Клео покосилась на него, затем переключила своё внимание на телевизор.

— Ну, это ты виноват, что выбрал такой скучный фильм, — парировала она, махнув рукой на экран. Там шел какой-то боевик, название которого она даже не знала. Он был плохо снят, и это ещё довольно мягко сказано.

— Думаешь о завтрашнем дне? — спросил он. — Нервничаешь?

Завтра должен состояться танцевальный концерт, и Клео не была уверена, что дети готовы. Она считала, что её хореография не так хороша, и знала, что произойдёт что-то ужасное. Она нервничала и тревожилась почти так же, как перед собственным выступлением.

— Всё будет хорошо, — ответила она, пытаясь больше убедить себя, чем его. — Дети кажутся такими уверенными.

— Тогда что беспокоит тебя? — спросил он.

— Люк. — Она сказала это, прежде чем смогла остановить себя.

Данте тяжело вздохнул.

— Я понятия не имел, что он может быть таким упрямым, — проговорил он, с кривой усмешкой на губах. — Почему он против того, чтобы мы жили вместе?

— Потому что он знает… — Она замолчала.

— Что знает?

— Он знает, что мы живем без любви, мы не любим друг друга, и хотел бы для меня большего.

Правда Клео уже не была уверена, что фраза «без любви» соответствовала истине. Любовь была. Но только с одной стороны — с её.

Повисло напряжённое молчание. Клео слепо уставилась в телевизор, хотя и чувствовала, как Данте пристально сверлит взглядом её профиль.

— Мы могли бы… — На этот раз его голос стих на середине предложения. Он потянулся к пульту и нажал на паузу, затем повернулся к Клео и подождал, когда она сделает то же самое. Он взял её руку в свои и перевернул, обводя указательным пальцем линии на ладони. — Мы должны подумать о свадьбе.

Она ахнула и отдёрнула свою руку, словно обожглась.

— Выслушай меня, — спокойно сказал он.

Клео покачала головой.

— Боже мой! — Она поднялась с дивана и скрестила руки на груди.

Данте тоже встал.

— Просто послушай, — повторил он, попытался снова дотянуться до неё, но она обошла его.

— Какой же манипулирующий ублюдок! — изумилась она. — Ты решил, что хочешь этого ребёнка, и считаешь, что предложив выйти за тебя, получишь его. У тебя слишком низкое мнение о женщинах, и ты, вероятно, искренне веришь, я ухвачусь за этот шанс обеими руками, не так ли? Кто не захочет выйти замуж за Данте Дамасо? В конце концов, ты богат и красив, а ведь этого хотят все женщины, верно?

— Я просто подумал, что это осчастливит Люка и уменьшит пропасть между вами, — начал он.

— Как чертовски самоотверженно с твоей стороны отказаться от своей драгоценной свободы, ради моих отношений с братом.

— Я не говорил, что это бескорыстно. — В его голосе послышалось разочарование. — Речь идёт не только о твоих отношениях с Люком. Но и о моих. И, кроме того, ты права, я хочу этого ребёнка. Я хочу быть его отцом. Хочу, чтобы он носил моё имя, и знал кто я такой.

— Он не будет носить твоё имя, — гневно прошептала она. — Ты не заслуживаешь этого.

— Почему, чёрт возьми, нет?! — Он окончательно потерял хладнокровие и повысил голос. — Что я сделал не так? Да, я совершил ошибку в самом начале, отреагировал неправильно, и теперь должен платить за это всю оставшуюся жизнь? И что хуже всего, ребёнок тоже должен платить за это? И только потому, что ты слишком упряма, чтобы признать, что, возможно, я стану хорошим отцом этому ребёнку.

— И довольно паршивым мужем для меня, — обиженно добавила она. — Я заслуживаю мужчину, который будет любить меня, а не который хочет жениться на мне только потому, что я беременна. Мы все заслуживаем большего.

— Так ты хочешь, чтобы я сказал, что люблю тебя? Разве от этого всё станет лучше? — спросил он, и его голос источал горечь и сарказм.

Клео хрипло вскрикнула, и это что-то надломило внутри её. Она хотела причинить ему такую же сильную боль, как и он ей.

— Ты жалкое подобие мужчины, Данте, — сказала она, яд пропитал каждое её слово. — И даже если ты проползёшь по битому стеклу, заявляя, что любишь меня, я никогда тебе не поверю… потому что ты не способен чувствовать ничего даже отдалённо похожее на любовь.

Данте сжал челюсти и побледнел, затем сунул руки в карманы и позволил напряжению завладеть собой, пока почти не согнулся под его тяжестью.

— Я так понимаю, ответ «нет» на моё предложение? — спросил он с усмешкой.

Клео ахнула, резко повернулась и пошла в свою комнату так быстро, как могла. Она захлопнула дверь, и по-детски обрадовалась, когда звук разнёсся по холодной и неуютной квартире. Её неудержимо трясло, и она не знала, как с этим справиться.

«Так происходит, когда ты позволяешь себе испытывать чувства к такому человеку, как Данте Дамасо — они находят самые изобретательные способы причинить тебе боль, и Боже, как же это больно!»

Клео уверяла себя, что он не хотел причинить ей боль; по его мнению, это было холодное, деловое предложение, якобы выгодное для них обоих. Он ожидал, что она воспримет всё с таким же безразличием, как и он — ведь брак с ним означает статус и богатство. Это означало, что она и ребёнок были бы под защитой его имени, и у него было бы время, чтобы понять, может ли он стать хорошим отцом для малыша.

Он не знал, что она влюбилась в него. Да и с чего бы? Он не давал ей никакого повода любить его, не считая неожиданных моментов нежности, очарования, скрытого юмора и харизмы. Но затем он показал ей свою другую сторону — чёрствую, расчётливую и циничную с самым хладнокровным предложением в истории.

И как она могла сказать этому идиоту, что не может выйти за него «из-за любви»? Жить как его жена, как мать его ребёнка и не чувствовать его любви стало бы губительным для её души. Она не знала, что делать, к кому обратиться, и, в конце концов, вытащила телефон и стала искать номер Кэла. Долго рассматривая его номер на экране, она передумала и отбросила телефон в сторону.

Она свернулась калачиком на середине кровати и подтянула колени к груди, обхватив живот в защитном жесте. Клео не могла уйти, не сейчас, пока Люк всё ещё злиться на неё. А больше ей некуда идти.

Она заставит Данте сдержать обещания, позволит ему присутствовать в жизни малыша, но не собирается выходить за него замуж, и не станет давать ребёнка его имя. Это то, о чём они договорились. Это было отмечено во всех юридических документах. И за это она будет сражаться изо всех сил.

— Я не знаю, правильно ли я поступаю, детка, — прошептала она. — Но это лучше, чем подвергать нас троих семье без любви, верно?

Клео обрадовалась, когда малыш пнул её ножкой, и восприняла это как знак согласия.