Глава 10

Крис

– Сегодня один? – спрашивает Хелен, входя в кабинет.

Лорен согласилась сходить на несколько сеансов со мной, и мы договорились, что на некоторых сеансах я буду один. Хелен сегодня в хорошем расположении. Хотел бы я быть сегодня в лучшем настроении. Вчерашний день один из самых стоящих за долгое время. Узнать, что у меня есть средства и ресурсы, чтобы сделать что-то хорошее, и возможность купить что-то для Лорен и Кэйлен, не беспокоясь о цене – незабываемые ощущения.

Я никогда не испытывал этого раньше. Никогда не считал себя бедным – мои родители владели фермой еще до моего рождения, у нас всегда было две машины и хороший дом. Но родители воспитывали меня ответственным к деньгам, поэтому после покупок первой необходимости оставалось почти ничего, и тем более это мелочь, чтобы действительно изменить мир. Но теперь это кажется возможным. С этими деньгами я могу дышать и не думать о том, как плохо все было, или о вещах, которые у меня не было шанса сделать, потому что теперь у меня есть возможность сделать больше, чем я когда-либо себе представлял.

Лорен выглядела такой красивой, когда я разбудил ее прошлой ночью. Я боролся с собой: дать ей поспать или нет, но мне хотелось поделиться с ней своими чувствами, показать ей, что я не такой грустный и унылый. Видя, как она смотрит на меня, не на них, а на меня, как стонет мое имя и лежит в моих объятиях – мне хотелось просто наслаждаться временем с женой. И даже сегодня утром, наблюдая за тем, как она спит, а затем, разговаривая с ней о том, что может быть в будущем, я чувствовал себя бы прекрасно, но потом она вспомнила ту песню.

– Ты, кажется, глубоко задумался, как насчет того, чтобы поделиться? – Хелен улыбается мне, как заботливый старый друг, я разочарованно выдыхаю.

Это наш четвертый сеанс вместе, и я чувствую себя с ней более комфортно, но иногда мне кажется, открыться ей – все рано, что вырывать зубы. Открытость означает получение ответов, а они мне нужны, особенно если у меня есть возможность сделать все правильно. Всё то время, которое у меня отняли, стоило того, если бы я действительно мог сделать что-то хорошее. Компенсировало бы невозможность получить лицензию на преподавание, никогда не путешествовать или следовать принятому решению.

– Я кое-что вспомнил, – говорю я ей, и она выпрямляется в кресле. – Лорен говорит, что это одна из ее любимых песен, – объясняю я.

Хелен берет ручку и что-то записывает в блокноте.

– Я сыграл ее вчера вечером, а сегодня утром она сказала, что это ее любимая песня. Она слушала ее все время, пока не вышла замуж за Кэла, – говорю я ей.

Хелен выгибает бровь.

– Ты имеешь в виду, прежде чем она вышла за тебя замуж, – поправляет она меня, и я пожимаю плечами. – У тебя и раньше были воспоминания.

– Да, но раньше они были как воспоминания, а сейчас все было не так. Я просто знал... наверное, – она кивает и продолжает что-то писать. – Это же хорошо? – спрашиваю я, и женщина смотрит на меня с мягкой улыбкой.

– Да, любое воспоминание, которое приходит к тебе – это хорошо, и то, что оно пришло не так, как то, что ты называешь воспоминанием, не повод для беспокойства. Во всяком случае, я бы сказала, что им поделились, – весело говорит она, и я смотрю на нее в замешательстве.

– Что ты имеешь в виду?

– Это означает, что иногда ты можешь похищать воспоминания, а иногда они предоставляются другой стороной тебя, – объясняет она.

– Ты имеешь в виду Кэла или Коллина?

– Именно. Как ты себя чувствовал в тот момент? – Хелен сидит в кресле и ждет моего ответа.

– Я чувствовал себя великолепно. Мне всегда хорошо, когда я играю на гитаре, но почему они делятся со мной воспоминаниями?

– Возможно, по многим причинам, но делиться мыслями и воспоминаниями – это хорошо. Не могу сказать наверняка, пока не поговорю с ними, но Коллин выразил готовность поделиться с тобой, – говорит она небрежно.

Я чувствую, как хмурюсь. Разве он не величайший?

– Крис, как ты относишься к Коллину?

– Я не знаю этого парня. Он просто еще одно препятствие, которое нужно преодолеть, – говорю я ей, пожимая плечами.

– Ты уже начал писать им письма? – она спрашивает, и я понимаю, что совершенно забыл о письмах.

– У меня было много дел с тем, чтобы устроиться на работу, моя мама здесь и проводит время с Кэйлен и Лорен.

– Тридцать минут в день не так уж много, – упрекает она.

Я переношу свой вес на локти. Не хочу писать им письма – это кажется глупым и нелепым, но что я знаю? Я потерялся в этом больше, чем кто-либо другой.

– Я начну сегодня вечером, – обещаю я ей, и она выглядит довольной.

– Ты их слышал? – Хелен спрашивает, и я смущенно смотрю на нее. – Ты слышал, чтобы кто-нибудь из них пытался заговорить с тобой? – не так уж часто люди говорят, что вы слышите голоса, будто это обычное дело.

– Я так не думаю.

– Почему ты так не думаешь? – она начинает задавать слишком много вопросов, и я чувствую, что становлюсь нетерпеливым и беспокойным, поэтому вытягиваю ноги перед собой, заставляя пространство внезапно казаться меньше.

– Я слышал Кэла, – говорю ей, выражение ее лица остается пустым. – Его слова больше походили на насмешку. Никогда ничего конструктивного, – она пишет на айпаде, но не сводит с меня глаз. – Когда я вернулся, то услышал мысли, которые, казалось, не были моими, но я уверен, что и не Кэла.

