8

Естественно, я не успокоился.
В первые пару дней мне было тошно — и от себя, и от него.
Я пытался забыться в каких-то барах, перестал ходить на тренировки… Но ничего не помогало, и в конце концов я проснулся в чужой постели не зная ни где я, ни с кем. Квартира была пуста, а одевшись, я понял, что пропали все мои деньги.
Но самое паршивое, что легче мне не стало.
Он сидел во мне как заноза. И теперь, когда голова немного прояснилась, я сам не мог понять, почему не использовал шанс, который выбил с таким трудом.
Я позвонил Яру и попросил приехать в небольшую кофейню недалеко от трека. Сам я приехал раньше, заказал себе эспрессо и долго думал, что именно хочу ему рассказать.
Разумеется, Яр не был способен понять всех тонкостей того безумия, которое происходило между мной и Максимом. И всё же мне нужно было с кем-то делиться происходящим, потому что иначе я мог бы свихнуться окончательно.
Ян явно не стал бы слушать мои истории о Максиме. Стоило поблагодарить его уже за то, что он позволил мне недавнюю встречу.
С Пашкой я общался в последнее время редко и в основном по деловым вопросам — он у нас стал серьёзным бизнесменом при пиджаке и галстуке, так мне даже бывало стыдно при нём за свой разгульный образ жизни.
Отец вполне ясно выразил свою точку зрения относительно происходящего.
Оставался Яр, но он никогда не был хорошим слушателем. Он был болтуном и сволочью, и он был, наверное, единственным, кто мог простить мне мою манию именно потому, что ему на всех и всё было наплевать.
И всё же, когда он пришёл, я решился сказать ему только немногое.
— Ярик, что делать, если твой «Бриллиант» откажет в обслуживании? — спросил я на пробу.
Ярик поймал официантку, потребовал кофе и только потом обратил внимание на меня и спросил:
— Проштрафился, да? Ну, есть ещё одно местечко, «Нимфа и Кентавр».
— Стоп! Мне не нужно ещё одно местечко. Сойдёмся на том, что мне нужен Макс.
— Боже, — Яр потёр переносицу, — неужели не отпустило?
— Давай без комментариев, ок?
— Ок, — Ярослав вздохнул, откинулся на спинку стула и, поблагодарив официантку, поднёс чашку кофе к губам. — Ну что тебе сказать, детка… Тебе уже отказали?
— Пока нет.
— А, ну так дело куда проще, чем я думал. Не думаю, что Альберт так уж верен своим принципам. Нужно будет просто предложить достаточно большую сумму.
Я тоже пригубил кофе и задумался. Ещё один вызов. И снова тот же самый сценарий… Нет, нужно было найти другой путь, если я не хотел в самом деле стать для Макса одним из постоянных клиентов.
— А его телефон… — спросил я задумчиво, — хотя нет, с телефоном я уже пробовал. Можно достать его адрес?
Я посмотрел на Яра, но тот нахмурился.
— Вить, это преследование. Уголовная статья.
— Да брось…
— Я серьёзно. В этих вопросах Альберт весьма щепетилен, потому что должен обеспечить своим игрушкам безопасность.
— Так… Ладно. А можешь дать мне адрес самого агентства?
Яр нахмурился ещё сильнее.
— Не скажешь сам — пробью по телефонной базе, — пригрозил я, и он сдался. Нацарапал мне на салфетке номер дома и улицу, и я, в очередной раз так и не показавшись на треке, поехал туда.
Макса я увидел часов около пяти. Всё-таки с кем-то он видимо общался — вынырнул из бывшего многоквартирного дома, а ныне многоофисного здания, вдвоём с какой-то брюнеточкой. Брюнеточка придерживала его под ручку и весело щебетала. И не скажешь, что он у нас голубой хастлер — ну чисто добропорядочные граждане идут домой после тяжёлого дня офисной работы.
Брюнеточка откровенно его клеила, но тут я почему-то совсем не ревновал. Во-первых, не мог представить Макса с брюнеточкой в постели, а во-вторых, отвечал он ей очень уж… доброжелательно. Как мальчик из соседней квартиры. Ни капли игры, только искреннее дружелюбие.
Я подумал тогда, что Макс в нормальном состоянии вообще был вот так вот дружелюбен со всеми. Ещё в школе он никогда не истерил и не повышал голоса, не было в нём никакой манерности. И очень странно было, что теперь он опять стал таким же, как в детстве, хотя, казалось бы, должен был измениться до неузнаваемости.
Вместе с брюнеточкой он скользнул к тротуару и, подняв руку, стал голосовать. Меня немного удивило, что у него нет машины, но я решил, что это отличный случай изобразить случайную встречу и собирался уже подкатить к нему на поднятую руку, когда какая-то сволочь на джипе затормозила прямо перед ними и взяла обоих на борт.
Мне оставалось только ругаться сквозь стиснутые зубы. Я завёл мотор и поехал следом за ним.
Старый дом. Ну как старый — сталинских времён. Где-то в районе киевской, недалеко от реки. Тут обычно не покупали квартиры, тут жили те, кто получил их давно за заслуги перед государством — но квартиры были действительно хорошие, а Макс, видимо, стал исключением.
Они с брюнеточкой вышли из машины и направились к одному подъезду. Джип отъехал, а я завис, отыскивая место для парковки — кругом не было ни сантиметра свободной земли.
