ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Самолёт мягко пошёл на взлёт. Дэниэл откинул голову назад и улыбнулся.

Это было первое за четыре года Рождество, которое он собирался провести вне Лондона — и первое в его жизни Рождество, которое он проводил так, как хотел.

За три дня до вылета путешествие едва не сорвалось — двадцатого, а затем и двадцать третьего числа раздались сразу два звонка с предложением о работе.

Первый звонивший назвался Ламбертом, секретарём графа Эссекского. Он сказал, что член семьи графа хочет заказать несколько — и на этом слове Дэниэл едва не поперхнулся — картин в том же духе, какую он видел в доме Вьепонов.

Сердце Дэниэла глухо стукнуло. Фамилии покупателей, заинтересовавшихся его картинами на выставке, он не знал, но сразу понял, что скорее всего предсказание Рейзена сработало.

Дэниэл вежливо ответил, что предпочёл бы обсудить дело после праздников, и секретарь спорить не стал — лишь так же вежливо отметил, что господа уровня Эссекса не любят ждать.

Второй звонок раздался двадцать третьего числа, когда Дэниэл уже собирал вещи перед отлётом — говоривший представился Чарльзом Блаунтом и тоже сослался на некоего Вьепона, который очень рекомендовал ему посмотреть картину. Блаунт готов был выбрать что-то из того, что уже есть, и особо интересовался возможностью заказать замок Бларни. Правда, встретиться он мог только двадцать седьмого числа.

Несколько долгих секунд Дэниэл метался между возможностью проложить себе путь в абсолютно новую среду и намерением провести Рождество с Грегом, но затем твёрдо сказал, что освободится только после праздников.

Повесив трубку, он закончил собирать вещи, попрощался с Джеком и предупредил того, что появляться в ближайшее время будет не часто — Дэниэл лелеял тайную надежду перебраться в дом Грегори насовсем. Не потому, что там было лучше жить, а потому что мысль о расставании воспринималась всё тяжелей.

Ему самому было странно от того — что за отношения складываются у них. Больше недели они жили в одной квартире, и Грегори даже дал ему ключи — хотя они по-прежнему не знали друг о друге ничего. Грегори продолжал отвозить его на занятия, хотя по лицу его Дэниэл видел, что перспектива оставлять Дэниэла наедине с Рейзеном его не радует.

Дэниэл и сам чувствовал себя неуютно — ему хотелось продолжать занятия, Рейзен многое ему дал, а теперь ещё и помог пристроить картины, но чем дальше, тем яснее Дэниэл видел, что им не по пути. Дэниэл хотел рисовать по-другому. Он нуждался в том мастерстве, о котором мог рассказать Рейзен, но это мастерство не могло стать для него абсолютом — Дэниэл видел в живописи нечто большее, чем просто умение точно накладывать мазки.

После первого же обещания заказа он позвонил Рейзену и долго благодарил. Тот молчал, а потом мягко сказал, что всегда будет рад помочь. Согласился, что в рождественские праздники нужно отдыхать, а не учиться, и взял с Дэниэла обещание, что тот перезвонит ему по возвращении из Европы — куда именно он едет, Дэниэл не говорил.

В ночь с двадцать третьего на двадцать четвёртое Грегори отвёз его в аэропорт. Всю дорогу Дэниэл, вопреки обыкновению, никак не мог заставить себя замолкнуть — рассказывал о поступивших заказах и предстоящей работе. Он успел даже посмотреть фотографии замков, о которых шла речь, но несколько раз повторил, что нужно съездить и посмотреть их живьём. Грегори только кивал, и в глазах его плясал искрящийся огонёк.

Уже в аэропорту, когда они сдавали багаж и протянули администратору паспорта, Грег спросил:

— У тебя есть смокинг? Или, лучше, фрак?

Дэниэл замер ненадолго, не совсем понимая, к чему этот вопрос. Ему было стыдно признаться, что с собой он не взял даже пиджака.

— Мы вроде не на свадьбу летим, — нерешительно произнёс он.

— Нам же нужно будет куда-то выходить по вечерам, — Грег протянул руку и, взяв паспорта из рук администратора, вежливо поблагодарил. — Ничего, я взял два. Думаю, тебе подойдёт мой.

Они сдали багаж и теперь, наконец, уместились в салоне. Дэниэл с трудом сдерживал улыбку — ему казалось, что он наконец вырвался из клетки на свободу.

Не открывая глаз, он поймал руку Грегори, и тот крепко сжал его пальцы в ответ.

Открыв глаза, он обнаружил, что Грегори внимательно смотрит на него и тоже улыбается.

Дэниэл вопросительно поднял брови.

— Я рад, что смог сделать тебя счастливым, — сказал Грег, всё так же продолжая улыбаться.

Дэниэл не нашёл, что ответить. Только покачал головой и прошептал:

— Я люблю тебя.

Слова пришли к нему сами, ещё в ту первую ночь, которую они провели в одной квартире, но Дэниэлу казалось, что они жили в нём всегда.

Дэниэл смотрел на Грега и думал, что так, в общем-то, не бывает — он мечтал о другом мире, полном красок, но не думал или, вернее, не верил никогда, что мир может быть настолько заполнен светом и теплом.

Дэниэл потянулся и, поймав нижнюю губу Грега, легонько потянул на себя. Тот почти привычно уже поколебался секунду и жадно ответил на поцелуй.

