Глава 11

Йео

Двенадцать лет назад...

— Хочешь кусочек домашнего лимонного пирога, покрытого безе? — спрашивает Рут, положив сморщенные руки на бедра.

— Мама сказала, что через полчаса будет готов обед, — говорю я ей, осматривая гостиную в поисках Кейди или Боунза. — Но, может, только маленький кусочек?

Рут тихо смеется.

— Тогда садись. Я принесу тебе немного. Только не говори своей маме.

После ее ухода я счастлив видеть Боунза, входящего в комнату. Парень никогда не носит рубашку. Никогда. И сегодня он с голым торсом. Но сегодня сам на себя не похож. Плечи сгорблены, а улыбки нет. Я чувствую, что он расстроен.

— Привет, Боунз, — говорю я и сажусь за стол на место Кейди. Мой взгляд останавливается на нацарапанную ножом надпись рядом с ее тарелкой. Это вызывает у меня дрожь.

— Привет, грызун, — его игривость — фарс.

Я вижу грусть в его глазах. Возможно, страх.

— Кейди в порядке?

Боунз бросает на меня сердитый взгляд и взбирается на стол. Он свешивает ноги с края рядом со мной и выжидающе смотрит на меня. Затем проводит пальцами по свежим насечкам, вырезанным на деревянной поверхности.

— Кейди всегда плохо, когда приходит Норман.

Меня пронзает гнев, и я бросаю на него быстрый взгляд.

— Он обидел ее?

Боунз пожимает плечами.

— Не так, как он делал это в прошлом. Но он ее до смерти пугает.

Я бросаю взгляд через плечо, чтобы понять, слышала ли Рут его ругательство. Рут звенит чем-то на кухне, и я полагаю, что она ничего не слышала. Иначе Боунз уже сидел бы здесь с куском мыла в зубах.

— Как мы от него избавимся? — спрашиваю я, и во мне закипает гнев. — Я его ненавижу.

Боунз рассеянно тычет в мою сторону пальцем босой ноги.

— Я не знаю.

Мы оба погружены в мысли. Слишком глубоко для одиннадцатилетнего и двенадцатилетнего ребенка. Рут приходит с двумя тарелками. Одна — с высокой горкой «Читос» — для Боунза, другая — с куском пирога.

— Кейди в порядке? — спрашиваю я ее.

Ее улыбка гаснет, и она ставит тарелки на стол. Она гладит меня по макушке и целует Боунза в лоб.

— Она будет в порядке. Вы меня извините, но я прилягу. Чувствую себя сегодня немного измотанной.

Когда она уходит, я провожу ногтем по букве Н, вырезанной на столе. Почему Рут позволяет ему обижать Кейди? Неужели он сделал недостаточно за свою жизнь?

Я поднимаю глаза и встречаюсь с яростным взглядом Боунза.

— Мы должны от него избавиться.

— Я мог бы заколоть его, — предлагает Боунз. Он молниеносным движением вырывает вилку у меня из рук и театрально прижимает ее к большой вене на моей шее.

Я забираю у него вилку и качаю головой.

— Ты не можешь его ни заколоть, ни задушить, ни зарезать, ни застрелить, ни что-то еще. Мы должны быть умными в этом деле, Боунз.

Он закидывает один чипс себе в рот и громко хрустит, пока думает. Крошки сыпятся на его голый торс. Рут следовало бы заставить его помыться. Он весь грязный.

— Точно, умными. Дай мне над этим подумать.

— Не упоминай об этом при Кейди, — говорю я ему, понизив голос. — Мы сами разберемся с этой проблемой. Вместе мы сможем что-нибудь придумать.

— Да, да, — он соскальзывает со стола и пальцем, испачканным сыром, мажет мою щеку. — Ты грязный, грызун.

Я закатываю глаза и с силой ударяю себя по щеке тыльной стороной руки.

— Я серьезно, Боунз. И ничего без меня не делай.

Меня совсем не убеждает его ворчание в знак одобрения. Меня тут же охватывает беспокойство.

Я должен что-нибудь придумать.

И быстро.

Боунз не совсем правильно все делает.

И, видимо, это абсолютно верно.