Глава 10

Кейди

Девять лет...

— Я хочу поиграть с Йео, — ною я, пиная ногами воздух под столом и тыкая в зеленую фасолину вилкой.

Бабушка улыбается.

— Разве он не наказан?

Я раздраженно пыхчу и киваю.

— Он получил плохую оценку в школе.

— Его родители слишком строги с ним, — вступает в разговор мама.

Сегодня она красивая. Ее каштановые волосы заплетены в причудливый пучок. Но у нее на шее темный синяк, и я хмурюсь. Папочка больше не живет с нами, поэтому мне интересно, как она его получила.

— Мамочка, что случилось с твоей шеей?

Седые брови бабушки поднимаются, и она улыбается.

— Да, Луиза, что случилось с твоей шеей?

Щеки мамочки краснеют, и теперь уже она ковыряет свою зеленую фасоль.

— Э, это была простая случайность.

— Кевин случайно поставил тебе этот синяк на свидании вчера вечером? — спрашивает бабушка веселым и дразнящим голосом.

Мамочка кажется смущённой, а бабушка, напротив, счастливой. Я не понимаю, почему они ведут себя так странно. Если Кевин бьет маму, как бил папа, я его ненавижу.

— Кто такой Кевин? — спрашиваю я, и моя нижняя губа вот-вот задрожит.

Мамочка вздыхает и отодвигает свою тарелку. Она поднимает глаза, бросая взгляд в окно.

— Он мой друг.

— Как Йео? Йео — мой друг.

Бабушка тихо смеется.

— Йео твой друг. Думаю, всё-таки друг твоей мамы — это что-то совершенно другое.

Я хмурюсь.

— Я не понимаю, мамочка.

Она поворачивается и внимательно смотрит на меня с робкой улыбкой.

— Мне он нравится. Мы ходим на свидания. Кевин милый со мной. Иногда мы целуемся, — она морщит нос и дразнит меня, произнося последние слова фразы.

Но из-за этого у меня болит живот.

— А меня он поцелует? — на мои глаза наворачиваются слезы. Я хочу, чтобы Йео, Боунз или бабушка сказали мне, что все будет хорошо.

— Ну, ничего серьезного, но, в конце концов, кто знает? Может быть, я выйду за него замуж. Никто не знает о таких вещах, и, конечно, еще слишком рано говорить об этом. Но мне на самом деле нравится Кевин. Возможно, однажды он может стать твоим отчимом.

Когда я встаю, стул скрипит по твердому деревянному полу.

— Нет!

Мама бросает короткий взгляд на бабушку и смотрит на меня грустными глазами.

— Кейди, не так, как ты думаешь, а...

— Я не хочу, чтобы Кевин приходил в мою комнату, мамочка, — храбро говорю я ей, и слезы наворачиваются на глаза, но едва-едва. — Я не хочу другого папу.

— Милая... — начинает она, но я прерываю ее.

— Он уже поставил тебе синяк. Прямо как папа! Папа делал тебе больно, а потом... потом он делал больно мне...

— Это всего лишь засос...

— Луиза, — прерывает бабушка, стреляя в нее суровым взглядом. Мама успокаивается и опускает взгляд на колени. Затем бабушка поворачивается ко мне. — Никто не сделает тебе больно в моем доме, Тыковка. Поняла? — я киваю, но не убеждена до конца. — Больше никто и никогда не войдет в твою комнату, — твердо говорит она. — Ты поняла, Кейденс Маршалл?

Кивнув еще раз, я сажусь и снова начинаю ковырять зеленую фасоль.

— Так, как дела на новой работе? — спрашивает бабушка маму, меняя тему разговора.

Мыслями я отправляюсь к папе.

Когда я одинока, это из-за папы.

Когда я боюсь, это из-за папы.

Когда я расстроена или злюсь, это из-за папы.

«Папочка. Папочка. Папочка».

— Кейденс, — тихим голосом зовет бабушка.

«Папочка. Папочка. Папочка».

— Кейденс! — голоса бабушки и мамы стихают, когда я закрываю глаза.

В моей голове его глаза сердито смотрят на меня.

Обвиняют меня.

Причиняют мне боль.

«Нет! Нет! Нет!»