Дэниэл только повёл плечом.

— Во-вторых… — продолжил он. — Рейзен говорит, что надо брать, что дают. Если меня узнают по этим картинам, то потом я смогу рисовать то, что хочу.

— Тебя будут знать как художника, рисующего Прованс. И ты всегда будешь рисовать Прованс, потому что этого хотят они.

Дэниэл чуть повернул голову и внимательно посмотрел на него.

— Я об этом думал, — сказал он. — Но все говорят, что надо идти на компромисс. Никто не зарабатывает деньги на том, что любит делать. Всегда или то, или то.

Грег поднял бровь.

— Тогда что я делаю здесь?

Дэниэл растерянно пожал плечами.

— С первой книгой мне помог отец. Но потом я всё делал сам. И я бы никогда не стал писать про Прованс. Да, Рейзен прав, пока тебя не знают — ты никто. Но нет смысла завоёвывать признание среди тех, кому никогда не понравишься ты настоящий, такой какой есть.

Дэниэл пожал плечами.

— Наверное, разница в том, что у тебя есть отец. Разве нет?

Грег пожал плечами и попытался спрятать улыбку. Приблизился к нему и коротко поцеловал.

— Не езди никуда. Останься со мной.

Грег почти видел, как что-то меняется у Дэниэла в глазах. Потом он уронил голову ему на плечо.

— Надо позвонить и отказать, — сказал он через несколько минут, и Грег ответил:

— Хорошо.

Почему-то именно этой ночью Дэниэлу снова приснился сон. Вокруг было множество людей — они смеялись, пили из драгоценных кубков вино за длинным п-образным столом. Только он стоял на коленях в самом центре, там, где обычно стоят лишь шуты. Стоял долго, слушая их пьяный гомон и стискивая руки, закованные в кандалы, в кулаки, пока к нему не подошли. Сильная рука дёрнула за волосы до боли, заставляя поднять лицо. Плевок прилетел в лицо, и Данстан подавил желание плюнуть в ответ. «Терпеть», — звенело в голове.

Его снова дёрнули за волосы, но уже вниз.

«Лижи», — прозвучал приказ и, давясь своей ненавистью, своей гордостью и презрением к самому себе, Данстан принялся вылизывать подставленный сапог.

Лишь через несколько минут ему позволили поднять голову, и он снова увидел, как плещется, выливаясь через край, в чёрных глазах злость.

— Дэни… — его трясли за плечо, как никогда не позволял себе делать Джек и, глотая воздух как утопающий, едва вынырнувший со дна, он принялся точно так же хвататься за руку, терзавшую его.

Дэниэл открыл глаза. В углу комнаты филиалом луны слабо мерцал круглый ночник, а совсем рядом, будто он и не покидал своего сна, мерцали чёрные глаза — только теперь в них плескался страх.

— Грегори… — прошептал он охрипшим голосом. Дэниэл всё ещё тяжело дышал и не знал, чего хочет больше — прижаться лбом к обнажённой груди сидящего рядом с ним или, свернувшись в клубочек, попытаться спрятаться под одеяло с головой.

— Дэниэл… — Грегори не знал, что сказать, — снова сон?

Дэниэл стиснул зубы и, не произнеся ни звука, кивнул.

— Прости… — выдохнул Грегори и, не оставляя выбора, прижал его к себе. — Сердце моё, прости.

Дэниэл зажмурился и вжался в его грудь так сильно, как только смог.

— Не уходи, — попросил он. — Или пусти меня к себе, Грегори. Я хочу спать с тобой.

Рука, скользившая в его волосах, замерла, и на секунду Дэниэлу показалось, что Грег перестал дышать.

— Это невозможно, — тихо, но твёрдо сказал он.

Оба замолкли надолго, а потом Грегори сказал, будто извиняясь:

— Я побуду с тобой, пока ты не уснёшь.

Дэниэл кивнул, хотя отчётливо ощущал, что это — снова не то.

Грегори устроился на подушках рядом с ним, и Дэниэл устроился у него на груди, обнимая поперёк живота. Грегори неторопливо гладил его по волосам, и Дэниэла уже снова клонило в сон.

— Увези меня отсюда, — сквозь дрёму попросил он.

— Куда? — так же негромко спросил Грег.

— Не знаю. Домой?

Грегори покачал головой, и Дэниэл скорее почувствовал, чем увидел глазами этот ответ.

— Отвези меня в Вену, — попросил он, — на Рождество. Я никогда не был на материке.

Грегори улыбнулся и снова провёл по его волосам рукой.

— Хорошо.