К сожалению, я не борец за собственное счастье, потому что в глубине души знаю: на чужом несчастье прочный дом не по­строишь. Я обычная нормальная женщина, люблю комфорт и хоро­шее отношение. К тому же я горожанка и просто не способна ез­дить следом за тобой по тайге в вагончике. Ты скажешь — эго­истка, и будешь совершенно прав! Да, эгоистка, и я уже не хочу все бросать и идти за тобою в светлую даль. Если бы можно было вернуться в прошлое!.. Увы, увы...

Семейная жизнь у меня течет спокойно, без всплесков. С мужем полное доверие и взаимопонимание. Кажется, он меня любит — почувствовал ведь, когда стало плохо с сердцем! Человек он нетребовательный, по натуре флегматик, без диких страстей и каких-либо неожиданностей. Мы с ним сжились, и слишком многое нас держит: дом, дети, многолетняя привычка...

Научились и не докучать друг другу. Встречаемся только ве­черами, оба уставшие, выработавшиеся. Он дома всегда что-нибудь чинит, па­яет, ремонтирует, усовершенствует; все наши друзья тащат к нам свой электротехнический хлам, которому он дает вторую жизнь. Мне кажется, что свои сопротивления, конденсаторы и катушки индуктивности, не говоря уже о транзисторах и микросхемах, он обожает с большей страстью, нежели меня. В крайнем случае, он без меня обойдется — без них никогда!

В позапрошлом году мы по случаю обзавелись "Жигулями", так что теперь я вообще не уверена, замужем ли? Потому что бежевая красавица полностью поглощает его внимание и свободное время. Между нами говоря, это меня вполне устраивает.

В прошлую субботу выбрались, наконец, в оперный театр. Слу­шали "Пиковую даму". Это моя любимая опера, я ее знаю почти наизусть. Ах, Саша, какое это наслаждение!.. Для меня "Пико­вая дама" — это вершина оперного искусства. Любовь, смерть, бе­зумие захватывают человеческие существа и несут их волею рока к трагическому концу. А музыка... музыка!..

Пришло письмо от дочери. Пока все в порядке, насколько это возможно при десятимесячной малышке, девице весьма норовистой. А сынуля похоже загулял. Является домой ближе к полуночи, или же не является вовсе. Вечерами подрабатывает и тратит заработанное на свою возлюбленную. Как-то я их повстречала на улице. Девушка мне понравилась, миловидная, рыженькая и глаза хорошие; с интеллектом, учится в мединституте. С сыном у меня доверительные отношения, так что все его проблемы мне извест­ны. Я на него не давлю, только советую, окончательное решение он принимает сам, как правило, с учетом моего мнения. У мужчи­ны должен быть мужской характер, он обязан нести ответственность за свои поступки и позднее за свою семью. Кажется, мне удалось воспитать у него чувство ответственности.

Доверия можно добиться только доверием. Истина, казалось бы, банальная, но следовать в повседневной жизни ей довольно трудно. Мы, например, никогда не читали адресованных сыну или дочери писем, не пытались унижать или ломать формирующуюся ли­чность. Поэтому у обоих есть чувство собственного достоинства и уверенность в себе. Ты замечал, что если не доверять ребенку, контролировать каждый его шаг, то, будучи взрослым, он не умеет пользоваться обрушившейся на него свободой и зачастую ломается?

Эпидемия гриппа вроде бы идет на убыль. В этом году зима выдалась сравнительно теплой, и грипп начался позже обычного. И смертных случаев практически не было — разве что обострение хронических заболеваний. Тут уж ничего не поделаешь: грипп, как цепной пес, кусает ослабленный организм в наиболее уязвимое ме­сто. На пике эпидемии работать приходилось с утра и до поздне­го вечера. Привлекались и студенты мединститута со старших ку­рсов. Домой я приползала в десятом часу и полумертвая, хорошо хоть сама гриппом не переболела!

В общем, все у меня нормально. Про нас говорят — идеальная семья. По характеру муж добрый — не добренький, а добрый — и миротворец, то есть старается сгладить любой конфликт. Вот то­лько взаимопонимание куда-то ушло. Мы с ним обитаем вместе, но каждый сам по себе. Сидим по своим индивидуальным норам, как лисы или барсуки, и показываться наружу не желаем: разве что придет охотник да выкурит дымом... Разговариваем мало, словно уже обо всем переговорили на всю оставшуюся жизнь. Мы переста­ли друг друга интересовать — и это плохой признак. А может все не так?.. Может наше беспроблемное существование и есть обы­кновенное счастье?.. Удивительные создания люди! Почему нас так притягивает неизвестность? Почему любовь, страсть, мучительные переживания гораздо предпочтительнее размеренной, спокойной жи­зни?!

Впрочем, это все риторические вопросы. Ты мне пиши. Не за­бывай сразу. И постарайся меня понять.

Алла.

Письмо семнадцатое

(конец февраля)

Здравствуй, Алла!

Получил твое письмо и много раз его перечитал. Кажется, заучил наизусть каждую строку. Трудно говорить о самом сокро­венном... Все, что ты написала, правильно и справедливо. Нам, действительно, необходимо расстаться. Что я могу тебе дать?.. Неустроенный быт, беспокойный характер и экстремальные усло­вия жизни. Еще, правда, мою любовь... Но так ли это много — моя любовь!?

