7

Проснулся я вопреки обыкновению разбитым — под стать моей квартире, раздолбанной вчерашней гулянкой. На полу около кровати валялись использованные презервативы, тут и там стояли пустые бутылки. Я пробрался между разбросанными по полу тряпками и, покачиваясь от то и дело ударявших в голову волн боли, вышел в гостиную.
Здесь обстановка была не лучше — к счастью, Яру хватило мозгов и выносливости выпроводить посторонних.
Сам он обнаружился здесь же на диване, который так и не удосужился разложить. Я потыкал его в плечо и негромко позвал:
— Яр!
Ярик продрал глаза и тут же потянулся ко мне за поцелуем, дохнув при этом мне в лицо неслабым перегаром.
— Уймись, скотина. Подъём, уже двенадцать.
Яр поднёс к глазам часы и, моргнув пару раз, зафиксировал на них взгляд.
— Иди в душ, я приготовлю завтрак.
При мысли о завтраке мы испытали одинаковый приступ тошноты, но спорить Яр не стал. Он кое-как поднялся и поплёлся в санузел.
Я же собрал самые заметные следы нашей вечеринки в большой пакет и отнёс на кухню. Затем взялся за телефон и, набрав номер домработницы, попросил приехать внепланово — обычно она убиралась у меня по субботам раз в неделю.
Затем всё-таки добрался до кухни и, засыпав капсулы в кофе-машину, нацедил нам две чашки крепкого кофе.
Яр появился минут через десять заметно посвежевший, но всё ещё с покрасневшими глазами. Я залпом выпил свой кофе и тоже отправился в душ.
Под струями горячей воды голова немного прояснилась — причём не в лучшую сторону.
Я опять думал о Максе, от которого, как оказалось, совсем не вылечился. Я сам не мог понять, откуда во мне взялась вчерашняя ярость. Я ведь не ненавидел его. Мне было… грустно. До боли в сердце. От мысли о том, что он теперь одна из этих кукол, лиц которых я и не пытался запоминать.
У меня как-то никогда не складывалось в голове то, что он тоже был моделью. Я сам толком не знал, откуда у меня презрение к этой профессии — всегда думал, что оно связано с тем, что эти самые модельки отбирали у меня Яра, а теперь вдруг подумал, что не мог я совсем не понимать, что моделью был и Максим.
И теперь в душу закралось противненькое подозрение — а что, если и он работал в таких модельных домах? Не сейчас, а уже тогда, когда я безнадёжно пытался увести его у одного единственного соперника.
От этой мысли стало совсем тошно — и я даже не знаю, от себя или от него.
Я закончил принимать душ и, вернувшись к Яру, принялся за вторую чашку кофе.
Оба мы молчали — он, наверное, потому, что трещала башка, а я — потому, что хотел подумать о Максе.
Мне постепенно становилось стыдно. Что бы там ни крутилось у меня в голове — если это вообще была голова — он занимал слишком большую часть моей жизни, чтобы осудить его вот так, не дав шанса оправдаться.
Я с ужасом понимал, что закрывшаяся вроде бы рана снова начинает кровоточить. Я опять хотел понять его, каким бы он ни был, хорошим или плохим. Что уж говорить о том, что я опять хотел его видеть. От одной мысли о том, что теперь это возможно, сердце ускоряло свой бег.
— Яр, — позвал я в конце концов, и Ярик посмотрел на меня усталым взглядом, — ты сказал, мы можем заказать его ещё раз.
— А? — Яр наморщил лоб, — А, ты про того, на кого вчера запал. Витя, я ведь тебе говорил, помнишь — никогда не спи дважды с одним и тем же.
Я посмотрел на него, не особо пытаясь сдержать злость.
— Да пошёл ты нахрен со своими принципами.
Яр не обиделся. Только приподнял бровь.
— Витя, только не говори, что ты реально запал.
Я скрипнул зубами. Объяснять ему про Макса не хотелось. Не теперь, когда я сам ничего не понимал толком в нашей истории.
— Витя, он — шлюха.
Громыхнуло — и в следующую секунду я обнаружил, что прижимаю Яра к стене, а опрокинутая чашка валяется на полу, пачкая кафель тёмной жижей. Сказалась привычка действовать на рефлексах, выработанная гонками.
Я чуть ослабил хватку, понимая, что перегнул.
— Не называй его так, — сказал я спокойно, но до конца пальцы так и не разжал.
— Как, Витя? Это не оскорбление, это факт. Ты втрескался в шлюху.
Пальцы снова сжались на его горле, и Яр прохрипел:
— Пусти, урод.
Я отпустил его и, резко сев на своё место, уставился на собственные руки, которые внезапно перестали меня слушаться.
— Ярик, — сказал я тихо, — мне насрать на всю твою теорию пикапа. Мне насрать, что ты думаешь обо мне. Потому что я хочу его так, как никогда не хотел ни тебя, ни кого-то из твоих мальчиков. Тебе не понять этого. Если мы друзья — просто прими это. Всё.
Ярик опустился на диван, всё ещё потирая пострадавшее горло.
