– Прости, Ксюх, я не знала. Я думала ты с мужем уехала. Это тот байкер?

– Да. – Ксюшка пристально посмотрела на бывшую подругу. – Но ничего, я уже с этой мыслью свыклась за семнадцать лет.

– Я тоже не замужем. Вернее, в разводе. – Настя присела рядом на лавочку. – Антон меня бросил, я за Мишку замуж вышла. А через год поняла, как ты была права. Он таким говнюком оказался… Даже вспоминать не хочу. Хорошо, что развелась и родить от него не успела. Где Антон, я не знаю, а Мишка спился вконец. Вот так… Ты уж прости меня, Ксюх. Я дурой была… – Она посмотрела на часы и достала из сумочки блокнот с ручкой. – Все, девчонки, мне бежать пора. Я понимаю, что вы недолго у нас пробудете, но если будет желание, звоните. Я буду очень рада посидеть где-нибудь, поболтать. Все. Целую ручки.

Настя протянула Ксюшке листок с номером телефона. И уехала.

– Мам, а это что за барышня была?

– Настя. – Ксюшка все еще смотрела вслед уехавшей машине, пытаясь осмыслить произошедшие за время ее отсутствия перемены.

– Та, с которой ты на выпускном подралась?

– Ага.

– Мне показалось, или она хочет с тобой помириться?

– А ты когда такой взрослой стала? Сентенции тут философские заворачивает…

Кира только улыбнулась в ответ и встала с лавочки.

– Ладно, побуду еще маленькой. Но ты меня тогда спать уложи и колыбельную спой. Устала я, если честно.

Ксюшка поднялась с лавочки и повела дочь к такому родному, но уже порядком забытому подъезду.

Ксюшка стояла возле входной двери и, не отрываясь, смотрела на дверной звонок. На маленький черный кружок кнопки, отделявший ее от дома. Ее настоящего, родного, единственного во всем мире дома. Да, она построила дом, в котором живет. Не своими руками, но разве это что-то меняет? Тот двухэтажный дом был не ее. Это был дом Киры. А Ксюшкин дом был здесь, и только сейчас она это поняла. Только замерев в шаге от входной двери, когда сердце стучит все быстрее, заглушая гулкими ударами все другие звуки, женщина поняла, как сильно ей не хватало этого места. У Ксюшки, которую ее механики за глаза называли «железной леди», не осталось сил на контроль эмоций. Как и не хватало сил поднять руку и нажать на кнопку.

На плечо легла рука. Как тогда, на кладбище, у могилы ее дяди. Простой жест, разрывающий гнетущее чувство одиночества. Только рука другая, тоньше, легче… И не обернуться, не уткнуться в грудь, заливаясь слезами… Нужно быть сильной, а это так надоело. Так хочется хоть на минуту стать слабой маленькой девочкой, смотрящей на мир из-за крепкой и надежной спины… Трель звонка остановила поток мыслей. Кира устала ждать и сама нажала кнопку. Ксюшка благодарно улыбнулась дочери. Спокойной, уверенной, так внезапно повзрослевшей дочери. Так похожей на Ежика… Тихие, шаркающие шаги за дверью… «Только бы не зареветь…»

– Кто? – Ответил из-за двери мужской голос. Папа…

Такой простой вопрос, вот только что на него ответить? Родители не приезжали к ним уже лет пять. У папы начались проблемы со здоровьем, и он уже не мог просто так уехать. А мама… Мама никогда бы не оставила его одного больше, чем на день. Ксюшка предложила переехать к ней, но папа отказался. Так и сказал: «Мое место здесь. Да и стар я уже для перемен». Так и сошлись на телефонном общении пару раз в месяц… И опять спасла Кира.

– Две мотоциклистки, которые очень с дороги устали, спать хотят. Пустите, пожалуйста.

– Какие еще мотоцикли?.. Ксюша?.. Кира?.. Боже…

– Привет, пап. – «Что же голос так дрожит»… – Мы это…

– Да заходите уже. – Иван посторонился, и Ксюшка неуверенно прошла в квартиру. – Машуля, ставь чайник. У нас такие гости на пороге.

Ничего не изменилось. Та же мебель, те же обои, та же маленькая люстрочка. Вот только шестнадцатилетней красоткой, смотрящей из зеркала, была уже не она, а удивленно осматривающаяся за ее спиной Кира. Ксюшка подошла к зеркалу и провела нервно подрагивающей ладонью по старой деревянной оправе. Семнадцать лет… Этот дом ждал ее семнадцать лет. Молча и терпеливо.

– Какие еще гости? – Судя по голосу, мама была удивлена.

– Мы, мама. – «Да что же с голосом? Почему дрожит?»

– Вернулась…

Ксюшка обняла Машу и все-таки расплакалась. И только краешек сознания отметил, как папа тихо подтолкнул Киру к кухне.

– Пойдем, малышка, чай делать. Пусть поплачут.

Только через десять минут, уже успокоив разгулявшиеся эмоции, Ксюшка вошла на кухню. И теперь, неспешно потягивая ароматный мамин чай, она внимательно разглядывала родителей. Сильно постаревших с их последней встречи. Нет, папа по-прежнему был все того же крепкого телосложения, но уже не выделялся своей осанкой. Как-то сгорбился, потускнел, уже не излучая той непоколебимой уверенности в собственных силах. Да и мама, всегда молодая и красивая мама, уже не скрывала седины и тонкой паутины морщинок вокруг глаз. А еще Ксюшка нигде не находила глазами сигарет. А представить папу без сигарет она не могла.

