Интересно, сумею ли я прошмыгнуть в узкий спасительный лаз в окне, прежде чем этот козел поймает меня? Сомнительно. Скорее, он схватит меня за лодыжки, и я вернусь к своему изначально днищенскому существованию.

Еб*ный в рот.

Слезы текут по моему лицу от усилий сдержать этот проклятый позыв. И я не плачу, мое тело просто бесцельно растрачивает воду.

― Вот ты где, ― бормочет Кроу, прежде чем протащить что-то по полу.

Он обдувает это черт знает что, отчего в воздух поднимаются клубы пыли.

Бл*ть.

Я задерживаю дыхание, зажимаю нос и зажмуриваюсь, потому что это все, что я могу сделать, чтобы сдержать этот, несомненно, сокрушительный чих.

Кроу идет к выходу и перетаскивает через порог то, что отдаленно смахивает на гребаный труп, прежде чем позволить двери захлопнуться за собой.

Мне нельзя даже выдохнуть. Еще рано. До тех пор, пока не слышу, как он волочит то, что ему так понадобилось, вверх по лестнице на другой этаж, я креплюсь, едва не теряя сознание.

Наконец, я могу вздохнуть, но чихаю, как только открываю рот, что ошарашивает меня, так как это не один чих, а два, мать вашу, к ряду. Я утыкаюсь в свою пахнущую сортиром юбку, чтобы заглушить звук, сразу же пожалев об этом, так как теперь давлюсь рвотными позывами.

Поспешно выбираюсь из-под стола, снова протискиваюсь между шкафами, перелезаю через сундук с одеялами, прежде чем на цыпочках подкрасться к двери, за которой только что исчез Кроу. На мгновение я задумываюсь, не совершаю ли я ошибку, прежде чем слегка приоткрыть ее, и выглядываю, чтобы осмотреть пространство у лестницы справа, которая ведет в покои Кроу, на наличие движений.

Тишина. Отлично.

Без фонаря здесь довольно темно, но это к лучшему, хоть коридор и напоминает часть дома с привидениями. Очень надеюсь, что никакие признаки не подкрадутся и не попытаются надругаться надо мной.

Впереди самая сложная часть ― нужно как можно тише открыть люк, расположенный в нескольких метрах по коридору налево. Если кто-то в это время спустится по лестнице мне конец. Если я буду слишком громко шуметь, расправляясь с крышкой люка, то мне п*здец. Если кто-то вдруг решит запереть щеколду, пока я буду внутри, мне тоже крышка.

Ерунда.

Я делаю глубокий вдох, потом еще один, и приступаю к делу.

Лишь приподняв крышку люка, весом килограмм под пятьдесят, я поймала себя на мысли, что, возможно, у меня не хватит сил поднять эту херовину, когда я буду выбираться обратно. Обычно я оставляла его открытым, когда заглядывала туда. Но сегодня, черт подери, я не могу поступить также.

Я часто приходила сюда, так как любила проводить время с вещами, которые мне дороги, говоря Кроу, что просто хочу побыть «дома». Он получал от этого какое-то извращенное удовольствие, что читалось в его глазах, и даже не вызывало во мне особого отвращения. Возможно, потому что у меня съехала крыша на почве всего этого, так как семь лет я провела, не видя ничего, кроме темноты, его члена и заботливых рук Марион.

Стискиваю зубы, когда проскальзываю под приоткрытую крышку люка, все еще придерживая ее руками. Я совершаю необходимые телодвижения, чтобы нащупать под ногами ступеньку лестницы, расположенную там. Надеюсь, что это не станет тем моментом, когда я роняю на себя крышку люка и лишаюсь гребаных пальцев.

И к счастью, этого не случается, потому что я умудряюсь закрыть люк тихо, не издав не единого звука и не оступившись. Просто потрясающе, никогда больше не стану недооценивать себя. Если бы я не была той, кем уже являюсь, то захотела бы ей быть, так как она герой. Подняв руку в воздух, я машу воображаемой ликующей толпе.

Спасибо. Благодарю.

Я добираюсь до нижней ступеньки и начинаю посылать ей воздушные поцелуи, улыбаясь и ликуя, так как просто утопаю в аплодисментах. Обожаю своих поклонников.

― Какого хрена она творит?

Замираю. Дерьмо. Это же Дрейк. Я оборачиваюсь на его голос, но ничего не вижу, так как пространство погружено во тьму.

Вдруг зажигается фонарь, и перед моими глазами возникает Дрейк во всем своем сияющем великолепии, которое еще более интенсивное при таком освещении. Он скрестил руки на груди, выглядя непревзойденно взбешенным.

Но кто же, мать вашу, держит фонарь?

Я разворачиваюсь и вижу Кэла, который выглядит чертовски горячо, даже не смотря на суровое выражение лица и угрожающую позу. Его правая рука убрана в карман и, как мне кажется, собрана в кулак. Ну, либо это так, либо он ох*енно рад меня видеть.

― Какого х*я вы тут забыли? ― шиплю я, так как злюсь.

Мой скромный «дом» находится здесь, за этой медной дверью, но я не смогу насладиться своими моментами со шкатулкой, если эти двое будут висеть надо мной, как еб*чие тени.

― А ты не догадываешься, смертная? ― спрашивает Дрейк.

― Аэро, мать его, ― стону я, ударяя ладонью по лицу.

