4. Долина цветов
С каждым годом взгляд Раймона становился всё задумчивее. Иногда ему казалось, что Ингвар отвечает ему такими же долгими задумчивыми взглядами — а потом полуэльф смеялся сам над собой, глядя в зеркало, с силой сдавливал слишком широкий подбородок, которому никогда было не сравниться с чертами истинных эльфов.
В глубине души он знал, что даже будь он первым красавцем в окрестностях башни Синего Дракона, Ингвар никогда не стал бы принадлежать ему — между ними лежала пропасть. Хоть дом Синего Дракона и ослаб, первым принимая на себя удары Империи, он всё ещё оставался одним из древнейших среди сумеречных эльфов. Обыкновенные чистокровные эльфы не смели и взгляда поднять на то чудо, которое все свои дни проводило с ним, полукровкой.
Раймону оставалось лишь наслаждаться тем, что у него уже есть.
Время в доме сумеречных эльфов текло медленно и плавно — не в пример тому, как бежало оно в городе людей. Череда дней сливалась в один тягучий поток, накрывавший Раймона с головой и лишь изредка выбрасывавший на берег.
А Ингвар всё чаще пропускал занятия и всё дальше улетал от дома на отцовской виверне, неизбежно заставляя следовать за собой и Раймона.
— Посмотри, — сказал он как-то, когда они приземлились на вершине поросшего травой холма.
Ингвар ткнул пальцем вниз, в долину, покрытую ковром сиреневых и оранжевых цветов.
Раймон тоже спешился и замер ненадолго, любуясь стройной фигурой, одетой лучами закатного солнца. Ингвар казался древним божеством в своей белоснежной мантии Хранителя, с волосами, растрепавшимися под порывами небесного ветра.
Полуэльф и сам не заметил, как оказался в шаге от своего названного брата. А очнувшись от дурмана, увидел, что его руки лежат на тонких плечах, и Ингвар послушно льнёт к нему всем телом.
Секунду Раймон просто вдыхал запахи прижатого к нему тела — дорогих благовоний и дикой травы.
Он собирался отстраниться, но не успел — Ингвар перехватил его руку, прижимая крепче.
— Эти цветы растут здесь с тех пор, как сумеречные эльфы пришли в эти места. Долгие годы мы скитались по горам и пустошам. Многие из нас умирали, как умирают теперь на войне наши близкие. Когда мы пришли в долину цветов, солнце обожгло обветренную кожу наших предков, и они упали на колени. Опускались сумерки, и тёплый ветер колебал обрывки их одежд. Это то место… где всё началось. Прошли века, и мы так редко приходим сюда. Мы забыли, кто мы. Кровь драконов для нас — лишь способ утвердить свою власть. Но когда кто-то из нас устаёт жить — он приходит сюда и засыпает среди цветов. Всё кончается там же, где началось. Таков закон времени.
Ингвар замолчал. Он был не похож сам на себя, но Раймон чувствовал, что слова рвутся откуда-то из самых глубин его души. Что творилось в голове у брата? Этого Раймон никогда не мог понять. Он облизнул губы, размышляя над ответом, но Ингвар внезапно резко рассмеялся и откинулся назад, на грудь полуэльфа.
— Так говорит наставник. Представляешь, какие глупости мне приходится слушать всю жизнь?
Раймон не ответил. Он на секунду сжал плечи Ингвара ещё крепче, стараясь насытиться случайно дарованным ему теплом раз и навсегда.
— Идём, — Раймон сам удивился тому, как сухо звучит его голос. Он резко отстранился от брата и шагнул к виверне. — Не вернёмся до темноты — отец будет недоволен.
— Вернёмся? — Ингвар обернулся и с деланным удивлением поднял брови. — Но я не собираюсь домой. Отец отправился с ревизией на границу. Раньше завтрашнего вечера он не вернётся, а отчитываться перед Беллом я не собираюсь.
Раймон глубоко вздохнул. Вот оно что. Полуэльф не раз уже замечал, что Ингвару будто срывает крышу, если Белл остаётся в доме за главного. Он точно пытался доказать что-то брату, вот только что можно доказать, творя глупость за глупостью — Раймон не понимал.
— Инг, — он обернулся и устало посмотрел на друга, не убирая ладони с шеи виверны. — Белл скажет отцу, и нам опять достанется. Зачем злить их лишний раз? Мы можем прилететь сюда в любое другое время.
— В любое другое? — Ингвар шагнул к Раймону и опустил пальцы ему на грудь, заставляя волны дрожи разбежаться в разные стороны. — Эта ночь не хуже любой другой, Раймон, — он ловко скользнул пальцами под рубашку Раймона, заставляя пуговицы расстёгиваться одну за другой. — И он не посмеет меня наказать.
Раймон сглотнул. Он и сам знал, что Ингвара не накажут. Наказывали всегда его — даже если наказывал Тауфин. Но так трудно было заставить себя думать о чём-то еще, кроме этих тонких пальчиков, скользивших по груди.
— Ингвар… — выдохнул он, впервые за много лет назвав брата полным именем.
— Скоро мне исполнится девяносто, — продолжил Ингвар, не замечая ни слов, ни тяжёлого дыхания Раймона. — Отец начнет подбирать мне супруга, потому что я не наследник, а дому нужны сильные союзники.
