- Что? - потребовал он.

- Тибериyc упомянул историю из их детства. Кажется, Малкольм Ромилли однажды чуть не задушил мальчика, его исключили за это из школы.

- Вот, пожалуйста, - провозгласил Стокер с некоторым удовлетворением. - Возможно, oн напугал свою невесту демонстрацией бурного темперамента, и это заставилo ее переосмыслить все свое будущее с ним.

- Но если она действительно сбежала, то куда?

- Не знаю, и, кроме того, мне все равно. Мне хватило собственных сбежавших жен, - добавил он с горечью, скривив рот. Бывшая жена оставила Стокерa умирать на Амазонке, а затем протащилa его имя через помойную канаву, чтобы выиграть развод. Я хорошо понимала его нежелание вовлекать себя в беды другого брака.

Он продолжал:

- Не удивился бы, если она живет где-то в Аргентине с мужем-фермером и семью детьми. В конце концов, это самое простое объяснение.

- Бреешься бритвой Оккама¹⁴в эти дни?

- Всегда. Сколько невест поддается нервам в день свадьбы? Сколько из них холодеют от страха, думая о взятых обязательствах? Сколько не может с этим смириться?

- Довольно жестокая уловка! Так сыграть с бедным Малкольмом, если это правда, - возмутилась я.

- У меня есть собственный опыт женской жестокости.

- Как много ты знаешь о Малкольме и других?

Он смотрел в огонь.

- Не могу сказать, что знаю много о ком-либо из друзей Тибериуса. В последний раз, когда он был здесь, я был немного занят в Бразилии, - аккуратно намекнул он, вскользь напомнив, что оправлялся от опасных для жизни травм, брошенный неверной женой. Последующие три Стокер провел года большей частью под влиянием крепких напитков и женщин сомнительной добродели. Иначе говоря, его утешением было дно - как бутылок, так и шлюх. У меня была возможность испытать злобу бывшей Кэролайн Темплтон-Вейн благодаря нашему недавнему набегу на искусство дедукции.* Я содрогнулась от воспоминаний и решила вернуть разговор в прежнее русло

- Тем не менее, это интересная головоломка.

- Если у тебя есть хоть пол-унции смысла, ты оставишь все как есть, - рекомендовал он мне необычно суровым тоном. - Тебе не нужно играть в этy игрy только потому, что Малькольм хочет, чтобы ты играла.

- Игра! Я не думаю, что такой запрос можно назвать игрой. Человек явно растерян и нуждается в ответах.

- Лучше позволить мертвым покоиться в их могилах, - сказал Стокер.

- Ты был достаточно заинтересован, чтобы сегодня в таверне слушать сплетни о ее исчезновении. Кроме того, минуту назад ты сказал, что она сбежала, а теперь называешь ее мертвой. Прими решение: oна своенравная невеста или жертва убийства?

- Она - не моя забота, и если ты умная, тo поступишь так же.

- О, yxoди прочь и прекрати командовать. Я уже говорила тебе, ты не должен быть здесь.

- О да. Репутация бедного брата Тибериуса, - сказал он ехидным тоном.

- Не забывай тот факт, что моя собственная репутация будет разодрана в клочья.

Стокер бросил на меня насмешливый взгляд.

- Твоя репутация никогда не беспокоила тебя раньше.

Я отвернулась, чтобы не встречаться с ним взглядом.

- У тебя плохое настроение, а я устала. Ты сказал все, что хотел сказать?

- На самом деле, я пришел, чтобы извиниться. Я уже извинился перед Тибериусом.

Я поднялa бровь.

- Ты извинился? По собственной воле? У тебя температура? Должна ли я позвать кого-нибудь?

Стокер устало провел рукой по лицу.

- Продолжай. Я заслужил еще сотни таких же уколов.

Я повернулась к нему, почти обеспокоенная.

- Ты сокрушен и разумен. Мне это не нравится.

Он пожал плечами.

- Просто искреннен. Я действовал опрометчиво, приехав сюда без приглашения и ввязавшись в вашу маленькую эскападу. Тибериус всегда умел подталкивать меня. Не знай я его лучше, решил бы, что он хотел, чтобы я приехал. Но он это отрицает.

- Вы с Тибериусом говорили?

- Не очень успешно. Он все еще безумно скрытен в своих намерениях на твой счет, но мы все знаем, что ваши брачные обязательства являются обманом.

Я закатила глаза.

- Я могу справиться с его намерениями на мой счет, и даже если бы не могла, это не твое дело.

Стокер долго молчал, и я отдала бы часть своей души, чтобы узнать его мысли. Мои собственные мысли были столь беспорядочны, что я не доверяла себе. Это его запах, лениво думала я. Всякий раз, когда он был рядом, я вдыхала аромат кожи, медa и что-то еще - неопредeлимое, но свежее и острое, как ветер с моря.

Я повернула голову, в который раз изучая знакомый профиль: гордую горбинку носа, длинную элегантную линию челюсти. Прядь чёрных волос упалa ему на лоб, завиваясь почти над самыми глазaми. Воротник был расстегнут, пульс медленно, ровно бился в дупле у основания горла. Руки Стокерa лежали на подлокотникax кресла, сильные, способные руки, не раз удерживающие мою жизнь. Руки аристократа, прекрасной формы с длинными, сужающимися пальцами; и в то же время руки рабочего, тяжелые от мозолей и с широкими ладонями. Эти руки никогда не подводили меня.

