— Ты должна что-то поесть, Клео, — сказала Блу.

Её нежный голос раздражал измученные нервы Клео.

— Пожалуйста, оставьте меня в покое, — умоляла она, из закрытых век потекли слезы.

— Я принесу тебе кусочек, — тихо сказала Блу и вышла из комнаты.

Прошла неделя после того, как она потеряла ребёнка, и каждый день был тяжелее предыдущего. Из больницы сообщили, что кремировали останки Зака, и будут хранить его прах, пока Клео не будет готова его забрать. Ее тело ещё восстанавливалось после беременности и искусственных родов, и она не могла смириться с мыслью, чтобы забрать пепел ребёнка, которого она собиралась кормить грудью. Её грудь, которая до сих пор производила молоко для мёртвого ребёнка, стала таким ударом под дых, что она всё ещё не пришла в себя. Она не могла встретиться с миром; не знала, как ей удастся оправиться от этого, не знала, как вообще это возможно для любой женщины.

Что ещё хуже она сильно скучала по Данте и постоянно думала о нём. Она всё ещё думала, что правильно поступила, уехав, и знала, что он, вероятно, пришёл к такому же выводу, так как не пытался с ней связаться после того последнего дня в больнице.

Она представляла себе, как он сидит в своём офисе, работает и заключает сделки. Вероятно, он был в Токио или в Дубае.

Она говорила себе — ей всё равно, что он делает. Какое ей дело до него? Он исчез из её жизни, и никогда больше не станет её частью.

«Должно быть он рад, что мы не поженились».

Эта мысль вызвала новые слёзы, и Клео свернулась калачиком, желая стать как можно меньше, чтобы защитить себя от неумолимого шквала боли.

«Это пройдёт. Должно пройти…»

Данте

Первой реакцией Данте на неожиданно открывшуюся парадную дверь была надежда, что Клео вернулась домой. Но когда вместо Клео вошел Люк, Данте ничего не смог сделать, кроме как тупо уставиться на него.

— Как ты попал сюда? — спросил он после долгого молчания.

— Твой парень, Джеймс, впустил меня. Оказывается, он немного беспокоится о тебе. — Люк критично осмотрел Данте. — И я понимаю почему. Когда ты в последний раз принимал душ?

— С Клео всё в порядке? — спросил он, игнорируя вопросы друга.

Люк посоветовал дать ей время, и Данте неохотно согласился. После аварии и ужасных последствий, он начал сомневаться в каждом своём решении, особенно в том, что касается Клео. Однако не проходило и дня, чтобы Данте не хотелось забрать её и притащить домой.

Ради Бога, он каждую ночь спал в её спальне!

— Клео выглядит примерно также как и ты, — ответил Люк, и Данте с трудом подавил раздражение от столько загадочного ответа. — Судя по твоему виду, ты не ел и не принимал душ, а, по словам Джеймса, и не выходил из квартиры с прошлой недели. Даже на работу.

— Я имею право на отпуск по семейным обстоятельствам, как и любой мой сотрудник, — защищаясь, сказал Данте, и тут же пожалел, что поддался на очередную провокацию Люка.

— Слушай, я знаю, что сказал тебе дать Клео пространство, но забираю слова обратно. Она… она плохо себя чувствует.

— Она только что потеряла ребёнка, — заметил Данте.

— Также как и ты, — кивнул Люк. — И именно поэтому я был неправ. Вы не должны проходить через это в одиночестве.

— Она не хочет, чтобы я был рядом, — тихо сказал Данте.

— А ты хочешь быть рядом с ней? — Данте посмотрел на него так, что Люк понял, насколько глупым был его вопрос. — Тогда ты должен быть рядом.

Клео

Ровно через две недели после смерти Зака, Клео бродила по дому словно призрак. Блу и Люк вернулись на работу, и Клео знала, что тоже должна заняться чем-то позитивным, а не сидеть дома. Был чудесный день середины декабря, и никто даже не упоминал о рождестве, потому что её брат и Блу ходили на цыпочках вокруг неё. Они мягко пытались уговорить её подумать о церемонии прощания с Заком, но Клео всё ещё не могла заставить себя думать об этом.

Её тело медленно приходило в норму, молоко исчезло, и над этим она тоже плакала. Она больше не узнавала себя. Кто эта женщина, которая может целыми днями плакать, а иногда просто смотреть на стену, ничего не делая? Ей казалось, с ребёнком она потеряла и себя, и не могла найти дорогу обратно.

Итак, сегодня она собиралась всё изменить. Она оденется, выйдет из дома и купит подарки для Блу и Люка. Он поедет в больницу и заберёт пепел Зака…

Только этого она не могла сделать.

В полдень Клео всё ещё была в пижаме и ходила из одного конца дома в другой. Дверной звонок прозвучал как Божья милость и она, не задумываясь, открыла дверь, но, только увидев на пороге Данте, поняла, насколько неряшливо должно быть выглядит.

— Ох, — прошептала она.

Данте взглядом пробежался по ней, и его лицо помрачнело.

— Что ты здесь делаешь?

Он ничего не сказал, просто отодвинул Клео в сторону и вошёл в дом.

Клео разозлилась — это была первая эмоция, кроме грусти, которую она испытывала за долгий срок.

— Ты не можешь просто так врываться сюда, Данте. — Она захлопнула дверь и повернулась к нему. — Я…

Её голос дрогнул, когда она посмотрела на него. Он выглядел серьёзно разозлённым. Под его потемневшим, напряженным взглядом Клео попятилась назад, пока не уперлась спиной в дверь.

