И тем не менее к концу осени, когда дожди стали особенно холодными, а ветер пронизывал насквозь, тянущее чувство в груди вернулось.
Дэниэл стал чувствовать неловкость в присутствии Рейзена, будто предавал кого-то уже тем, что приходил к нему на занятия, и тем не менее отказаться от этих занятий не мог — тем более теперь.
Когда ноябрь уже подходил к концу, а от Грега по-прежнему не было вестей, в лофте раздался звонок. Джек передал трубку Дэниэлу, и тот услышал энергичный голос Рейзена:
— Привет.
— Привет, — Дэниэл машинально улыбнулся, и тут же уголки его губ поползли вниз. — Ты что-то хотел?
— Да. В десятых числах декабря мы планируем открытие новой выставки. Я думаю, что мог бы взять парочку твоих картин. Я бы мог даже сразу их купить, потому что мне всё равно хотелось бы видеть их — если не на выставке, то у себя в особняке.
Дэниэл сглотнул. Горячая волна взметнулась к самому горлу и осела.
— Дэниэл? — добавил Рейзен, когда молчание стало затягиваться.
— Да.
— Да или нет? Это отличный шанс для тебя. Рисуешь ты хорошо, просто нужно быть на виду.
— Что там? — Джек, отошедший было, чтобы включить чайник, теперь снова оказался рядом с бутербродом в руке.
— Рейзен предлагает купить картины, — он тут же пожалел, что сказал об этом.
— И?! — Джек поднял бровь. Дэниэл вздохнул, чувствуя, что не выдержит напора с двух сторон.
— Хорошо. Спасибо, Дэвид. Куда их привезти?
Новость, которая должна была бы обрадовать его, не радовала Дэниэла совсем. Картины он отвёз, изо всех сил старался быть вежливым, но в тот же день отпросился с занятий и поехал в Дувр — бродил целый день вдоль кромки белых скал, разглядывая замок вдали и не решаясь к нему подойти.
В последний раз он был здесь с Грегом.
Грег, с тех пор, как перестал прятаться, отвозил его сюда всегда — только в основном не на машине, а на поношенном байке, который обнаружился у него через пару недель.
— Так быстрее, — сказал он, заметив на лице Дэниэла немой вопрос. — Машина больше… для городских дел.
Для Грега это был целый монолог, потому что обычно рассказывать о себе он не любил, но в тот, последний раз, они говорили довольно много — теперь Дэниэл понимал, что Грег, возможно, просто предчувствовал грядущую разлуку.
Он сильно кривил душой, упорно утверждая, что замки не любил — Грег знал о замках всё. И если его разговорить, мог описать назначение каждой бойницы, определить на глаз древность тех или иных камней с точностью до сотни лет. Когда Дэниэл подметил эту его особенность, Грег надолго замолк, а потом сказал:
— Всё равно, Дувр я не люблю.
Дэниэл обмакнул в краску кисть и сделал небольшой мазок — это была первая картина, которую он рисовал полностью с натуры, не пытаясь придать ей те краски, которых не видел вокруг. Холм и так был достаточно зелёным, камни достаточно древними… А слева, в тени дерева, приклеившись к стволу, чернела фигура Грега, которую он и пытался сейчас изобразить.
— Мне жаль, что я заставляю тебя таскаться сюда, — сказал Дэниэл, осторожно делая рядышком ещё один мазок.
Грег отвернулся и снова замолк, разглядывая серые стены крепости.
— Я хотел бы, — сказал он, — чтобы ты нарисовал другой замок. Только для меня.
Дэниэл вздрогнул. От тембра голоса Грега его частенько пробирало насквозь, и это была одна из таких минут.
— Может, я бы и сам хотел его нарисовать… для тебя… — сказал Дэниэл и опустил взгляд на холст. Он не заметил, как Грег снова повернулся к нему, смотрел с минуту, а затем подошёл к этюднику.
— Продай мне одну из твоих картин, — сказал он.
Дэниэл вскинулся, резко поднял на него взгляд. В этой мысли — в идеи того, что Грег будет что-либо у него покупать, было нечто кощунственное. И не потому, что Дэниэл не хотел «продавать», Дэниэл не хотел продавать именно ему.
— Я давно говорил, что хочу подарить тебе одну… или не одну.
Грег слабо улыбнулся — улыбки у него вообще были куцые, и когда они появлялись на лице, глаза не покидала грусть.
— Нет, Дэни, ты ведь мог бы их продать.
— Прекрати! — Дэниэл бросил кисть и хотел было отшагнуть назад, но Грег поймал его поперёк туловища и прижал к себе.
— Ну хватит. Прости.
Он уткнулся носом в волосы Дэниэла, и тот ощутил горячее дыхание щекой. Напряжение, царившее между ними, иногда становилось невыносимым. Сердце щемило и хотелось большего, и в то же время, даже так, на расстоянии метра, с Грегом было хорошо.
— Я рад, что ты занимаешься любимым делом, Дэни, — зашептал Грег быстро-быстро, — я рад, что ты нашёл себя. Но я вижу, как ты живёшь. А я хочу, чтобы у тебя было всё. Хочу что-то сделать для тебя.
Дэниэл закрыл глаза и обмяк.
— Я просто хочу быть с тобой. Мне больше не нужно от тебя ничего.
— Я знаю. Поэтому я тебя и… — Грег замолк и зажмурился, так и не договорив.
Картину он всё-таки принял — правда, забрал не в тот вечер, а в другой, специально заехав за Дэниэлом на машине на вернисаж. Аккуратно упаковал и убрал на заднее сиденье — Дэниэл ещё не видел, чтобы с его картинами обращались так. А через три дня сказал ему, что собирается уезжать.