— Ну, ок, — согласился он, и я уставился на него, порядком удивившись такому резкому отступлению, — что? Я тебе не нянька, чтобы жить учить.
— Это точно, — я нервно хохотнул, — так что? Достанешь мне его телефончик?
— Телефоны сотрудников так просто не дают. Начальство же понимает, что бывают маньяки… вроде тебя. Наши девочки — товар штучный.
— Тогда нахрена ты… — я привстал, снова начиная заводиться, но Ярик резко оборвал мою тираду:
— Уймись, Ромео! Закажу я тебе твою… твоего… Джульетту короче. Только потом не жалуйся.
— Когда? — я резко сел.
— Ну… обычно такие мальчики по два дня подряд не работают. Так что раньше следующей недели не жди.
— На пятницу закажешь?
— Ну, да. Самое оно.
Эта неделя превратилась для меня в сущий ад. По треку я гнал каждое утро как безумный — а потом не мог найти себе покоя. В понедельник снова поехал в тот район, где мы с Максом выросли. Гулял по тому парку, где мы гуляли нашей единственной счастливой весной. Долго курил в своём старом дворе у отцовского дома и пытался понять — как я мог не замечать его целый год, пока он жил по соседству?
В конце концов отец заметил меня из окна и, загнав домой, стал поить чаем и выяснять, какого чёрта происходит. Я долго жался, а потом выложил ему всё от и до.
Батька только присвистнул и тоскливо потёр виски.
— Витя…
— Да знаю, знаю, когда уже наконец я повзрослею, так?
Отец покачал головой.
— Вить, тебе тридцатник скоро. У меня такое чувство, что ты не повзрослеешь вообще. Я могу понять, почему такие, как твой Руслан остаются дебилами до конца дней, а вот что с тобой не так — хоть убей не пойму.
Я вздохнул и потёр виски.
— Я извинюсь.
— А может не надо уже, а?
Я удивлённо посмотрел на отца.
— Вить, ну сам подумай, кому станет лучше, если ты опять будешь его доставать?
— Я должен с ним поговорить, — сказал я растерянно.
— Ага… — отец вздохнул, — Вот самое время теперь говорить.
Лучше мне от этого разговора не стало, и всю оставшуюся неделю я продолжал думать о Максиме. Любого блондина, которого я видел на улице, хотелось развернуть к себе лицом, чтобы проверить — не Макс ли это. Но едва шагнув в сторону своей жертвы, я уже понимал, что это никак не может быть Макс — по неуловимым деталям, специфике движений, осанке. Как бы он не изменился за эти двенадцать с хвостиком лет, я был уверен, что если бы водяной, как в той старой сказке, заставил меня отыскать его среди десятка таких же красивых светловолосых парней, я не смог бы ошибиться.
Я сходил с ума всю неделю — а в пятницу меня ждал облом.
Готовился я в этот раз куда тщательнее, чем в прошлый. Отыскал ту рубашку, которую он подарил мне пять лет назад — она до сих пор хранилась у меня в шкафу, несмотря на два переезда. Заказал флакончик одеколона Kenzo — такого же, как тот, что он мне когда-то подарил. Достал и поставил на полку в спальне его фотографию в простой рамке с разбитым стеклом. Сидел как на иголках в ожидании появления нашей компании гостей — а потом с замиранием сердца следил, как каждый из пяти приглашённых входит в квартиру.
Макса среди них не было.
Я со злостью захлопнул дверь, перепугав гламурных конфеток и получив в награду раздражённый взгляд Яра.
Фальшиво улыбнулся им, только из нежелания окончательно испортить отношения с фирмой и, извинившись, рванул Яра в спальню.
— Что тебе опять не так? — устало выдохнул Яр.
— Где он?
— Где, блядь, кто?
— Макс.
— Вон трое. Выбирай.
— Что?
— Трое Максимов. Все блондины, как ты и хотел. Что тебе опять не так?
— Ты, блядь, грёбаный джинн без бутылки! Это не те Максимы!
Яр наградил меня ещё одним раздражённым взглядом — но, впрочем, быстро успокоился.
— Ты, может, хоть фамилию скажешь? А то знаешь, неохота к тебе по одному всех Максимов в Москве таскать.
— В топку. Дай телефон директора, я сам разберусь.
Яр без особого удовольствия на лице принялся копаться в карманах и в конце концов извлёк откуда-то визитку модельного агентства «Бриллиант вкуса».
— До понедельника не звони! Там все спят! — бросил он мне вдогонку, когда я уже выходил из комнаты.
Не пытаясь быть вежливым с гостями, я направился в прихожую и стал одевать ботинки. Через полминуты Яр тоже показался из спальни и стал с улыбкой успокаивать гостей, иногда враждебно поглядывая на меня. Кучка блондинов и блондинок, собравшихся вокруг него, снова весело защебетала, а я, уже не обращая на это никакого внимания, вышел за дверь.
