее голос дрожал сквозь слезы. ― Она сама этого хотела. Она хотела умереть!

― Но ты позволила ей! ― его голос повысился, отражаясь эхом от круглых металлических стен, ― Ты позволила своей плоти и крови умереть и обвинила в этом собственного брата!

Он стоял, кипя от гнева.

― Если бы я знал тебя получше, то не стал бы на тебя вешаться. Особенно если бы я знал, что ты собираешься предать нас всех.

Когда он шагал, под его тяжелыми сапогами хрустело зерно.

― Я собиралась сдаться, Хаскелл. Вот почему я вернулась, ― рассуждала Мэй.

― Хорошо, ― заключил он. ― Я уже несколько месяцев пытаюсь уговорить тебя вернуться. Рад, что ты наконец получил сообщение.

Значит, кто-то пытался вернуть Мэй. Ее собственный брат.

― Я знал, что рано или поздно ты вернешься. Конечно, ты вернулась на полнолуние, ― ухмыльнулся он.

Мэй снова фыркнула. Я понятия не имела, что она приложила руку к смерти своей сестры. Вот почему он так ее преследовал. Если бы я знала, что это случилось в прошлом году, я бы никогда не заставила ее вернуться сейчас. Или, если подумать, не спровоцировала бы ее вообще. Чувство вины, которое я испытывала за то, что стала причиной всего этого, заставило мое тело вывернуться наизнанку. Мне ужасно хотелось уйти. Щелкнуть каблуками и убраться отсюда. Исчезнуть, чтобы этот кошмар закончился.

― Тогда почему ты не позволил мне сдаться? ― Мэй бросила вызов брату, ― Именно это я и собиралась сделать в церкви.

― Я хотел сам привести тебя. Тогда тебе придется сказать им правду: что это не моя вина. Тогда отец наконец простит меня.

Голос Хаскелла понизился.

― Тогда я буду смотреть, как отец отдает тебе каждый удар плетью, которой он бил меня.

Интересно, был ли их отец первосвященником в церкви в маске барана? Тем, кто избил этого человека …

― Я бы смотрел, как ты страдаешь так же, как страдал я, ― осудил Хаскелл сестру, ― Примешь каждый удар хлыстом, разрывающий плоть на твоей спине…

― Нет! ― крикнула я, прежде чем успела остановиться, ― Пожалуйста, не трогай ее.

Я знала, что это моя вина, что Мэй вернулась. Я не могу нести ответственность еще и за то, что ей причинят еще больше боли.

Хаскелл повернулся ко мне и шагнул вперед.

― Жаль, что тебе пришлось втянуть в это своего подругу, ― пожурил он сестру. ― Нам придется наказать и ее тоже.

Он опустился на колени и посмотрел прямо на меня. Мое сердце колотилось так громко, что я не могла дышать.

Брат Мэй, состоящий в секте, собирался убить меня.

Мэй поднялась на колени.

― Прекрати, Хаскелл! Джулс тут ни при чем! Я та, кого ты хочешь, ― заявила она. ― Бери меня. Я сделаю все, что ты захочешь. Только, пожалуйста, отпусти ее.

Мэй предлагала себя за меня, рискуя своей жизнью. Хотя именно я поставила нас в такое положение. Я чувствовала, как в животе поднимается желчь, меня тошнило от того, что я сделала.

― Всегда храбрая, ― цыкнул Хаскелл, покачав головой в сторону сестры. ― Мама всегда говорила, что это одно из самых замечательных качеств в тебе. Но как же она ошибалась! Теперь она говорит только о том позоре, который ты навлекла на нашу семью. Какой же ты позор.

― Но я собираюсь вернуть честь, ― заключил он. ― Ты будешь жертвенным агнцем, чтобы исправить несправедливость. Они высекут тебя за твои грехи, а потом повесят на кресте, чтобы ты заплатила за то, что сделала. В смерти ты будешь вечно служить нашему Господу.

― А взамен они сделают меня священником, как и отца, ― услышала я улыбку в его голосе. ― Мама будет так горда.

Я вздрогнула. Этого не могло происходить. Они собирались убить нас обеих.

Хаскелл направился к двери в бункере.

― На твоем месте я бы воспользовался этим временем, чтобы помириться с ним. Твое время пришло... ― предупреждение повисло, как последние строки проповеди, и Хаскелл позволил двери захлопнуться за собой.

Теперь, оставшись одна, я услышала, как плачет Мэй.

― Мэй! ― прошептала я. ― Мы должны выбраться отсюда!

― Мне так жаль, Джулс. Мне так жаль, что я втянула тебя в это…

― Это не твоя вина. Мы должны уйти…

― Да, это так. Я заслуживаю смерти. Я не заслуживаю жизни с тобой и твоей семьей. Не заслуживаю, чтобы люди были добры ко мне. Я убила свою сестру, и это мое наказание, ― она всхлипнула.

― Нет! ― я подскочила к ней по скользкому зерну. ― Ты просто пыталась помочь, ― заверила я ее. ― Ты пыталась помочь своей сестре спастись от пыток и жестокости.

Я вспомнила, что говорила мне мама.

― И ее смерть не была твоей виной. Эти монстры сделали это с тобой.

Лицо Мэй повернулось ко мне.

― Неужели?

― Да. Ты должна простить себя.

Мэй покачала головой:

― Нет, я готова умереть. По крайней мере, так я смогу снова увидеть Амелию. И возможно, я смогу спасти тебя — это моя вина, что я втянула тебя в это.

Тот факт, что вся эта поездка была моей виной, висел у меня на шее, как якорь. Мне пришлось признаться. Она должна была знать правду.

― Эти белые розы на твоей кровати ― я положила их туда. Это моя вина, что ты вернулась сюда сегодня вечером.

Мокрые глаза Мэй расширились.

― Ты положила их туда?

― Мне не следовало этого делать. Я была расстроена. Мне очень жаль, это все моя вина, а не твоя.

Мэй поняла это и покачала головой:

― Нет, это не так. Я разрушила все твое — твою семью, Себастьян. Я знаю, что сделала. Прости. Я скопировала тебя — признаю, ― продолжала она. ― Хотела быть похожей на тебя. Быть в твоей семье. Рядом с тобой. Рядом со всеми вами. Ты думаешь, что твоя жизнь такая нормальная и скучная, но она особенная, Джулс. Ты даже не знаешь, что у тебя есть. Я хотела этого. Всего этого.

Наконец, это признание: что я не сумасшедшая – что Мэй пыталась завладеть моей жизнью. Наверное, я понимала, почему она это сделала, но для меня было огромным облегчением услышать, что все это было не только в моей голове.

― Спасибо тебе. За то, что сказала это.

Я оценила этот порыв, но нам нужно было сосредоточиться. Мы не знали, когда вернется Хаскелл и что он с нами сделает. Нам нужно было уходить.

― Мы должны выбраться отсюда, Мэй. Мы оба. Мама ждет в машине. Идем со мной.

Мэй не ответила. Я слышала, как она хнычет. Если мы собирались сбежать, то сейчас был наш шанс.