Он повозился еще, и изображение сменилось длинными строками данных сенсоров.

— Джен начала улавливать электромагнитные колебания на поверхности объекта. Я хочу сказать, они слабенькие, но объект совершенно инертный, а сенсоры нашего корабля чувствительны настолько, насколько можно купить за деньги галактического тирана.

— Ладно. И что это такое, по ее мнению?

— Сначала было похоже просто на скачущие туда-сюда фотоны, пока Джен не сделала эту карту. Никто не понимал, что это, пока Тревон не сказал: «Похоже на МРТ». Я включил мониторинг катализатора, и до нас дошло.

Элви в целом неплохо жилось в космосе, но сейчас ей очень не хватало возможности рухнуть в кресло. Она чувствовала, как от выброса адреналина покалывает ладони и немеют ноги.

— Значит, они отражают друг друга?

— Как в зеркале.

— Ага. Ясно. Вот это да.

— Всё еще круче, — сказал Фаиз. — По всему объекту мы наблюдаем вспышки радиации, — он приблизил одну, и на экране появился поток данных, — типа вот этой.

Он нетерпеливо смотрел на Элви, ожидая, пока она свяжет одно с другим. Она вроде бы не чувствовала сильной усталости, но озарение никак не приходило.

— Я сдаюсь.

— Нам тоже понадобилась пара минут, — успокоил Фаиз. Он вывел третье изображение. — Это тот же вид излучения, который исходит из врат во время прохода.

Еще до появления данных на экране Элви все поняла:

— Оно коррелирует с катализатором.

— Да. Мозг катализатора, копия зеленого алмаза и необычное излучение врат, всё по одному шаблону.

Элви уменьшила изображение огромного зеленого алмаза, чтобы видеть его целиком. Казалось, он поблескивает крошечными звездочками, появляющимися и исчезающими в тех местах, где компьютер отмечал вспышки излучения.

— Эта штука наполнена... вратами? Как бы, в самой физической структуре объекта?

— У нас есть теория, — Фаиз сиял, как в тот день, когда она впервые согласилась на секс с ним. Все-таки он чудак, но Элви нравилось то, что делало его счастливым: знание и она.

— Слишком рано для теорий, — возразила она.

— Знаю, но все-таки она у нас есть. В первую очередь у Тревона, но мы все внесли вклад. Объект вступает в контакт с зараженным протомолекулой разумом, делает его копию, и по всему объекту появляются эти излучения врат. Тревон начал говорить о том, как работают защищенные хранилища данных. Берутся зашифрованные данные и разбрасываются по разным местам хранения с тэгами и встроенным кодом. Так, чтобы при утрате любой части остальные знали, как ее восстановить из рассыпанных фрагментов.

Элви, разбиравшаяся в компьютерах намного лучше Фаиза, начала говорить:

— Это не совсем...

— А Джен вдруг говорит: «Алмаз — это невероятно плотная и упорядоченная масса атомов углерода. Если уметь перемещать их, не повреждая общую структуру, получилось бы шикарное хранилище данных.»

Элви помолчала, перебирая в уме возможные выводы.

— Например, с помощью крошечных кротовых нор, — сказала она.

— Так ведь? Мы знаем, что, по всей видимости, у строителей протомолекулы был коллективный разум. Или единый мозг, называй это как хочешь. Мгновенные коммуникации между любыми звеньями из любого уголка галактики. Но форс-мажор случается даже у них. Астероиды, землетрясения, вулканы и тому подобное. Всё, что хранится в разрушенном звене, утрачивается навсегда. Что, если мы смотрим на резервную копию всей их цивилизации? Все их знания, сжатые в углеродную решетку размером с Юпитер?

— Да это же гигантский логический скачок.

— Ага, — кивнул он, все так же сияя улыбкой. — Абсолютно безосновательно, одни догадки. Нам потребуются поколения научных исследований, чтобы подтвердить, что это за штука, и еще поколения, чтобы вскрыть код и добыть данные, если они существуют. Но, Эл, — продолжил он, задыхаясь от волнения. — А что, если это правда?

Адмирал Сагале парил у стола, просматривая навигационные карты на большом стенном экране. Элви видела курс, проложенный из их текущей позиции, через врата Калмы в медленную зону и снова через врата Текомы в следующую мертвую систему.