И снова потянулись тяжёлые и пустые дни. Всю ночь вместо того, чтобы трахаться с заказными мальчиками, я наматывал круги по треку. Уже на втором круге меня посетила странная и дикая мысль — я, наконец, понял, чего хочу. Я хотел, чтобы Макс сейчас стоял там, за стеклом, откуда обычно наблюдали за нашими тренировками директора и инструкторы. И смотрел на меня. Это было так глупо и так недостижимо, что я тут же отбросил эту мысль и сосредоточился на дороге, но с этого мгновения даже здесь, на бешеной скорости, я неустанно чувствовал бесконечное одиночество. Темнота подступала со всех сторон, и в ней таились голоса моих бывших друзей, смеявшихся в тиши аллей в ночь нашего выпускного. А ярость становилась всё сильней, хоть я и не понимал по-прежнему, на кого она направлена. Я ненавидел уже не только Макса и не только себя, но и Пашку, который не удержал меня от глупостей, и Яна, который не смог удержать меня рядом с собой, и Яра… который сделал меня тем, кем я стал в конце концов.
В понедельник в десять утра, едва отмотав четыре круга, я отделался от приставаний Ярика и набрал номер агентства.
Яр сидел при этом в раздевалке напротив меня и внимательно наблюдал за моими действиями.
— Доброе утро, Альберт?
— Доброе утро, с кем имею честь?
— Вы меня пока не знаете, но мои друзья часто пользуются услугами вашего агентства. Говорят, у вас есть всё необходимое для сопровождения частных вечеринок.
Ярик, до сих пор яростно жестикулировавший, одобрительно кивнул.
— Да, у нас есть необходимый спектр услуг. Что вас интересует?
— Честно говоря, меня особо интересует одна ваша модель. Максим Тельнёв.
В трубке повисло долгое молчание.
— Почему именно эта модель? — спросил Альберт напряжённо. — И вы уверены, что мы с вами говорим об одном и том же виде услуг? Обычно на вечеринки приглашают нескольких моделей, готовых осуществлять эскорт. Весьма странно, что кто-то вдруг хочет получить конкретного сопровождающего.
— Не вижу ничего странного, он подходит к моей новой машине, — я на самом деле начинал злиться.
— У нас ещё несколько ребят того же типажа, чем они вас не устраивают?
— Послушайте, я клиент, и я хочу именно его.
— Простите, вы пока не клиент. Я вас вообще не знаю.
Я открыл рот, чтобы произнести своё имя, но в последний момент передумал.
— Ян Ютовский.
Альберт снова помолчал.
— Я поговорю с Максимом. Должен вас предупредить, у него не очень хороший характер. И несмотря на возраст, он пользуется достаточной популярностью, чтобы выбирать самостоятельно, в каких вечеринках участвовать.
— Хорошо, — я опустил веки и наконец-то расслабился, — мне перезвонить или вы позвоните сами?
— Я позвоню.
Альберт повесил трубку, а я снова открыл глаза и уставился на Яра.
— Вот сука, даже теперь его не достать, — я понял, что говорю вслух, только когда слова уже прозвучали, но Ярик не обратил на них никакого внимания, его волновало другое.
— Какой, нахрен, Ютовский? Витя, ты звезданулся? Он же сейчас будет проверять тебя на благонадёжность и позвонит настоящему Ютовскому. Ещё и серьёзных людей замешаешь в свои гейские игры.
Если первую половину фразы я ещё понимал, то вторая до меня доходила с трудом.
— Яр, давай по-русски, а? И я не думаю, что Ян будет против…
— Ян Борисович Ютовский, сын Бориса Ютовского, нефтяного магната из Саранска?
— Чего?
Кусочки головоломки медленно вставали на свои места.
— Нахрен таких людей подставлять?
— Да он мне первый в голову пришёл.
— А почему не Березовский?
— Потому что Березовского я не знаю! А Ян меня поймёт. Наверное. Слушай, а ты правда думаешь, что это до его отца дойдёт?
Яр пожал плечами, а я тут же стал звонить Яну, но так и не дозвонился до конца дня. А вечером он позвонил мне сам — непривычно злой.
— У тебя вообще мозги есть, а, Вить?
— Отцу звонили? — спросил я виновато, сразу догадавшись о чём идёт речь.
— Какому нахрен отцу? Отец давно понял, что из меня ничего хорошего не выйдет. Но заказывать через меня себе любовников — это не перебор, не?
— Ян…
— Да я бы даже понял, если бы ты себе шлюху заказал, но тебе же нужна одна конкретная шлю…
— Ян, заткнись!
Ян замолчал. Только продолжал дышать в трубку тяжело и зло. Я тоже молчал, предчувствуя, что надо бы извиниться, но не зная как.
— Сегодня в восемь, — сказал он всё так же зло, — у меня дома. Но если ты его трахнешь на моей кровати, я тебе лично яйца оторву.
Он повесил трубку. Я попытался перезвонить, но Ян три раза подряд нажал отбой, давая понять, что больше нам говорить не о чем.
«Янчик, ты прелесть», — настрочил я торопливо и бросился к машине.
Уже на полпути я получил ответ: «Ключи под ковриком. Что б ты спермой подавился».