– Я счастлива, что ты хочешь остаться, – сказала Мишель. – Давай придумаем очень простое оправдание для твоего срыва, чтобы даже миссис Хаббард могла понять.

– Я не умею читать? – предположил Джейсон.

– Мы можем придумать получше. Жаль, что у тебя не бывает ПМС. Я использую это постоянно, даже если это неправда. Видел бы ты, как дрожит от страха мой муж.

– Ты замужем? – спросил Джейсон. – Еще одна плохая новость для меня.

Мишель взглянула на него и рассмеялась.

– Надеюсь, ты не флиртуешь со мной. Не то чтобы ты не был милым, – быстро добавила она, – но ты слишком сильно напоминаешь мне моего брата.

– Хорошо, хорошо, – сказал Джейсон. – Ты просто хочешь отвергнуть меня помягче.

– Правда напоминаешь, – настаивала Мишель. – Мне тяжело понять, почему... Я говорила, что у меня есть дочь? Ей всего одиннадцать, но она умная. Она ходит во все кружки в школе. Может, мы устроим что-то вроде договорного брака, запланируем наперёд, как делали королевские особы.

– Я получу половину королевства?

– Так много я тебе обещать не могу, но мой муж один из самых успешных риэлторов в Хьюстоне. От сделки ты получишь как минимум дом. Может, ещё и парочку коров, и козу.

Джейсон рассмеялся.

– В таком случае, да. Однажды я должен жениться на твоей дочери. – Они остановились, обойдя вокруг квартала и снова дойдя до дома Хаббардов. До его дома, полагал он, но сначала ему нужно было починить мосты. – Меня задирали в школе, – сказал он. – Задира ходит в ту же церковь. Поэтому я не хотел идти.

Мишель подумала о его оправдании и кивнула.

– Очень хорошо. Может даже достаточно хорошо, чтобы ты вообще перестал ходить в церковь.

Что будет оставлять его наедине с Цезарем каждое воскресенье, превращая самый святой день недели в день искушения.

– Нет, – ответил Джейсон. – Пора этому старому грешнику искупить свою вину.

Главная причина, по которой он раньше избегал церкви, это провождение времени с Цезарем. Если нужно, Джейсон станет священником, просто чтобы избежать его. Теперь его приоритетом было защитить своё израненное сердце, что означало, что он не может оставаться наедине с Цезарем. Как ни странно, это также означало, что он не мог уйти слишком далеко от него.