Изменить стиль страницы

Данте молчал, а Клео рукой лениво поглаживала по своему животу.

— Конечно, теперь я знаю, что если бы она хотела, чтобы мы вернулись, никакая сила на земле не смогла бы её удержать. Все детство и юность я обижалась на бабушку за тот телефонный разговор, который слышала только с её стороны. Так глупо.

Она встряхнулась и смущённо посмотрела на Данте.

— Мне жаль. Ты не хотел всё это слышать.

— Наоборот… Я нашёл это весьма содержательным.

— Каким образом? — спросила она.

Он покачал головой.

— Ещё не знаю. Ты когда-нибудь слышала снова о своей матери?

— Нет. Ни одной рождественской открытки или открытки день рождение. Ни одного звонка или письма. Ничего, пока мы не получили известие о её смерти через несколько месяцев после того, как умерли бабушка с дедушкой. Она умерла в Непале, и стоимость поездки туда ввергла Люка в такую глубокую финансовую яму, что он, даже спустя восемь лет,  пытается из неё выбраться. Именно тогда я её по-настоящему возненавидела…. Все эти годы я ложно ненавидела бабушку и дедушку, которые только пытались обеспечить нам стабильную семейную жизнь. Они платили за уроки балета, которые едва могли себе позволить, и наскребли денег, чтобы купить Люку старый потрёпанный хэтчбек на его восемнадцатый день рождения, на котором теперь езжу я. К тому времени, как я осознала, чем они пожертвовали, чтобы поднять нас, было слишком поздно — они заболели и долго умирали, а потом ушли насовсем.

— Мне жаль.

 Хриплый голос Данте вернул её в настоящее, и она прижала ладонь к глазам, и засмущалась, что они мокрые.

— Я просто хотела бы, чтобы у меня был второй шанс быть с ними.

— Думаю, они не хотели бы, чтобы ты жила с чувством вины. Они слишком много работали, чтобы ты была счастлива. Ты позоришь их, вспоминая о них с сожалением на сердце.

 Его слова заставили её задуматься. Он прав: бабушка и дедушка хотели, чтобы они с Люком были счастливы. У них тоже были хорошие времена. Может ей стоит начать думать о них?

— Мой дедушка настоял, чтобы я научилась ездить на велосипеде, — вспоминает она с улыбкой. — В шесть лет я утверждала, что танцовщице вовсе не обязательно уметь ездить на велосипеде. А она настаивал, что все должны уметь ездить на велосипеде. Он целыми днями бегал за мной туда-сюда по дороге, подхватывая каждый раз, когда я падала. И он ни разу не уронил меня.

Клео смотрела на экран, но ничего не видела.

Они с Данте молчали до конца фильма.

— Я очень их любила, — сказала она, когда пошли титры.

— Знаю, — ответил он и потянулся, чтобы взять её за руку. Он легонько сжал её, потом снова положил на колени.

И в этот момент Клео поняла, что её чувства к Данте Дамасо определённо переросли во что-то более сложное. Она не могла дать им ни названия, ни определения, не была уверена, во что они превратятся, но одно она знала точно: ей не нравилось, к чему они ведут. Она почувствовала себя очень уязвимой.

______________________________________

Следующим субботним утром Клео зашла в спортзал и услышала тяжёлое дыхание, ворчание и удары. Конечно же, Данте стоял у одной из своих тяжёлых боксёрских груш. Он был в перчатках, но с голой грудью и босиком, пока выбивал дух из груши. Он выглядел первобытно, мужественно и сильно. Увидев, что Клео стоит в дверях в своем наряде для занятий: пуантах, чёрном трико, розовых леггинсах и тонкой лёгкой юбке, он остановился. Он запустил руку в свои и без того растрёпанные волосы, чтобы убрать их с глаз — ему определённо не помешало бы постричься — и не сводил с неё глаз, пока она шла к своему танцевальному уголку. Данте выглядел немного устрашающе, блестя от пота, с тяжёлым дыханием, вздымающиеся грудью, и то, как он смотрел на неё, словно лев на газель, не очень помогали делу.

Клео заколебалась, не зная, стоит ли ждать пока он закончит свою тренировку, но тут Данте махнул ей рукой, и было слишком поздно поворачивать назад.

— Привет, — поздоровалась она.

Данте кивнул.

— Привет, — кратко поприветствовал он Клео и снова принялся энергично колотить грушу.

«Ну и хорошо», — пробормотала про себя Клео и включила музыку.

Мелодия ноктюрна Шопена заполнила комнату. Данте, казалось, не замечает спокойные и нежные звуки, вероятно, из-за своего ворчания и ударов. Удовлетворённая тем, что не помешала его тренировке, Клео сделала растяжку и начала работать на станке. Она уже переходила к упражнениям на пуантах, когда поняла, что в другом конце зала царит тишина. Посмотрев в зеркало, она увидела, что Данте прекратил тренировку и пристально наблюдает за ней. Она стояла в позе arabesque penché, опираясь на левую ногу, а правая была поднята и вытянута прямо за спиной. Это была классическая балетная поза, которая прекрасно укрепляла тело, прорабатывая каждую мышцу в икрах и бёдрах. Клео медленно опустилась в прежнюю позу, и Данте поймал её взгляд в зеркале.

— Это прекрасно, — прокомментировал он.

— Как и то, что делал ты.

