«Ну где же этот любитель цитат?» – опять подумал он.

Впрочем, коль все в этом мире было подвержено изменениям, Вергилий мог уже превратиться в кого-нибудь другого. Или во что-нибудь другое. Лешко вспомнил того путника с фигурками Дианы Эфесской, перевоплотившегося в куст. Возможно и Вергилий был теперь не странноватым кошкочеловеком, а какой-нибудь березкой с сапожками на ветвях…

Вокруг посветлело. Лешко поднял голову и увидел, что дым исчез, небо прояснилось, стало прозрачно-голубым, и высоко в голубизне застыли два маленьких ослепительных солнца, заливая светом вершины деревьев. Он прислушался и понял, что вокруг прочно обосновалась тишина, поглотив недавний треск и гул. А это значило, что произошли очередные изменения, потому что лесной пожар не мог вот так просто, ни с того ни с сего, сам собой прекратиться.

– Если выбрал свой путь – так не топчись на месте, а иди, – вкрадчиво посоветовали сзади.

Лешко обрадованно обернулся – и никого не увидел. Вокруг возвышались деревья, с виду вполне обычные деревья, без щупалец и хищных пастей. Земля была надежно укрыта слоем прелой почерневшей листвы, сквозь которую пробивалась желтая трава.

– Кто это? – спросил Лешко, насторожившись; возможно, этот мир собирался устроить ему очередную пакость. – Это ты, Вергилий?

– А ты кто? – спросили в ответ.

Голос шел откуда-то снизу, от слоя опавших листьев, но говорившего не было видно. Лешко всмотрелся, но не обнаружил ровным счетом ничего: ни дрожания воздуха, ни какого-нибудь отблеска – ничего.

«Понятно. Сбыкновенный невидимка, – подумал Лешко. – Самый обычный невидимка. Почему бы и нет? И почему бы не расспросить у него о Биерре?»

Памятуя о советах Вергилия, он держался настороженно и был готов в любой момент положиться на собственные быстрые ноги – попробуй-ка потягаться с невидимым противником!

– Я Станислав Лешко, – сказал он, не спуская глаз с того места, откуда слышался голос. – Ищу дорогу в Биерру.

– Станислав Лешко… – пробормотал невидимый собеседник. – Странно. С чего ты взял, что твое имя Станислав Лешко?

Лешко озадаченно потер переносицу. Ему не очень-то хотелось вступать в дискуссию с невидимым оппонентом; было у него сильное подозрение, что дискуссия никакой пользы ему не принесет. Но, может быть, удастся разузнать, как найти Биерру…

– У людей так принято, что дети носят фамилию родителей, – назидательно сказал он, выделив голосом: «у людей». – Родители дают имя сыну или дочери. Фамилия моих родителей – Лешко. Поэтому я тоже Лешко. А имя у меня в честь деда: Станислав. Если угодно, Станислав Гжегош Анна Лешко. Понятно?

– Понятно, – не сразу отозвался невидимка. – Точно так же и я могу сказать, что мое имя – Тетраграмматон. Или даже Фохат. Я не о том.

Невидимый собеседник замолчал, ожидая, вероятно, что Лешко спросит: «А о чем?» Но Лешко тоже молчал, по-прежнему оставаясь начеку и предоставив невидимке самому ответить на свой же вопрос. И невидимка ответил:

– Я о том, что, может быть, и на самом деле существовала или существует некая личность, названная после воплощения Станиславом Лешко. Но почему ты уверен в том, что тот, кто стоит здесь, – я имею в виду тебя – и есть тот самый Станислав Лешко?

– Память. Осознание собственной личности.

– Это не критерий, – возразил невидимка. – Если общаться на низшем уровне, то можно сказать так: форму можно заполнить любым содержанием. Содержание можно менять. Сегодня ты Тетраграмматон, завтра – Фохат. И наоборот.

– Стоп, тут противоречие, – сказал Лешко, незаметно для самого себя втягиваясь в разговор. – Если так рассуждать, то сейчас я именно Станислав Лешко; в моей неизвестно чьей форме содержание именно Станислава Лешко, а вот при рождении я был кем-то другим. Тетраграмматоном.

– Отлично, – с удовлетворением произнес невидимка. – Я так и знал. Значит, ты все-таки не Станислав Лешко. Почему же в ответ на мой вопрос ты назвался именно так, а не по-другому?

– Да потому что я именно Станислав Лешко! – с досадой воскликнул Лешко.

Послышался глубокий вздох, потом невидимка укоризненно сказал:

– Нет, так мы ни к чему не придем. Ты назвал мне свое имя. Так или не так?

– Так, – подтвердил Лешко и сразу добавил, постаравшись опередить собеседника: – Куда мне идти, чтобы попасть в Биерру? Мне очень нужно в Биерру. Меня там очень ждут. Меня очень ждут в Биерре. Как мне туда попасть?

– В Биерре ждут именно Станислава Лешко? – тут же осведомился настырный невидимка.

– Да, в Биерре ждут именно Станислава Лешко. То есть меня. Как туда попасть?

– В Биерре ждут Станислава Лешко, – задумчиво повторил невидимка, словно размышляя о сложнейшей проблеме. – Круг замкнулся и вопрос все тот же: какие у тебя основания думать, что ты и есть тот самый Станислав Лешко?

– Осознание собственного «я». Память, – сквозь зубы проговорил Лешко. – Ах, это не критерий? Ах, в один бокал можно наливать разные напитки? Тогда что же критерий?

– Вот! – торжественно провозгласил невидимка. – Вот именно! Что считать критерием? Почему вдруг появляется некто и называет себя Станиславом Лешко? Вот вопрос!

– Значит, ответа нет? – Лешко скептически усмехнулся. Все эти рассуждения были бесполезной словесной паутиной, не более…

– Почему нет? Что есть имя, наименование? Имя любой вещи – это условный знак, символ. Мир символов существует независимо от мира, скажем так, вещей. Вещи вполне могут существовать без символов, обозначений – и действительно многие из них до сих пор существуют без обозначений, потому что их некому обозначать! Берем любой символ, например, Тетраграмматон, и нарекаем этим именем Вселенную. Или дождь. Или шляпу. Становится ли от этого Тетраграмматон Вселенной или дождем? Становится ли Вселенная или дождь Тетраграмматоном? Становится ли Тетраграмматоном шляпа?

– А что такое Тетраграмматон? – полюбопытствовал Лешко. – «Тетра» – это ведь значит «четыре»? Да? По латыни или по-гречески.

– Еще один символ! – воскликнул невидимка. – Суть не в том, совершенно не в том.

– А в чем суть? Впрочем, это не столь уж важно. Во всяком случае для меня и именно сейчас. Сейчас мне важно узнать дорогу в Биерру.