Ко всему, что тут написал, примешивается чувство горечи и утраты. Тебя мне упрекнуть не в чем. Во всем виноват я сам. Ни­когда себе не прощу, что когда-то потерял тебя навсегда.

Всю сегодняшнюю ночь думал о своей жизни. Неутешительная картина получается. Работал я честно, с полной отдачей, — чист перед людьми и богом, а вот в личной судьбе порядком напутал. Этой самой "личной жизни" у меня, в сущности, и не было. Хотя жену я вроде устраивал. Моя семейная жизнь текла сама собой, всем заправляла жена. Это где-то верно: семья — забота женщины. Но сейчас я вижу, что попросту был ко всему равнодушен.

Всколыхнуло меня только рождение сына. Переживание собственного отцовства — это я помню отчетливо. Когда жена пере­дала мне из рук в руки крошечное, завернутое в одеяльце существо, и существо это зачмокало и слабо пискнуло — у меня внутри все перевернулось, и я едва не заплакал от прилива нежности. Я смотрел на сморщенное личико младенца и знал, что за этот комочек плоти, не задумываясь, отдам свою жизнь.

И вот мой сын взрослый парень, который не нуждается во мне. Он имеет свою семью и, наверное, я скоро стану дедов. По какому-то всеобщему закону он от меня отдалился духов­но и уехал. Закон этот выверен природой и противить­ся ему нельзя. Я рад, что мой сын самостоятелен, что на него можно положиться, но в глубине души от этого страдаю.

Отцом я, наверное, был никудышным. Воспитанием детей зани­малась жена. Я только работал, работал — и считал происходя­щее вполне нормальным. Думаю теперь, что был не прав; если я хорошо выполнял свой общественный долг, то человеческий долг, долг отцовства — из рук вон плохо. По хозяйству, конечно, помо­гал и свою мужскую работу нес безропотно. Главного же, воспитания детей, избегал. Никогда не пытался передать им часть своей души, о чем глубоко сожалею сейчас. Да только поздно — дети выросли!

Неужели все кончено, Алла? Неужели так просто распадется наша духовная близость! Это необходимо? Неизбежно?

Опять возвращаюсь к мысли, что ничего не могу тебе дать. Мужчина обязан создать условия, чтобы любимая женщина была счастлива! А я? Бродяга, променявший удобства на идею сози­дания. Претенциозно звучит — да? И все же сквозь внешнюю дисгармоничность моей жизни и моей судьбы проглядывает высшая гармония, которая дает мне ощущение полезности своего существования на земле.

Я могу похвастаться тем, что построил несколько промышлен­ных объектов, массу жилых домов — и теперь вот прокладываю дорогу. Принесут людям счастье мои создания? Навряд ли. Еще и вступят в конфликт с экологией. Грустно, когда человек произ­носит о природе много красивых фраз и интенсивно уничтожает ее. Подрубить сук, на котором сидишь — верх человеческой мудрости!

Буду жить, как живется. Работа на износ приносит мне внутреннее удовлетворение, которое без лишних слов заставляет меня быть на передовой линии экономического развития страны. Я плачу за это разладом в семье и личным счастьем. Цена ве­лика, но по-другому не умею.

Вероятно, я не в состоянии сделать женщину счастливой. Прости, что раньше не подумал об этом и возомнил, будто ты... Ладно, сам разберусь!

Прощай, если настаиваешь! Остаться друзьями? Что ж, можно... Только надо пережить мечты, пережить все. Дай мне полгода — я должен привести свои чувства, мысли в относительный порядок. Прощай!

Твой Александр.

Теперь уже бывший "твой"...

Письмо восемнадцатое

(конец марта)

Милый, единственный, любимый — здравствуй!

Только сейчас по-настоящему начинаю осознавать, что натворила. Меня словно выбросило из потока жизни в серое безрадостное месиво обыденности. Вокруг только пошлость, пошлость... Я поняла, что предала свое истинное "я" из тру­сости: хотела скрыться от самой себя. Но разве это возможно? Нельзя противиться тому, что зовется любовью — это слишком похоже на убийство!

Прости меня!

Уже неделю я не сплю. Лежу ночь напролет в постели и думаю о тебе, о себе... Сочиняю воображаемые письма. Скоро я просто не выдержу. И хотя принимаю по две таблетки снотвор­ного, только к утру погружаюсь в неглубокий сон, — слишком велик нервный накал. На работе уже поговаривают, что мне нужно обследоваться, потому что сильно похудела и стала сма­хивать на призрака. Брожу по больнице, как сомнамбула, и ни на чем не могу сосредоточиться.

Ошибка моя в том, что я пыталась разрешить конфликт между любовью к тебе и долгом по отношению к семье на рацио­нальном уровне. Поразмыслила — и сделала выводы. Идиотка! В компетенцию нашего разума не входит жизнь чувств!.. Это глубочайшее заблуждение, будто эмоции подвластны рассудку. Скорее наоборот. Хотя иногда, если переживания поверхностны, такой образ действий обоснован. Но когда все твое существо пронизано стремлением быть с любимым рядом — какие доводы рассудка могут тебя остановить?!