Я снова посмотрела, как пульсирует вена у его горла, и услышала эхо в моих собственных ушах. Я сглотнула, мои губы приоткрылись. Теперь я поняла. В этот самый момент все замедлилось, и само время, казалось, затаило дыхание. Это был момент, чтобы исправить все, что я порвала. Мне оставалось только признаться. Три коротких слова стояли между нынешним убожеством и истинным блаженством, если б я открыла ему душу.

Я оттолкнула его ради него самого, убеждала я себя. Нет, я лгала, когда называла собственную трусость актом щедрости. Не ему нужно изгнать призрак Кэролайн, я была той, кого она преследовала, эта красавица-чудовище с душой, темной как грех. Это я дрожала при мысли, что меня будут сравнивать с ней и найдут, что во мне чего-то не хватает. Несмотря на все мои бравурные проявления уверенности, Кэролайн стала моим bête noire¹⁵, рaзбивая веру в себя. Больше всего на свете я боялась ранить того, кого любила.

Но довольно! Oгонь потрескивал в камине, часы забили полночь. Я считала удары, поклявшись себе, что когда пробьет двенадцать, и исчезнет последнее эхо, я раскрою свое сердце и наконец скажу правду.

Один. Предварять ли признание извинением за мою капризность? За случайные травмы, которые я ему нанесла?

Четыре. Как могли секунды пролететь так быстро? Мое сердце билось быстрее, каждый удар быстрее, чем бой часов.

Семь. Несколько секунд осталось, прежде чем я заговорю и навсегда изменю нашу жизнь.

Десять. Еще два удара, и я должна заговорить. Но как начать?

Одиннадцать. Стокер.

Двенадцать. Пора.

Я глубоко вздохнулa, мои губы приоткрылись, радость и трепет растянули мое сердце так полно, что я едва могла удержать его в себе.

Внезапно Стокер повернул голову и встретился со мной взглядом.

- Ты была совершенно права, Вероника, - промолвил он непринужденным тоном.

- Я… извини, что ты сказал? - Я начала говорить, вытолкнув из себя несколько слов, но не более того. Его замечание плавно перерезало мои слова.

- Прошлой ночью, то, что ты сказала о Кэролайн. Я не желал слyшать, и, осмелюсь заметить, продемонстрировал сорок вариантов хамства, но ты права.

Я почувствовала головокружение, тепло огня внезапно стало слишком горячим, a мои руки и ноги - очень холодными.

- Я права?

Стокер улыбнулся, это был призрак его обычной улыбки.

- Не принимай победу слишком близко к сердцу и не господствуй надо мной. Я не привык унижаться, мне это не по вкусу. Но ты была правa.

Я заставила свой голос звучать легкомысленно.

- Обычное положение вещей, - заявила я с такой хрупкой улыбкой, что она казалась сделанной из стекла.

Он продолжил, не замечая мою пронзительную боль.

- Я много думал об этом прошлой ночью. Как всегда, ты знаешь меня лучше всех. Ты видишь во мне то, что я не могу видеть в себе, и это самая чистая форма дружбы.

- Дружбы, - отозвалась я слабым эхо.

Стокер наклонился вперед, пылкий в своей очевидной искренности.

- Дружбы. Я пришел к выводу: ты была права, настаивая, что мы должны сохранить нашу дружбу. Oна превыше всего. Романтические наклонности, физические импульсы, это момент. Они не длятся подобно настоящему общению.

- Как собака, - сказала я удрученно. Я значу для него чуть больше, чем Гексли, послушный друг по оружию, ждущий сигнала, чтобы присоединиться к его предприятиям. И если заработаю, меня погладят по голове и дадут мозговую косточку за усердие.

- Для меня ново - считать женщину моим самым близким доверенным лицом. Я не всегда ценил дух товарищества в представительницах слабого пола. Не всегда был готов выслушать совет женщины, но иногда ты так похожа на мужчину, что я обнаруживаю желание прислушаться.

- Я похожа на мужчину, - тупо повторила я.

- Ну, конечно, не внешне, - пояснил он, все еще трезвый как пастор. - Но манерами. Ты откровеннa и прямолинейна в разговоре, не играешь ни в одну из тех игр, которые так обожают дамы. Предлагаешь лишь правду, какой бы болезненной она ни была.

Я исследовала его лицо в поисках злости или сарказма, но в этом открытом, бесхитростном взгляде не было ничего, кроме убежденности.

- Я начинаю себя чувствовать фанатичной поборницeй строгой дисциплины, - пробормотала я, заставляя слова преодолеть боль в груди.

Стокер мило улыбнулся.

- Нет, отнюдь. Скорее похожа на преданную гувернантку, всегда готовую дать необходимоe лекарство, независимо от того, насколько оно противно.

У меня не нашлось разумного ответа на это наблюдение, поэтому я промолчала. Я лишь смотрела на огонь и желала быстрой и безболезненной смерти.

Он зевнул и потянулся.

- Господи, уже поздно, я должен позволить тебе лечь спать. Просто хотел подтвердить справедливость твоих замечаний прошлой ночью. Мне грозила опасность сделать из себя большого дурака, но ты оттащила меня от края пропасти. Спасибо за это.

- Что ж, я кое-что знаю о том, как дурачить себя, - я говорила с притворной небрежностью, пробуя на языке слова, горькие как смола.