Его ладонь скользнула обратно вверх, другая присоединилась к ней, и рубашка Раймона мягкой волной осела на землю.
— Я даже не знаю, кто это будет, — сказал Ингвар спокойно, но когда он поднял глаза на брата, Раймон увидел, что в глазах эльфа плещется страх. — Женщина, мужчина… Много старше меня или совсем дитя. Я буду отдаваться ему, потому что я младший. И потому что я красив, как девушка — все знают об этом. Из меня не выйдет воина. Да и Хранитель я не такой сильный, чтобы войти в совет. Моё тело — вот и всё, чем я могу послужить семье.
Не выдержав, Раймон с силой стиснул плечи Ингвара и впился губами в его губы, заставляя замолчать. Ингвар ответил охотно, раскрываясь навстречу и лаская Раймона мягким податливым языком.
— Чёрт, — выдохнул Раймон, отрываясь от сладких губ и только потом вспоминая, что ругаться при Ингваре нельзя. — Что ты делаешь со мной?
— Что ТЫ делаешь со мной? — Ингвар мотнул головой, становясь похожим на духа морозного ветра — всклокоченного и растревоженного. — Я всегда знал, что буду принадлежать тому, на кого укажет отец. Но вот ты здесь… И я хочу принадлежать только тебе. Только тебе — полукровке и названному брату. И мне плевать, что он скажет.
— Тебе всегда было плевать, — выдохнул Раймон, не замечая, как крепче сжимаются его пальцы на тонких плечах.
— Не болтай, — Ингвар плотнее прижался к телу полуэльфа. С годами кость эльфа не стала грубее, плечи же Раймона, напротив, всё более походили на человеческие, и ощущение странной дикой силы, исходившее от него, будило непривычную жажду в груди Ингвара.
— Ты хочешь того, чего у тебя нет, — Раймон почувствовал болезненный укол у самого сердца, когда произносил эти слова. Он знал, что прав, но отказать доверчиво трущимся о него бёдрам не мог. Дрожащие руки полуэльфа оказались на вороте мантии Ингвара и принялись торопливо ее расстегивать, путаясь в крючках. Сбросив ткань на землю, он вздёрнул Ингвара вверх будто пушинку — так, чтобы тонкие косточки на нежной шее оказались у самых его губ, и принялся покрывать торопливыми поцелуями. Утолив первую жажду, он отпустил расслабленно повисшего на его плечах Ингвара. Секунду смотрел на обнажённое, стройное будто стебель тростника тело. Что-то было странное в этом. Будто он имел дело с духом или фарфоровой куклой, но желание пересилило, и он помог Ингвару улечься на траву, а затем принялся покрывать поцелуями белоснежную грудь. Добравшись до маленькой впадинки пупка, он замер, медленно трезвея. Напряжённый член Ингвара был совсем близко, а там дальше таилось то, чего он не пробовал никогда — и чего не пробовал Ингвар. Ему, полукровке, было всё равно. Но что сказал бы Тауфин, узнав, как отплатил за гостеприимство его приёмный сын?
— Раймон? — Ингвар приподнял голову, заметив, что Раймон не двигается.
Будто неживой, Раймон опустил пальцы на напряженную плоть Ингвара. Снова прильнул губами к впалому животу, старательно выискивая те точки, которые заставят Ингвара застонать, и вскоре преуспел. Пальцы полуэльфа неторопливо задвигались на белоснежной плоти, постепенно ускоряя движения. Ингвар уже стонал в голос, когда ритм достиг предела, и прозрачные брызги упали ему на живот.
Секунду Ингвар лежал неподвижно, пытаясь отдышаться.
— Я не этого просил, — сказал он, резко впиваясь пальцами в затылок Раймона и заставляя приподнять голову.
— Не надо, Инг.
Ингвар тут же оттолкнул полуэльфа в сторону и принялся одеваться.
Раймон тоже подобрал рубашку и принялся застёгивать пуговицы. Теперь он видел, что дрожат пальцы Ингвара. Эльф был напуган. Или попросту зол. Злого Ингвара Раймон видел редко, но ничуть об этом не жалел.
Ингвар молча подошёл к виверне и вскочил в седло. Не дожидаясь, когда Раймон последует за ним, он рванул в небо, наслаждаясь ледяным ветром, бьющим в лицо. Первый раз он предложил себя — и был отвергнут так открыто. Гордыня терзала сердце эльфа ледяными когтями. Он мог выбрать любого. Любого из самых красивых сыновей дома Синего Дракона. Но он хотел полукровку — жалкую и случайную находку отца, которую пригрел рядом с собой. Вот только полукровка. Не хотел. Его.
Раймон нагнал Ингвара уже на посадочной площадке. Протянул руку, чтобы остановить, но Ингвар обернулся молниеносно, будто готовился к удару, и голубые глаза обожгли полуэльфа таким холодом, какого не встретишь самой суровой зимой.
Ингвар отвернулся и молча пошёл прочь. Раймон выждал немного и направился следом.
В башне царил странный переполох. Слуги и стража носились в разные стороны, но Раймон не сразу заметил неладное — лишь когда Марлин перегородила дорогу Ингвару и что-то закудахтала.
Раймон разобрал только два слова, от которых озноб прошиб его с ног до головы: Тауфин мёртв.