– Ты когда-нибудь пытался им ответить? – я не могу удержаться от смеха, но ее лицо совершенно серьезно.

– Нет, – говорю так, будто это очевидно.

Во-первых, я даже не знал, что это возможно, и, во-вторых, я действительно не заинтересован в том, чтобы узнать любого из этих придурков.

Хелен встает со своего места и подходит, чтобы сесть на стул рядом со мной.

– Ты их боишься? – она спрашивает, и я чувствую, как гнев поднимается в моей груди.

– Нет, я их не боюсь, – смеюсь я над ней.

– Тогда почему ты не хочешь с ними разговаривать? – продолжает спрашивать она, и я снова смотрю на нее, как будто это очевидно.

– Потому что им нужна моя жизнь, они пытались вычеркнуть меня из своей жизни. Злюсь, а не боюсь! – я кричу на нее.

– Как думаешь, ты когда-нибудь перестанешь злиться?

Я хмурюсь от ее вопроса и встаю со своего места. Чувствую, как внутри меня закручивается энергия, которую я должен выпустить.

– Если они перестанут пытаться испортить мне жизнь, – говорю я, нервно смеясь.

– И что бы ты хотел, чтобы они сделали, чтобы не «испортить твою жизнь», – продолжает Хелен, рисуя в воздухе кавычки.

– Уйти и никогда не возвращайся, – я широко улыбаюсь, а она хмурится.

– Ты ведь и раньше наставлял сверстников, Кристофер? – спрашивает она, и я киваю. – Если бы у тебя было два студента, которые не ладили, что бы ты предпринял?

Я закатываю глаза, зная, к чему все идет.

– Это не одно и то же! – я напряженно выдыхаю и сажусь. – Прекрасно. Я бы попросил их поговорить о том, в чем проблема, и попытаться найти общий язык, дать им понять, что они не должны любить друг друга, но важно уважение, – говорю я ей неохотно.

– Звучит как потрясающий совет, – говорит она с торжествующей улыбкой.

Я чувствую себя побежденным, и вспоминаю всех детей, которых учил, и как они иногда смотрели на меня, как будто я не понимал, что значит быть молодым и эмоциональным. Они думали, что моя жизнь прекрасна, и что я не могу понять или дать им совет. Теперь я поменялся с ними местами.

– Мы говорили о контроле в прошлый раз, когда ты был здесь. Контроль – это сила. Знание – это контроль. Общение дает тебе ключи для доступа к этим вещам, – она объясняет так, будто это самый простой ответ в мире.

Я расстегиваю куртку цвета хаки и кладу ее рядом с собой – здесь становится жарко. Перспектива поговорить с ними пугает меня. Никогда не думал, что это возможно, но в каком-то смысле было бы похоже на разговор с самим собой.

– Ты уже говорила о самосознании, – она изучает меня секунду, а затем кивает. – Крис и Коллин уже там, верно? – спрашиваю я, и она натянуто улыбается. – Или ты не можешь ответить?

– Что я могу сказать, так это то, что твои альтернативные состояния сознания были в общении некоторое время, – говорит она с сочувственной усмешкой.

Отлично, это имело бы смысл, почему я остался в стороне.

Ерзаю на стуле.

– Итак, если бы я собирался это сделать, как бы это было? Нужно ли мне стоять перед зеркалом или что-то в этом роде? – смеюсь я, но Хелен сохраняет серьезность.

– Не совсем, – она одаривает меня сочувственной улыбкой.

Я чувствую себя таким растерянным.

– Ты можешь встретиться с ними, – добавляет Хелен, и я думаю, что она меня разыгрывает. – Я серьезно, Крис. Мы уже обсуждали, насколько феноменальна сила человеческого разума – особенно твоего разума, – она смотрит на меня почти с благоговением. Что заставляет меня чувствовать себя неловко. – Ты можешь представить себе место, где мог бы встретиться с ними.

– Где мы все просто садимся и поем «Кумбая», – хихикаю я, и ее улыбка становится жестче (прим. пер.: Kumbaya – стандартная традиционная песня у костра в движении скаутов и в подобных организациях. Песня была первоначально связана с человеческим и духовным единством, близостью и состраданием).

– Кристофер, я здесь не для того, чтобы тратить твое время, пожалуйста, не трать мое. Ничто из того, что я тебе говорю, не должно восприниматься шуткой или игрой с твоим интеллектом, – ее голос холоден и непоколебим.

Это заставляет меня чувствовать себя почти виноватым, но я сразу вспоминаю обо всех вещах, которые она скрывала от меня, и понимаю, что я прав, у меня есть сомнения – хотя держаться за них прямо сейчас мне совсем не поможет.

– Ладно... как бы я это сделал? – скрываю снисходительность в своем тоне, и она широко улыбается.

– Сначала ты поработаешь над письмами, а потом мы начнем.

***

Лорен

Утром мысли так и роятся в голове, как телешоу, которое я смотрела миллион раз, сидя на диване и наблюдая, как Кэйлен и миссис Скотт играют с одним из гаджетов, которые Крис купил ей вчера. Крис помнил ту песню, и это было таким маленьким, действительно незначительным для всех остальных, но для меня это много значило. Выражение его лица после того, как он понял, ударило меня сильнее, потому что мужчина выглядел почти испуганным. Я пожалела, сказав ему, что мне не нужно ходить с ним на каждый сеанс, потому что знаю, он поговорит об этом с Хелен, и мне интересно, какой будет ее ответ, если она поможет ему раскрыть то, почему он так нервничал, а не был в восторге. Может быть, так было всегда.