— Только не говорите мне, что это самое важное научное открытие всех времен и народов, — не глядя на нее сказал Сагале, когда Элви вплыла в его кабинет.

— Вполне может быть...— начала Элви.

— Но большой хрустальный цветок в системе Нарака уже был самым важным открытием.

— То был потрясающий артефакт. Но в сравнении с...

— А до того это были тройная звездная система в Хароне и планета, где с неба сыплются стеклянные осколки.

— Это было очень круто. Вы должны признать, что зрелище было потрясающее.

Адмирал повернулся к ней.

— Я слышу — опять — как вы говорите, что в этой системе имеются артефакты, критически важные для будущих исследований, — сказал Сагале, казавшийся усталым и слегка разочарованным. — В точности как тот большой хрустальный цветок.

Элви ввела его в курс дела, и по мере рассказа теория Фаиза казалась ей все более правдоподобной. Сагале наблюдал за ней из-под полуприкрытых век. Когда она сообщила, что в алмазе может храниться вся информация, имевшаяся у строителей врат, у него дернулась щека, но больше ничто не выдало удивления.

— Интересно. Пожалуйста, запишите эту теорию и включите в блок данных, которые мы отошлем на Лаконию во время перехода. Прошу прощения, что припомнил цветы и стеклянный дождь. Это действительно впечатляет.

Его неохотное признание слегка задевало, но Элви не стала углубляться.

— Сэр. Возможно, это именно то, за чем посылал нас Первый консул.

— Нет, — ответил Сагале.

Но она продолжила:

— Я настоятельно прошу отправить в адмиралтейство запрос дать нам еще время. Мы можем провести еще тысячи тестов в ожидании дополнительного персонала и кораблей. Если бросим всё сейчас, это ничего не даст.

— И вы считаете, что сможете получить доступ к этим данным, если я предоставлю вам время?

Элви едва не солгала из желания остаться еще ненадолго, узнать еще немного, но...

— Нет, я не могу этого обещать. Почти наверняка это работа на десятилетия, если не на века. Если вообще это возможно. Но это наша лучшая находка. Мы не обнаружим в Текоме ничего более важного. Я совершенно уверена.

— Значит, будем действовать по плану и посмотрим, правы ли вы, — сказал Сагале, отворачиваясь от нее. — Займите свое место, мы отправляемся к Текоме через восемьдесят минут.

Через семьдесят восемь минут Элви лежала в кресле-амортизаторе, ожидая, когда начнет тонуть.

С самого начала главной проблемой космических полетов была хрупкость человеческого тела. Но несмотря на эти ограничения, человечество многого достигло еще до Лаконии, а теперь прогрессировало огромными скачками. По сравнению с обычными научными и гражданскими кораблями переход «Сокола» от одной системы к другой длился совсем недолго. Путь длиной в недели занимал несколько дней. «Сокол» мог потягаться даже с большинством военных кораблей Дуарте. Но ценой такого ускорения стало кресло-амортизатор с полным погружением. Дьявольское изобретение, в котором тело полностью окружает амортизирующий гель, а легкие заполняются жидкостью с высоким содержанием кислорода, чтобы оградить грудную полость от сдавливания. На несколько дней.

— Я не понимаю, чего он хочет, — сказала Элви.

— Он сложный человек, — отозвался Фаиз из соседнего кресла.

— Он будто не желает, чтобы мы нашли что-нибудь интересное. Каждый раз дуется.

— Ты приняла предполётные лекарства?

— Да, — ответила она, хотя точно не помнила. Это не критично. — Такое чувство, что у него есть другие задачи, о которых он нам не сообщает.

— Наверняка именно потому, что у него другие задачи, он нам о них и не сообщает, — ответил Фаиз. — Не стоит удивляться, Эл.

— Они не могут быть важнее этого. Что может быть важнее?

— Для него? Понятия не имею. Может, он ненавидит знания. Получил травму на научной ярмарке в детстве. Десять секунд. Люблю тебя, Эл.

— И я тебя. Помню времена, когда сок заливали в вены, а не давали вдыхать. Мне тогда это не нравилось.

— Цена прогресса.

Она хотела сказать что-нибудь умное в ответ, но полившаяся жидкость заставила ее замолчать.