И так оно и было, только в крайне грубом и примитивном стиле.

— Да, но это не совсем соответствовало музыке. — Его широкие плечи беспокойно задвигались, привлекая её внимание к прекрасно сложенному телу.

— Балерина и чудовище, — хрипло добавил он, словно читая её мысли. — У тебя это получается так легко. Трудно поверить, что ты больше не можешь танцевать профессионально.

— О, поверь, — сказала она, повернувшись к нему лицом. — Учитывая то, как я упала, мне повезло, что жива осталась. Я сломала ногу в двух местах, повредила бедро и колено.

Даже спустя столько лет от этого воспоминания по спине Клео пробежала дрожь. Она словно вновь ощутила то ужасное чувство неизбежности, — когда понимаешь, что вот-вот произойдет что-то ужасное, но не можешь это остановить.

— Я могла бы легко справиться с одной травмой, — сказала она, бессознательно водя правой ногой взад и вперёд. — Но все вместе они были катастрофическими, и колено просто не в состоянии выносить всю нагрузку, которую испытывает профессиональный танцор. У меня и раньше были травмы, поэтому, когда я приземлилась, то поняла — это конец моей карьеры, однако мне потребовались годы, чтобы с этим смириться. В любом случае… мне интересно как долго ты занимаешься… э-э…

— Кикбоксингом? — подсказал Данте.

Она кивнула, и он повёл плечами и снял перчатки.

— С подросткового возраста. У меня были… проблемы с управлением гнева. Отец думал, что мне нужно куда-то направить часть этой ярости.

— Правда?

Данте лишь кивнул и вернулся к груше, закончив разговор.

Немного раздражённая тем, как много рассказала о себе, почти ничего не получив взамен, Клео вернулась к своим упражнениям, поклявшись в будущем держать свои мысли при себе. Только потому, что она одинока и болтлива, не означало, что Данте лучший кандидат, с кем можно поделиться печальной историей жизни.

Данте закончил тренировку раньше и вышел из зала, не сказав ни слова.

Клео смотрела в зеркало как он уходит, но он даже не оглянулся. Большую часть времени она понятия не имела, что творится у него в голове, и снова усомнилась в своём решении переехать сюда. Несмотря на улучшение обстановки и финансовых условий, она была полна сомнений, как никогда, и постоянно беспокоилась о будущем.

__________________

После тренировки Клео пошла в свою комнату, чтобы принять душ, а когда вернулась, то обнаружила Данте сидящим на террасе с кружкой кофе в руке. Он задумчиво смотрел на яхты у пирса. Клео взяла стакан сока и помедлила у раздвижной двери, ведущей на террасу, не зная стоит ли ей присоединиться к нему или нет. Может он хотел уединиться, а она не знала его достаточно хорошо, чтобы быть в этом уверенной.

Клео решила не рисковать и вернулась в гостиную. По дороге, она взяла брошенную на стол газету, и опустилась на пол рядом с низким кофейным столиком. Она перелистала страницы, нашла кроссворд и взяла дорогую ручку «Монблан», которая лежала на столе рядом с очками Данте. Через несколько минут она полностью погрузилась в головоломку.

— Почему ты на полу?

 Голос Данте вернул Клео в настоящее, и она безучастно посмотрела на него.

Он стоял, засунув руки в карманы брюк, и с любопытством смотрел на неё.

— У тебя неудобный диван, — сказала она, и вернула всё своё внимание к головоломке и покусыванию ручки.

— Более неудобный, чем пол?

Раздражённая тем, что её прервали, Клео щёлкнула языком и сердито посмотрела на Данте.

— Я пытаюсь сосредоточиться, — огрызнулась она.

Он вздернул брови и бесцеремонно плюхнулся рядом с ней.

— Попробуй «место», — предложил он, указывая на газету.

— Что?

— Пятнадцать по вертикали. Место, — сказал он с самодовольной улыбкой.

Она посмотрела на газету и вздохнула.

— Нет, это не «место», — сказала она, прежде чем аккуратно написать «жилье».

Данте скривил губы, сосредоточился на кроссворде, затем хмыкнул.

— Двенадцать по горизонтали…

— Стоп! — скомандовала Клео, и положила руку на кроссворд, что закрыть Данте обзор. — Что ты делаешь?

— Помогаю тебе, — ответил он, немного озадаченный её реакцией.

— Мне не нужна помощь, чтобы решить мой кроссворд! — Она кипела от злости.

— Это моя газета, — отметил он. — И кроссворд в ней тоже мой.

— Как только газета прочитана и отброшена в сторону, она становится общественной собственностью.

— Это смешно, — усмехнулся он. — Никогда не слышал о таком правиле.

— Ну, это правило действует в Южной Африке. Ничем не могу помочь, если у вас в Испании другие правила. За мной стоит целая нация. А теперь отойди и дай мне закончить разгадывать кроссворд.

— Пока я здесь, я могу помочь, — великодушно предложил он.

— Английский даже не твой родной язык, — отказалась она.

— Это несправедливо, — упрекнул он. — Я же не смеюсь над твоими недостатками.

— Потому что у меня их нет.

— Ты слишком много говоришь, — заметил Данте, и она ахнула, возмущённая этим заявлением. — Ещё у тебя есть раздражающая привычка заканчивать мои предложения, и у тебя странное чувство юмора.