Этот ублюдок все это время читал мои мысли. Мне необходимо фильтровать неконтролируемые потоки своих размышлений.

Дрейк кивает, и темные пряди волос играют перед его глазами. Он небрежно откидывает их в сторону, делая пару шагов в мою сторону.

― Браво.

Я не отступаю и стою на своем, так как это крайне обидно. Мне почти удалось.

― Так почему же он не явился сюда сам?

Дрейк хмурится.

― Потому что этот придурок разучился контролировать себя с тех пор, как ты замаячила на горизонте, а мы не могли рисковать, привлекая к себе внимание в данной ситуации. Пришлось подключить Сола.

Умно.

― Значит, он заставил его замереть, словно долбанную статую. Готова поспорить, что Аэро этого не оценит.

Не планировала вмешиваться в их семейные взаимоотношения.

Я поворачиваюсь к Кэлу и отмечаю, что он идеально вписывается во всю эту темноту вокруг, хоть он и до сих пор в моем списке ублюдков.

― Так что, парни, вы пришли, чтобы унести меня отсюда?

Мой голос даже не дрожит, так как я чувствую себя уверенно. Армия моих воображаемых поклонников готова закидать их тухлыми овощами.

― Нет, ― сквозь зубы рычит Кэл.

― А чего так?

Меня распирало от любопытства, и в толпе поклонников раздались перешептывания. Но их так много, что это чертовски громко. Ш-ш-ш, ребята, я хочу услышать ответ.

Кэл переминается с ноги на ногу, и все его мускулы напрягаются, словно он еле сдерживается.

― Так как мы не можем сделать этого.

Интересно…

― Может пояснишь?

― Кэл, твою ж мать, закрой пасть, идиот! ― рычит Дрейк.

И тут меня озаряет, словно кувалдой по башке.

― Желания. Вы, парни, не можете вмешиваться в ход событий, пока этот час не истечет… не так ли?

Кэл вынимает руку из кармана и потирает свое лицо, вероятно, потому что не может лгать мне, черт возьми, никто из них не может, а я недостаточно пользуюсь этим. Из-за этого нюанса он выглядит слегка растерянно и неловко, неожиданно пробуждая во мне мысли об утехах с ним. Своенравная вагина.

― Хватит, ― рявкает Дрейк.

Я перевожу взгляд на него. Сейчас преимущество на моей стороне, и ему придется отступить, так как он ничего не может сделать. Это позволяет мне чувствовать себя абсолютно свободной в своих действиях.

― Разошлись, придурки, ― заявляю я, словно в воображаемый рупор.

Толпа моих поклонников испытывает одновременные оргазмы, и я рада за них, что этот момент претендует на звание лучшего за все их существование.

Парни огрызаются, когда я забираю фонарь у Кэла и уверенно направляюсь к двери, показательно виляя бедрами. Оказавшись у входа, я оборачиваюсь.

― Не ходите за мной, ― говорю я с полной серьезностью в голосе. ― Я не шучу, а действительно прошу. Это очень личное для меня. Я пробуду там совсем недолго.

Это не преувеличение, даже с закрытыми дверями я чувствую атмосферу тех семи лет, которые я провела там, которая просачивается сквозь решетку. Я надеялась, что я буду здесь совершенно одна… но мои боги ― своенравные ублюдки, которые не понимают намеков.

К моему удивлению, сейчас они не возражают. Вместо этого меня награждают двумя решительными кивками от двух высших созданий, которые находятся на взводе и смотрят на меня словно на конфету, которую мама запретила им есть, пока они не закончат с обедом. Может это так и есть, но для начала они должны покинуть мои список ублюдков, прежде чем смогут облизать меня целиком. Моя вагина мурлычет от таких перспектив, тем более, когда боги столь покорны, но я игнорирую ее, так как ее похотливые мысли сбивают меня с толку.

Я дергаю за ручку, и холод меди обжигает меня, прежде чем дверь распахивается. Она массивная, с небольшим решетчатым окошком, позволяющим мне выглядывать в него. Но в юном возрасте я была слишком мала, чтобы дотянуться, а, как только я достаточно подросла, меня постигло жуткое разочарование, когда я обнаружила, что в подвальном помещений чертовски темно, и разглядеть что-то просто невозможно.

Мое тело обдает жаром, когда я делаю шаг в темноту, в стойкий смрад всего того дерьма, которое видело это место. Я глубоко вдыхаю в себя затхлый воздух с привкусом меди, чтобы унять свое сердцебиение, которое бьется интенсивнее, чем рука мужчины, дрочащего свой член, прежде чем вернуться и прикрыть дверь, не до конца, но чтобы хоть немного почувствовать себя в уединении.

Парни снаружи слегка суетятся но я не обращаю на это внимания. Наверняка, они найдут, чем себя занять. В конце концов, черт возьми, они дети гребаного солнца.

Я поднимаю фонарь и окидываю взглядом комнату, начиная с крошечной металлической кушетки, ножки которой привинчены к полу. И как, еб*ный в рот, я не подхватила чего-нибудь смертельно опасного, проспав на этом прогнившем матрасе столько лет? Откровенно говоря, мне кажется… что мой разум, куда более гнилой, чем этот матрас.

Далее, мои художества на стенах, большие и маленькие изображения моей матери, выскобленные на камне краем металлической ложки при свете тусклого фонаря. Они давались мне не просто, так как она никогда не выглядела, как нормальный человек, и я скорее рисовала ее сущность.