9

Мне снилась его кожа… Такая гладкая… Я с трудом мог удержать желание прикоснуться к ней. Поцеловать. Попробовать на вкус.
И я целовал. Скользил губами по животу и бёдрам, не трогая самого главного. Просто наслаждался его близостью, которой мне так не хватало.
Я поднимал глаза и встречался с его взглядом — тем взглядом, которым он смотрел на меня в моей бескрайней кровати, повидавшей слишком много чужих тел.
Эти горечь, желание, недоверие и любовь навсегда отпечатались в моей голове.
Я всегда видел эту любовь в его глазах, как бы ни был он холоден, как бы ни старался доказать мне, что я ничего не значу для него. Если бы не эта любовь, я не стал бы его мучить. Позволил бы ему жить так, как хочет он. Уничтожать себя, пачкать свою душу и своё тело.
Я просыпался счастливым после таких снов, а потом как ушат ледяной воды окатывало осознание реальности — реальности того, что теперь я потерял его навсегда.
Я звонил ему, но его телефон уже привычно не отвечал. Пытался связаться с агентством, но и там трубку никто не брал — будто мой номер перестал существовать для всего мира. Нет, только для той части, что имела для меня значение.
Каждое утро я как бешеный носился по треку — вместо обычных десяти кругов было тридцать, потому что скорость хоть немного позволяла сбросить напряжение. Иногда сорок или пятьдесят.
Яру не хватало терпения дождаться меня — и я был этому рад. Смотреть на него было невыносимо.
Мы не поссорились. Мы с ним никогда не ссорились. Мы просто не стали говорить о том, что произошло.
Я наматывал круги и вспоминал. Бесконечно вспоминал какие-то почти незаметные детали наших последних встреч. Прокручивал их в голове так же, как крутилась трасса под колёсами — равномерно и циклично, но каждый раз немножко больней.
Я не вспоминал, как нам было хорошо. Совсем. Даже когда я вспоминал прошлое, в голову приходили только обиды и горькие слова, которые мы бесконечно говорили друг другу.
Меня как выжгли. Или вернее — выжгли мою любовь из меня. Я ненавидел его. Но выходя с трека снова, уже почти машинально набирал номер — его или Альберта. И гудки всегда обрывались, едва начавшись.
Однажды я увидел его.
Ноябрь уже подходил к концу, и дороги покрылись тонким слоем мокрого снега. На зиму над треком сооружали крытый навес, но зима толком ещё не началась, так что поставить его не успели — этакий пересменок, когда нельзя даже тренироваться, затянувшийся недели на две.
Зато уже началась череда предновогодних презентаций и награждений на радио и телеканалах. Раньше меня на такие мероприятия не дёргали — звали только Яра. В этом же году я стал штатным чемпионом, к тому же успел хорошенько посветиться перед камерами, и меня решили включить в нашу представительскую команду. Мы с Яром бродили среди всего этого гламура и походили, наверное, на вокалистов какой-то мальчиковой группы местного разлива — половина гостей нас не знала, но внешность наша явно привлекала внимание, и нас старались снимать почаще.
К концу вечера перед глазами всё плыло от бесконечных вспышек фотокамер, а в ушах звенело монотонное «тыц-тыц-тыц», и эхом отдавались визжащие голоса певиц, не умевших петь вживую.
И когда среди этой невыносимой круговерти света и шума, в которой Яр умудрялся клеить каких-то девочек с ламинированными волосами, я увидел Макса, мне показалось, что я в конец свихнулся или ослеп. Он сидел за столом с каким-то не в меру полным мужчиной с обрюзгшим лицом, держал в руках бокал шампанского и с мягкой улыбкой что-то рассказывал. От одного того, что его голос сейчас предназначен для другого, сердце заныло. Что уж говорить о том, что через секунду рука толстяка сжала лежащую на столе ладонь Максима и принялась тискать его пальцы.
Уже через секунду Яр уволок меня прочь, но и без того паршивый вечер был испорчен окончательно. А перед глазами, вконец ослепшими от вспышек, всё стояло запястье Максима, стиснутое неприятными стареющими пальцами. Больное воображение услужливо дорисовывало, как эти же пальцы скользят выше по его руке, к локтю — и дальше по уже обнажённому телу. Как колышется жирная спина между беспомощно раскинутых ног.
Нет, Максим не был беспомощным. Он доступно показал мне это в нашу последнюю встречу. Но для меня навсегда осталось в нём что-то от того мальчика, которого при мне волокли за школу. От мальчика, который не мог или не хотел сопротивляться тем, кто сильней его.
