– Биерра тоже не более чем символ, – заявил невидимка. – Назови Биеррой вот это самое место – и Биерра будет здесь. Вдумаемся в суть символа, определим роль наименования и попробуем рассмотреть сопряжение мира символов и мира вещей. Возьмем тот же самый условный знак: Тетраграмматон…

И в этот момент поблизости раздался крик:

– Беги оттуда! Немедленно беги оттуда! Посмотри на свои ноги!

Лешко резко обернулся на крик и чуть не упал. Оказалось, что его ноги почти до половины голеней погрузились в землю, словно он стоял не на твердой почве, а посреди болота. Он попытался высвободиться из этого неожиданного плена, а рядом кто-то продолжал бубнить о символах, Тетраграмматоне, Фохате, Сынах Майи, Светлых Дхианах и Темной Звезде.

– Выбирайся! Выбирайся!

Вергилий выскочил из-за деревьев и в несколько прыжков очутился рядом с Лешко. Схватил его за руки и потянул, упираясь сапожками в землю. Лешко старался изо всех сил, и наконец, с помощью Вергилия, ему удалось вытащить сначала правую, а затем и левую ногу. Не удержавшись, он повалился на мягкую подстилку из прелых листьев. Вергилий вертелся рядом, приговаривая: «Идем отсюда! Идем отсюда!» – а болтливый невидимка как ни в чем не бывало продолжал рассуждать о символах и вещах, о вещах и символах…

Лешко поднялся и тут же вновь чуть не упал, потому что ступни совершенно онемели, он их не чувствовал. Опираясь на плечо Вергилия, он заковылял прочь от этого коварного места. «С одной стороны… есть ли смысл в подобном вопросе?.. поразмышляем о возможности полного совпадения миров… но с другой стороны… способны ли мы преодолеть бездну и соединить эти сефироты?..» – неслось им вслед.

– Вот и оставляй тебя одного, – ворчал Вергилий, пробираясь сквозь сплетение ветвей и волоча Лешко за собой. – Остановился, понимаешь, рот открыл и слушает всяких. Нашел себе собеседника! Так бы и врос в землю по самые уши, а то и вообще… Вот тогда уж наговорился бы!

– Это не я его нашел, это он меня нашел, – хмуро возразил Лешко. – Кто он такой, этот философ? И куда ты подевался? Я голос сорвая, не мог докричаться…

– Ему в Биерру нужно, ну, прямо позарез, прямо сейчас, а он в разговоры вступает, – продолжал ворчать Вергилий, игнорируя вопросы Лешко. – Уф-ф! Не могу больше! Воистину тяжел ты, Станислав Лешко, еще раз в этом убеждаюсь. Давай присядем.

Вергилий сел на засохшую кочку. Лешко устроился рядом, на траве. Ноги по-прежнему слушались плохо, но он уже мог пошевелить ступнями; там бегали мурашки, там кололи иголки, там растекался жар.

– Тяжел ты, ох, тяжел, – продолжал приговаривать Вергилий, массируя шею. – Как это сказано? «Ум есть эманация тела, а тело есть выдумка ума». Хорошенькая выдумка! Еле вытащил. А ты три, три ноги-то, а то будет у тебя вместо ног рыбий хвост или еще что-нибудь. Так преобразишься – сам себя не узнаешь!

Лешко снял туфли, поддернул штанины и принялся энергично растирать ступни и голени.

– Вот так, вот так, – удовлетворенно кивал Вергилий.

– Я только хотел разузнать дорогу в Биерру… – начал было оправдываться Лешко, но Вергилий сразу перебил его:

– У кого? Зачем? Надо же смотреть, с кем связываешься!

– Да как же смотреть? – возразил Лешко. – Я же его не видел, он сам начал. Я думал, это ты, а смотрю: никого. Кто это хоть был-то?

– А! – отмахнулся Вергилий. Потом пригладил шерсть на груди и улыбнулся. – Ладно. Хуже всех скорбей счастье без печали. Будем считать, что печаль состоялась. Теперь дело за счастьем. Вот посидим сейчас немного и пойдем в это селение.

– А где гарантия, что там я не превращусь в собственные носки? – с ехидцей спросил Лешко, не прекращая растирать постепенно оживающие ноги.

– Гарантией буду я, – незамедлительно ответил Вергилий. – Главное – держись рядом.

– Я-то держусь, только ты куда-то исчезаешь. Куда ты делся, когда пожар начался? Почему не отзывался?

– Сгорел и вновь восстал из пепла, – пробурчал Вергилий. – Теперь меня можно называть не только Вергилием, но и Фениксом. А пока восставал, ты, Станислав Лешко, успел связаться с этим… – Вергилий мотнул головой в ту сторону, откуда они пришли. – От таких разговоров пользы мало, а вреда много.

– Он говорил о Тетраграмматоне и еще о чем-то… Что такое Тетраграмматон?

Вергилий с удивлением посмотрел на Лешко и возвел глаза к небу.

– Все уходит, все забывается. – Он вздохнул. – Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после.

«Ну, это я знаю, – подумал Лешко. – Проповедник, он же Экклесиаст, он же, кажется, премудрый царь Соломон».

– Тетраграмматон – это Эл, – сказал Вергилий. – Это Элохим, Элоя, Саваоф, Шаддай, Адонай, Иегова, Яг и Ихие. Это имя Бога. Йод, хе, вау, хе. Говорят, при помощи этого имени была некогда создана Вселенная.

– Кто говорит?

– Это имя состоит из четырех букв, – продолжал Вергилий, оставив без внимания вопрос. – Именно число «четыре» является числом способа организации и созидания всего. Оно вместе с другими числами составляет полный цикл вибрации. Кое-кто утверждал, что если правильно произнести слова «потерянный Тетраграмматон» – то есть определить верное звучание, – то Вселенная распадется. Что ж, все может быть, – задумчиво протянул он и спросил уже другим тоном: – Ну что, идти сможешь?

– Сейчас попробую.

Лешко пошевелил ступнями, потом медленно встал и сделал несколько неуверенных шагов. Онемение прошло, но ступни все-таки еще продолжали восприниматься как нечто чужеродное. Тем не менее, он уже мог идти без посторонней помощи.

– По-моему, обошлось, – сказал он. – Налицо традиционный хэппи-энд.

– Ой ли? – Вергилий с сомнением покачал головой. – День хвали вечером, жен – на костре, меч – после битвы, дев – после свадьбы, лед – если выдержит, пиво – коль выпито. А свадьбы еще не было.

– Я имею в виду только данный эпизод, – пояснил Лешко, натягивая туфли.

– Да, могло быть гораздо хуже, – согласился Вергилий. – Впредь постарайся не нарываться.

Лешко хмыкнул:

– Постараюсь постараться. Если бы еще заранее знать, где и на что можно нарваться.