— Я знаю, что ты расстроен из-за того, что я ушла, — сказала она, стараясь говорить спокойно. — Но ты должен понимать, что я не могу, просто не могу вернуться обратно к тебе.

Пристальный и лихорадочный взгляд его глаз начал пугать её и подтолкнул говорить быстрее.

— Я хотела быть рядом с людьми, которые любят и понимают меня.

Мускулы на его челюсти начали дергаться.

Клео нервно сглотнула.

«Почему он так на меня смотрит и молчит?»

Ей хотелось, чтобы он хоть что-то сказал. Она снова собралась заговорить, открыла рот, но издала лишь писк, когда Данте зашагал к ней, полностью сокращая пропасть между ними. Теперь он находился так близко к ней, что она оказалась в ловушке между ним и дверью.

Клео подняла голову и встретилась с ним взглядом.

«Почему он выглядит таким грозным?»

Клео чувствовала, как бьётся её сердце, словно обезумевшее животное в клетке, и, хотя, она знала, что Данте никогда не причинит ей физической боли, подпрыгнула, когда он поднял руки.

Он провёл ладонями по её узким плечам и с мучительным стоном притянул в свои объятия.

— Данте…

Он заставил её замолчать, впервые заговорив с тех пор, как вошёл.

— Просто заткнись на минутку, пока я тебя обнимаю, хорошо? — прорычал он ей в волосы.

Клео вздохнула и прислонилась к нему, наслаждаясь ощущением его сильных рук, обнимающих её.

— Это я могу сделать, — прошептала она, обвив его руками за талию и крепко обняв.

— Это случилось и со мной, Клео, — сказал он после долгого молчания. — Я тоже потерял его и это чертовски больно. Ты нужна мне. Я не могу… Я не могу пройти через это без тебя. Вероятно из-за аварии я последний человек, которого ты хотела бы видеть сейчас, но…

Вина подняла свою уродливую голову. Клео знала — она не должна была говорить тех слов в больнице. Данте тоже переживал потерю, и она усугубила его горе, обвинив в смерти их ребёнка.

— Это не твоя вина. — Клео запрокинула голову и увидела, что в глазах Данте блестят слезы. — Действительно не твоя. Они сделали вскрытие: у него была проблема с хромосомами или какое-то нарушение. Несчастный случай лишь ускорил неизбежное. Наш ребёнок никогда бы не выжил. Доктор Кляйн звонила мне вчера с результатами, и я должна была сразу позвонить тебе, но мне было так плохо… Я чувствовала себя ужасно из-за того, что обвинила тебя. Даже там, в больнице, говоря тебе те слова, я знала, что ужасно несправедлива. Я хотела позвонить тебе, но… — Она остановилась и заплакала. — Я не знаю, что сказать. Ты, должно быть, чувствовал себя ужасно. Мне так жаль.

— Так и было, — прошептал Данте. — Так и есть. Не из-за твоих слов или действий, а потому что я хотел его. Я так хотел быть его отцом.

Она снова заплакала, и это было нормально, потому что и Данте плакал.

Клео больше не чувствовала себя одинокой.

Глава четырнадцатая

Клео

Когда Блу и Люк вернулись с работы, Данте всё ещё был с ней, и Блу пригласила его на ужин. Данте быстро взглянул на Клео и, когда она кивнула, с радостью согласился. Бóльшую часть вечера он держал Клео за руку, и после светской беседы и выпивки на веранде, где они слушали шум прибоя, Блу и Люк извинились и отправились спать.

Клео сидела в старом бабушкином кресле-качалке. Она была все в той же пижаме, которую одела, когда пришёл Данте. Он сидел рядом в шезлонге, и нежно держал Клео за руку. Они молчали, и их молчание говорило само за себя, но через полчаса Данте вздохнул.

— Наверное, мне пора, — тихо сказал он. — Спасибо.

— За что? — спросила искренне смущённая Клео.

— За то, что пригласила меня.

«Ох…»

Скрытая уязвимость в его словах больно ударила по Клео. Он чувствовал себя отверженным и одиноким, когда должен был иметь прочную опору, и это полностью её вина.

«Ну, это закончится прямо сейчас».

— Останься, — пригласила она.

— Что?

— Останься на ночь. Как друг.

Клео хотела дать понять Данте, что больше ничего от него не ждёт. Что он не обязан оставаться с ней теперь, когда… всё закончилось. Но сейчас они нужны друг другу.

— Ты уверена? — спросил Данте с долей надежды и нерешительности в голосе.

Клео задумалась на мгновение, затем кивнула.

— Уверена. — Она взяла его за руку и повела наверх, в свою комнату, которая была даже грязнее обычного, и впервые после потери ребёнка это её беспокоило. — Извини за беспорядок.

— Ты не видела пентхаус, — криво усмехнулся Данте.

Клео повернула голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Она не могла представить, что в пентхаусе может быть иначе, чем безупречно.

— Серьёзно?

— Я сидел дома с тех пор, как… все произошло. Мне не хотелось, чтобы меня беспокоили, поэтому я попросил Эсту не приходить.

Эста была его домработницей.

— Да, но по своей природе ты очень аккуратен, — напомнила Клео.

Уголок рта Данте опустился.

— Последние две недели я был сам не свой, — сказал он, пожимая плечами.