И как бы не старался я сделать вид, что между нами не было ничего хорошего, любовь никуда не девалась. И даже зная, что мы можем причинить друг другу только боль, я всё равно хотел видеть его, просто слышать его голос — дальше мои фантазии уже не заходили.
А десятого декабря нас с Яром позвал к себе Кристиан и, под аккомпанемент хитрых косых взглядов, которые бросал на меня Ярослав, сообщил то, что мой напарник, видимо, давно уже знал — нам предлагалось поехать в Европу. В Италии намечалось открытие нового зимнего трека. Презентация была назначена на Рождество, и в развлекательную программу входил показательный гоночный заезд — небольшая, по словам Кристиана, рекламная акция.
«Небольшая» разве что для зрителей, потому что для гонщиков новый трек означал необходимость осваивать новую территорию и, честно говоря, десятое декабря — не самая лучшая дата, чтобы узнать, что двадцать пятого ты будешь гонять по абсолютно незнакомому треку в чужой стране. Хотелось верить, что механики были поставлены в известность раньше нас и машины подготовить успевали.
Кристиан нас успокоил, сообщив, что никто не ждёт от нас победы. Наша задача — засветиться в Европе среди гонщиков международного класса и показать, что мы тоже умеем давить на педаль.
Спорить мы не стали. Яр, потому что, несмотря ни на что, похоже, очень даже хотел поехать в Европу. Я же, наоборот, потому что не слишком-то этого хотел.
У меня перед глазами тут же встал толстяк, в компании которого засветился Максим. Как я мог уехать — и уехать туда, куда мы должны были когда-то поехать вдвоём — и при этом оставить его здесь? Пусть даже сам он не хотел меня видеть, я, по крайней мере, должен был быть уверен в том, что он не будет в это время ни с кем другим.
Я снова стал звонить в агентство и снова бесполезно. Просить об этом Ярика я уже не мог, потому что он и так несколько раз пытался оправдать меня перед Альбертом — как ни странно, на него моё отлучение не распространилось, и он всё так же оставался постоянным и надёжным клиентом.
На пару секунд я завис над телефоном, глядя на фотографию Яна и раздумывая, не попросить ли его, но потом отказался от этой мысли. Ян оставался мне хорошим другом, но я сомневался, что в данном случае он сможет решить вопрос. Слишком уж мягким и добрым человеком он был.
В последний раз набрал номер Альберта — и, не получив ответа, поехал в агентство сам.
В лицо меня никто не знал, так что я весьма легко преодолел и железную дверь, и двух быков по обе стороны от неё.
Внутри всё выглядело не просто пристойно — тут будто бы круглые сутки шла одна из этих чёртовых презентаций, разве что не было вспышек фотокамер. Тут и там сидели на удобных диванчиках девушки и парни модельной внешности и щебетали о чём-то на своём особенном модельном языке. Была и пара мужчин постарше — лет тридцати пяти, в дорогих костюмах. Вначале я решил было, что это клиенты, но до меня быстро дошло, что для клиентов они выглядят слишком уж хорошо.
Я спросил как пройти к Альберту, и мне без особого удивления указали направление. Затем, однако, дорогу мне преградил по истине королевских размеров стол секретарши.
— Альберт занят, — сообщила капризно девушка, не сильно уступавшая по внешности остальным сотрудницам агентства, разве что причёска её не производила такого впечатления шика. — Можете пока посмотреть альбомы.
Мне, если честно, уже было душно от приторной сладости местных обитателей, но я всё-таки взял в руки предложенный ею альбом и, открыв первую же страницу, натолкнулся на обещанный Максимом прейскурант цен с небольшой пояснительной запиской — гласившей, что «Агентство Бриллиант Вкуса гарантирует каждому своему клиенту исполнение всех желаний: приятное общество, увлекательные беседы и другой досуг».
Прейскурант включал три категории моделей: Категория C — обслуживание вечеринок и приёмов. Категория B — Только публичный эскорт. Категория А — полный эскорт в индивидуальном порядке.
Листая альбом, в третьей группе я нашёл и Максима, среди других таких же… Нет, ни разу не таких же красивых парней. Если группа C включала ребят симпатичных, но будто наштампованных в одном печатном аппарате, то в группе A каждая модель могла привлечь моё внимание. И всё же они все проигрывали Максиму.
Я бегло пробежался по его личным расценкам и захлопнул альбом, который к тому времени хотелось просто разорвать на части, но перед глазами всё ещё стояла его фотография — улыбающегося, в белой расстёгнутой рубашке на фоне какого-то окна, смотревшего на горы. Он был на этом фото совсем родной, и у меня виски заныли от осознания того, что таким родным он был не только для меня.
Секретарша прокашлялась, привлекая моё внимание, и сообщила:
— Альберт освободился.
