Он зачарованно разглядывал меняющиеся изображения, но все-таки наконец сумел оторвать взгляд от волшебного потолка. В углублениях белых с золотом стен висели овальные зеркала в вычурных рамах; под ними стояли круглые столики, украшенные затейливой резьбой. Окна тоже были овальными и высокими, но они показались Грегу просто нарисованными на стенах, потому что в них застыло все то же белое и золотое.

Еще в этом просторном, залитом светом помещении стояли обтянутые красным бархатом низкие широкие кресла с вогнутыми спинками. Он сидел на полу возле одного из них, а рядом лежала нападавшая на него женщина.

Это была не совсем обычная женщина. Это была совсем необычная женщина. Золотистые, под стать одному из господствовавших здесь цветов, волосы рассыпались по ее плечам. У нее было бледное красивое лицо, нежное и холодное одновременно, лицо, словно выточенное из мрамора, лицо Галатеи с объемок, но Галатеи еще не ожившей окончательно, Галатеи в тот неуловимый миг, когда светоносная душа, ниспавшая из пределов Млечного Пути, из царства Сатурна, только проникает в бесчувственный камень. В темных агатовых глазах застыла боль. Гибкие руки бессильно лежали на мраморе, чуть ли не сливаясь с ним своей белизной. Короткое, белое с золотом платье плотно облегало тонкую фигуру, не закрывая стройных ног, обутых во что-то плетеное, легкое, тоже золотисто-белое. Быстро вздымалась и опадала высокая грудь. У плеча алела застежка в виде цветка. Словно кровавое пятно на белом и золотом.

«Было слишком много темноты, – подумал он, молча глядя на лежащую перед ним красавицу. – А теперь слишком много света. Слишком много белого и золотого…»

Не только руки ее распростерлись на полу. На полу распростерлись широкие крылья – крылья с длинными белыми перьями, и каждое перо было обведено по контуру золотистой линией. Перед Грегом лежала крылатая девушка. Девушка-ангел. «Только ангелы вряд ли набрасываются на людей из темноты, – подумал он. – Тогда уж, скорее, девушка-демон…»

Он наконец понял, кого она напоминает ему. Не лицом – крыльями. Где-то он видел изображение древней земной статуи: устремленная вперед крылатая женская фигура в трепещущем, прижатом ветром к ногам платье, под которым вырисовывается стройное крепкое тело. Только без головы. Кажется, это была Ника, богиня победы. И крылья были у нее вместо рук. А лежащая перед ним девушка имела и крылья, и руки.

– Ну что ты уставился? – нежным голосом проговорила-пропела крылатая богиня. – Сначала чуть кости не переломал, а теперь смотрит. Помоги же подняться, костоломище!

Чем дальше они углублялись в лес, тем более собранным и настороженным становился Лешко. Вергилий же, напротив, выглядел вполне беззаботным: то срывал травинку, то любовался цветами на укромных лесных полянах, то выуживал из травы сухую ветку и принимался сбивать ею шляпки тарелкообразных, маслянисто поблескивающих грибов. А ведь именно он совсем недавно сказал, вступая в лес: «Хик сунт лэонэс», – и в ответ на вопросительный взгляд Лешко пояснил: «Здесь обитают львы. Это такое выражение». – «Чье?» – поинтересовался Лешко. «Просто выражение», – был ответ. Лешко подумал, что его спутник вновь цитирует Священное Писание.

Сначала они пробирались сквозь почти непролазные дебри, путаясь ногами в густом подлеске и то и дело смахивая с себя сухие иголки и листья. Потом лес немного поредел и подлесок пропал, сменившись мягким белесым мхом, который хоть и приминался под подошвами, но тут же расправлялся, так что на нем не оставалось никаких следов. Вскоре упругий моховой покров закончился и под ногами зашуршала высокая трава, усеянная опавшими листьями. Некоторое время они шли вдоль неширокого ручья с бурой водой и наконец обнаружили едва заметную тропу, уходящую вверх по склону. Тропа тянулась только по другую сторону ручья; на том берегу, где стояли Лешко и Вергилий, никакой тропы не было. Складывалось впечатление, что те, кто прошел здесь раньше, выходили прямо из ручья. «Или доходили только до ручья», – подумал Лешко, пристальным взглядом обводя все вокруг. Едва слышно и вполне безобидно шелестела листва в вышине. Ветерок не мог пробраться вниз, к земле, и развлекался тем, что ерошил и раскачивал верхушки деревьев. Ничего необычного или подозрительного поблизости не наблюдалось, и Лешко, не выпуская из рук палку, перепрыгнул через ручей, очутившись в начале тропинки. Вергилий разбежался, пролетел над водой и приземлился рядом с ним.

– Да, это для нас не преграда, – заявил он, выбирая из шерсти лесной сор. – Такие преграды для нас пустяки.

– Ты уверен, что мы идем в нужном направлении? – озабоченно спросил Лешко. Первое время он старался ориентироваться по иногда заглядывающему в лес светилу, но потом убедился, что выбрал очень ненадежный ориентир: бледный диск появлялся то справа, то слева, постоянно меняя свое положение на небе, и дело было именно в светиле, потому что Лешко шел вперед, намечая ближние цели, никуда не поворачивая и уж тем более не возвращаясь назад. А вот светило возникало и спереди, и сзади…

– Главное, что ты уверен, – отозвался Вергилий, делая ударение на «ты». – Думаю, если собьемся с пути – нам подскажут.

– А тебе не кажется странной эта тропа? – задал Лешко следующий вопрос. – Почему она обрывается у ручья?

– А почему перед нами возвышенность, а не низина? – прищурившись, в свою очередь спросил Вергилий. – Почему ручей течет именно вон туда, а не в обратную сторону? Почему небо над нами, а не под нами и почему мы с тобой не в небе, а на земле?

– Ладно, понял. – Лешко махнул рукой, словно стряхивая что-то с ладони. – Хотя это разные вещи. И каждое явление нужно объяснять по отдельности, а не валить все в кучу. А вот с тропой непонятно. Хотя и тут должно быть какое-то объяснение.

– Счастливы те, кто вещей познать сумели основы, – ехидным голоском продекламировал Вергилий. – Сдается мне, что слова эти принадлежат именно Вергилию, так что я тоже вполне вправе…

– Какому Вергилию? – не понял Лешко. – Который Данте?