Грег никогда не целовал его сам. Но стоило вовлечь его в поцелуй, как его срывало с катушек, и Дэниэлу неимоверно нравилось, что именно он, Дэниэл, делает это с ним.

В Вену они добрались часам к двум ночи. Уже в машине Дэниэл спросил:

— Что мне дозволено?

Грег, сидевший рядом с ним на заднем сидении трансфера, вздрогнул и, прищурившись, посмотрел на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, я не хочу слишком уж демонстрировать наши… отношения? Если ты к этому не готов. Вот и решил спросить. Могу ли я приходить к тебе в номер по ночам или что-то ещё?

Грег закашлялся.

— В Лондоне тебя это не смущало, — сказал он, закончив кашлять.

Дэниэл повёл плечом.

— Не знаю. Эта атмосфера так действует на меня.

Атмосфера в самом деле была такой, что Дэниэлу казалось, будто он попал в сказку — белые стены и колоннады исторических зданий проплывали за окном в ночном полумраке, широкие улицы застилал тонкий слой белого снега. Здесь не было серого — только белое и ночь, и Дэниэл необыкновенно остро ощутил, что не видел такого нигде и никогда — даже во сне. Это было странное чувство, которое он пока не успел осознать до конца — мир вокруг был прекраснее мира из снов, и рядом находился тот, кто наполнял его красками жизни.

Грегори долго молчал, прежде чем ответить на вопрос.

— Мы будем жить в одном номере, — сказал он наконец.

Сердце Дэниэла гулко стукнуло, когда он представил одну спальню, в которой они с Грегом оказываются голышом.

— А первый вопрос? — спросил хрипло он.

— Мне нечего скрывать, — ответил Грег и окончательно замолк.

Через двадцать минут Дэниэла постигло разочарование, к которому он был абсолютно не готов — они зарегистрировались в отеле в самом центре города, Грегори взял ключи. Они поднялись на третий этаж и, войдя внутрь, Дэниэл обнаружил, что номер состоит из трёх комнат — гостиной и двух спален.

Дэниэл не смог сдержать стон.

— Что? — спросил Грегори, оборачиваясь к нему.

Дэниэл молча покачал головой.

— Я возьму южную, — сказал Грег, — душ у каждого свой. Спокойной ночи, я уже на ногах не стою.

Дверь южной спальни захлопнулась у Дэниэла перед носом.

Он постоял несколько секунд, а затем дёрнул за ручку чемодана и покатил его в другую спальню.

Той ночью Дэниэлу не снилось ничего, но выспался он всё равно необыкновенно хорошо. Проснувшись, он обнаружил, что Грегори уже нет — вместо него на столе в гостиной лежала записка, где значились время и место — одиннадцать часов, ресторан «Монтенбло».

Времени было ещё полно, и Дэниэл, натянув джинсы, свитер и куртку, вышел на этаж. Спустился вниз и, оставив ключи у портье, вышел на улицу.

С полчаса он гулял по зимнему городу, разглядывая достопримечательности. В Вене было необыкновенно светло, и он бы гулял ещё и ещё, если бы время не приближалось уже к одиннадцати. Минут за пятнадцать до назначенного срока он поймал машину и попросил отвести его в ресторан «Монтенбло».

Грегори уже ждал. На столе перед ним стояла чашечка кофе, и на фарфоровом блюдечке лежал круассан. Оглядевшись по сторонам, Дэниэл почувствовал, что место это явно не для него — дорогие марки одежды так и бросались в глаза. Грегори, впрочем, было всё равно. Едва Дэниэл присел к нему за столик, он подозвал официантку и, не спрашивая ни о чём, попросил принести второй заказ.

— Ты знаешь немецкий? — Дэниэл поднял брови.

— Очень мало, — Грегори покачал головой. — Больше французский и немного латынь. Каждый следующий язык даётся легче, — пояснил он.

Заметив удивлённый взгляд Дэниэла, он добавил:

— Мне нужно по работе. Иначе бы не учил.

Дэниэл улыбнулся.

— Так о чём ты пишешь?

Грегори пожал плечами.

— О том же, о чём и все — о жизни, о войне и о любви.

— Ты романист?

Грегори покачал головой.

— Не очень люблю придумывать то, чего нет. Только история — там и так достаточно того, что стоит рассказать.

— И поэтому ты ездил в Париж…

Грегори кивнул.

Дэниэл закусил губу и замолк. Он помнил, что обещал не спрашивать ничего, но то, что Грегори начинал понемногу раскрываться ему, провоцировало спрашивать ещё и ещё. К тому же сейчас они были так далеко от Лондона и его пасмурных вечеров, что все обещания забывались очень уж легко.

— А Камбрия… Ты говорил, что писал и о ней… Там ты тоже был?

Грегори вздрогнул и внимательно посмотрел на него.

— Я предпочёл бы не отвечать на этот вопрос.

Сердце Дэниэла замерло и пропустило удар, ему показалось, что он и так получил ответ.

— Хорошо, — сказал он. И, пользуясь предоставленной ему привилегией, поймал руку Грегори и накрыл своей. — У тебя, наверное, есть план, что мы будем делать теперь?

Грегори кивнул, но перечислять места, которые они должны посетить, не стал — казалось, настроение у него испортилось напрочь, и теперь он почти всё время смотрел на свой кофе, забывая даже откусывать круассан.

Закончив завтракать, они отправились гулять по центру — к Грегори понемногу возвращалась разговорчивость, он рассказывал о дворцах и площадях. В основном, как и обещал с самого начала, о войне и о любви.