– Папуль, ты курить, что ли бросил? Что-то я нигде сигарет не вижу.

– Бросил, Ксюнь. – Иван улыбнулся. – Врачи после инфаркта запретили.

– Какого инфаркта?

– А мама тебе не сказала? В прошлом году шандарахнуло. Я думал, ты в курсе.

– Я решила не расстраивать. Зачем ей дергаться лишний раз. – Маша подлила Ксюшке свежий чай. – Вы чего примчались то?

– Соскучились. Да еще Кобра позвонила… Пап, что с ней случилось?

– Давай вечером. Вам отдохнуть нужно. Кира, вон, уже носом в кружку нырнет.

Кира и вправду сидела за столом, подперев голову и прикрыв глаза. Все же такая поездка не прошла для девушки бесследно. Ксюшка, глядя на дочь, вспомнила себя. Как она сама засыпала на ходу, когда только приехала на съемную квартиру в Подмосковье. А ведь была старше…

– Я вам диван в твоей комнате разберу. Кира, рыбка. Пойдем, поможешь мне.

Ксюшка проводила дочь взглядом и снова задумалась. Совершенно не так она представляла свое возвращение. Особенно в первые месяцы, когда оставалась одна в пустой квартире, и только шевеления и толчки в животе не давали ей забыть, ради кого она решилась на эти радикальные перемены. А потом появилась Кира. Маленькая, беспомощная…

Ксюшка рано вышла из декрета. Подвернулся хороший вариант с работой. После нескольких не самых удачных попыток, поработав пару месяцев кассиром в супермаркете, она однажды обнаружила на электронной почте ответ на размещенное резюме от довольно крупной компании. С более чем солидной зарплатой за не самые сложные обязанности. Название компании тогда показалось ей знакомым, и появились подозрения, что тут не обошлось без вмешательства Кобры или Стелса, но она решила считать, что ей просто повезло. Годовалую дочку пришлось перепоручить соседке, так же сидящей дома с двухгодовалым сыном. Это, пожалуй, был единственный человек, с которым Ксюшка общалась вне работы, пока эта семья не съехала, купив квартиру в самой Москве. Потом ясли, садик, школа… Кира рано привыкла сама о себе заботиться, была вполне самостоятельной, но, тем не менее, Ксюшка очень удивилась, когда утром дочь начала рассуждать, как вполне взрослая женщина. «Как все-таки рано она повзрослела, – подумала Ксюшка. – Слишком рано…»

– Ксюнь, – Иван вырвал дочь из размышлений. – А что тебе Рита по телефону сказала.

– Что, кроме меня, помочь некому. Бросайте все, сказала, и приезжайте.

– Понятно. – Иван улыбнулся, но как– то вымученно. – Боится Кобра. Видишь ли, Стелс сейчас в командировке. Там аврал какой-то, вырваться не сможет. А у Ритульки небольшая проблемка со здоровьем.

– То есть?

– Сама у нее спросишь. Завтра. А сейчас иди-ка ты тоже спать. Лица на тебе нет.

– Пап… Прости, что я тогда так сорвалась и уехала.

– Не извиняйся, Ксюнь. Ты все сделала правильно. Нам, конечно, было тяжело без тебя. Тяжело было думать, что ты не вернешься… – Иван помолчал, и решил не продолжать свою мысль. – Я горжусь тобой, дочь. Все, топай спать. Потом поговорим.

Ксюшка встала из-за стола и поняла, что упасть лицом в подушку – это все, на что остались силы.

Она стояла на берегу реки. Той самой, с песчаной отмелью и завораживающим лесом на противоположном берегу. Только сейчас она смотрела не на лес. Все равно тот невидимый полководец, который выстроил этих деревянных богатырей, никогда не отдаст им приказа на штурм. Он привык к тому, что есть. И будет это защищать. А новое… Чтобы захотеть нового, нужно потерять старое. Чтобы из всех богатств остались только отчаяние и злость. Только желание идти и добиваться… Как у нее когда-то отобрали все. Заставив идти вперед… Не чтобы жить, а чтобы дать жизнь и сохранить ее… А у этого генерала никто ничего не отбирает. Он спокоен и безмятежен в своих владениях. И для него река, даже такая узкая, как эта, просто граница. Черта. Предел возможного.

Она смотрела на воду. На неспешное, но неумолимое течение, уносящее прочь само время. Смывающее пот и кровь, боль потерь и радость от случающихся, все же, чудес. И не случайно именно к этой реке она пришла прощаться с прошлым. Чтобы смыла, чтобы позволила смотреть вперед. Чтобы, встретив ее, запутавшуюся в собственном отчаянии, принять, и вернуть сильной. Свободной от всего. Способной брать новые вершины.

– Ты тоже поняла, в чем волшебство этой Лагуны?

Этот голос. Она узнала его сразу, хоть и не слышала долгих семнадцать лет. Но не испугалась, как в прошлый раз. Сейчас она его ждала. Знала, что он придет.

– В воде…

– Да. Лес стоит, и потому он лишь иллюзия жизни. Он дает приют, возможность находиться в нем. Но сам он не живой… Просто деревья… Зато он прекрасно отвлекает внимание от маленькой, текущей в его тени речки. Которая и есть жизнь… Банально, конечно, но что поделать… Я знал, что ты вернешься.

Она повернулась. Он стоял в двух шагах и улыбался. По-прежнему молодой, невозможно красивый, как будто сияющий изнутри. Еж. Ксюшка улыбнулась в ответ.