Пока я кружил вокруг его огромного дома с несколькими корпусами-крыльями, Макс снова показался из подъезда, уже один. Он жил с брюнеточкой? Я надеялся, что нет. Впрочем, он был одет уже иначе, обычный серый костюм сменили джинсы, которые я уже видел, и слегка вызывающая синяя рубашка, рукава которой были закатаны по локоть, а полы расстёгнуты. В разрезе виднелась простая однотонная футболка. Ничего особенного, но Максу неимоверно шло — как, впрочем, и всё, что я когда либо на нём видел. Максимчик скользнул к до боли знакомому Порше, перекрашенному зачем-то в красный цвет, и освободил парковочное место. Класс. Только мне оно уже не было нужно.
Сзади, впрочем, уже наблюдался ещё один желающий оставить наконец машину и добраться домой, и я решил всё-таки припарковаться, а Макса ждать у подъезда.
К такому времяпровождению мне было не привыкать — я и не помнил сколько вечеров провёл у его старой квартиры, надеясь, что он вернётся. Что, блядь, за сволочная привычка исчезать, не сказав ни слова? Я снова начинал заводиться.
Три часа у подъезда показались мне адом, а когда красный порше оглушительно засигналил, требуя освободить место для парковки, я будто бы вынырнул из котла со скворчащим маслом. Убирать машину мне было некуда, и я просто подошёл к Максу и постучал в окно.
После секундной паузы стекло отъехало вниз, и я встретил его усталый взгляд.
— Опять ты? Все заказы только через Альберта.
— Прекрати. Я хочу поговорить.
Макс закрыл глаза и откинулся на заднее сидение.
— О чём? О чём нам… Витя… говорить?
Я не знал. Знал только, что поговорить с ним мне необходимо до дрожи.
— Я устал.
— Я тоже. Торчу тут с пяти вечера. Видел твою брюнеточку. Только не говори, что жена.
— Тебе-то что? — вопрос мог бы показаться вызывающим, но в голосе Макса было слишком много усталости.
— Макс, или выйди, или впусти меня.
Поколебавшись, Макс потянулся к противоположной двери и открыл её. Я нырнул внутрь и на секунду оглох от его запаха, пропитавшего салон.
— От меня тут ничего не осталось… — пробормотал я, разглядывая значки крупных автомобильных производителей над лобовым стеклом, — а ты снова их собираешь.
Макс не ответил. Завёл мотор и отъехал немного назад. Затем спросил:
— Куда?
Я пожал плечами, и он повёл машину куда-то в одному ему известном направлении…
Макс молчал. Я тоже. Что я хотел спросить? Все мысли вылетели из головы.
— Макс, как ты жил?
Максим медленно повернулся, наградил меня мрачным и насмешливым взглядом и снова посмотрел на дорогу. Я почувствовал себя героем старого итальянского фильма.
Мы молча миновали набережную, свернули в какой-то закуток, где можно было припарковаться и выйти.
Я посмотрел на Макса и, открыв дверь, вышел наружу.
Макс колебался.
— Боишься? — спросил я. — Я ничего не сделаю, тут полно людей.
— Идиот, — выдохнул Макс равнодушно и стал выбираться из машины, но что-то пошло не так, и стоило ему покинуть салон, как ноги его подкосились, и он рухнул — слава богу в мои подставленные руки.
— Макс!
— Пусти…
Сопротивляться он тем не менее не пытался.
Я попытался усадить его обратно в салон, но мои собственные локти мне помешали, и, прислонив его к борту Порше, я попытался перехватить его — и тут же увидел кучу маленьких деталей, который не были заметны в салоне. Шея Макса была исцарапана. Ворот футболки, совсем свежей, когда он выходил из дома, теперь был растянут. Джинсы порваны, будто он напоролся на гвоздь, а сам он держался так, будто любое движение бёдер причиняло ему боль.
— Устал? — спросил я, чувствуя, как снова накатывает злость.
Макс не ответил. Только отвернулся.
Я подхватил его на руки и всё-таки затолкал в машину — только не на водительское сидение, а на заднее, а сам сел за руль.
— Ты что творишь? — попытался он возразить, но я не слушал и только когда уже завёл мотор, ответил на его истерический вопрос: — Куда?
— В больницу.
Макс затих, и минут пять мы ехали молча, и только когда остановились на каком-то перекрёстке, он потянулся вперёд, опустил руку мне на плечо. Рука его была слабой, совсем не такой, как обычно, будто у него внутри села батарейка.
— Вить, не надо, я отлежусь.
Я не ответил. Ярость почти хлестала через край. Бросил на него один единственный взгляд, и он заткнулся.
Потом была та часть, которую я обычно переживаю в бессознательном состоянии — регистратура, врачи, насмешливые взгляды. Я сжимал его плечи, заставляя игнорировать подколы, и уже жалел, что привёз его к этим людям.
Я оставил его в палате, когда он уснул. Хотел посидеть до утра, но вышел врач и сказал, что утром его уже выпишут. А я не хотел общаться со здоровым и злым Максимом. Мне было страшно.
И я уехал, оставив его там.
Не знаю, когда его выписали — утром или всё-таки позже, но на следующий вечер мне пришла смска с незнакомого номера, от которой я едва не сошёл с ума. Всего два слова, которые мог писать только один человек:
«Вить, спасибо».
Я забил номер в телефонную книгу, а вот ответил не сразу. Думал над ответом всю ночь и всё утро, наворачивая по треку круги. А потом в раздевалке взял в руки телефон и написал:
«Макс, я тебя вызову. Пожалуйста, не отказывайся. Мне просто необходимо тебя увидеть».