Я кивнул и прошёл в кабинет.
Альберт оказался полноватым, но холёным мужчиной лет тридцати — тридцати пяти. Он перебирал пухлыми пальцами какие-то бумаги и на меня не смотрел.
— Виктор Щевлёв, — сообщил я.
Пальцы Альберта замерли, а затем отпустили документы, но от меня не укрылось, что одна его рука легла поближе к кнопке вызова охраны.
— Пресловутый красный бык. Вы создаёте проблемы, молодой человек.
— Я не хочу их создавать, — я сел в кресло для гостей и чуть придвинул его к столу Альберта, — можно я закурю? Атмосфера вашего офиса действует на меня не слишком хорошо, мне тут душно.
— Тогда лучше открыть окно, а не портить эту атмосферу ещё сильнее, — с этими словами он встал и приоткрыл форточку, так что в комнату ворвалась, наконец, струя свежего воздуха. — Я вас слушаю, Виктор. Я надеюсь, вы хотите извиниться, а не попытаетесь снова настаивать на нарушении наших правил.
— Ваших правил? — я вскинулся.
— Уверен, Максим вам о них говорил. Я тоже предупреждал вас, что он… капризен. Если вы хотите более сговорчивого партнёра, я всё ещё готов подобрать для вас что-нибудь. Но мы не дешевый бордель. Наши сотрудники работают здесь добровольно, и я не вижу смысла к чему бы то ни было их принуждать. Максим не выезжает на групповые вечеринки и в постели у него есть ряд специфических… табу. За три ваших встречи вы умудрились нарушить все его требования, и я удивлён, что он согласился на последний выезд. Однако, по итогам его он сказал достаточно чётко, что с вами работать не будет.
— Хотите сказать, я хуже того урода, что изнасиловал его? — я не выдержал и рванулся к его столу, — бросьте. Я видел, как обращаются с ним клиенты.
Альберт поднял вверх указательный палец, разделив им наши лица, и этот простой жест выглядел настолько уверенным, что из меня вышла вся злость.
— Не сравнивайте, молодой человек. Есть особые клиенты. Что происходит между ними и нашими сотрудниками — касается только участников процесса. Пока обе стороны согласны, всё в порядке.
У меня по спине пробежали мурашки от таких знакомых, но вывернутых наизнанку слов.
— Просто поймите, — сказал он умиротворяюще и опустил палец, — есть не менее симпатичные ребята, которые с удовольствием выполнят все ваши капризы. До сих пор все наши мальчики возвращались от вас довольными, потому я и продолжаю этот диалог. Когда поступили жалобы от Максима, я опросил остальных ребят, ездивших на выезды к Ред Буллс — и ни у кого никаких претензий не было. Я вижу, что вы не маньяк, но мы с вами должны найти компромисс.
— Наш компромисс состоит в том, чтобы вы не лезли в наши отношения с Максимом.
— Отношения, — Альберт поднял брови и откинулся в кресле, — простите, отношения за стенами этого офиса. У нас тут товар и покупатель. И я не могу позволить вам портить этот самый товар.
— Товар… — повторил я. — Если мы говорим так, то я, по крайней мере, начинаю вас понимать. Это значит, у товара должна быть цена, за которую вы готовы им рискнуть. Я ведь видел ваши особые прейскуранты.
Альберт постучал пальцами по столу.
— И не говорите, что Максим по ним не работает, — добавил я, вспомнив его исцарапанную шею и дрожащие бёдра.
— Максим… работает. Но в отношении вас пожелания были чёткие. Он больше не поедет к вам на выезд. И я его понимаю. В последний раз условия сделки не были соблюдены.
— Послушайте… Я вообще не говорю о выезде на дом. Меня интересует сопровождение в командировку. В Италию. Если он поставит такое условие — по категории Б.
Альберт снова постучал по столу и приподнял бровь.
— Вы понимаете, что за границей мне будет трудно контролировать соблюдение условий контракта?
— По-моему, он и сам неплохо их контролирует.
Альберт молчал и мрачно смотрел на меня.
— Сколько стоит такая услуга в обычном порядке?
— Максим обычно берёт около пятнадцати тысяч за десять дней, — сказал он нехотя.
— Двадцать тысяч ему… И ещё двадцать вам, за анонимность.
Альберт снова постучал пальцами по столу.
— Тридцать вам.
— Вы понимаете, что он всё равно может отказаться?
Я кивнул.
— Хорошо, — сдался он наконец, — я не скажу ему, кто клиент. Как долго будет длиться поездка?
Я пожал плечами.
— Мы уезжаем двадцатого декабря. Большего я пока не знаю.
— Я позвоню вам и дам ответ.
Альберт позвонил девятнадцатого.