СТРАНДЖА

Иван задумался. Что он знал о нем?

Симеон Куманов начал свою революционную деятельность в родном Тетевене. Он закалился в огне борьбы в 1923 году. Обожгли его и события 1925 года. После долгих скитаний и преследований полиции Симеон поселился в Луковите. С первых дней своего пребывания в городе он открыл там пансионат для учащихся гимназии, и таким образом его имя оказалось вписанным в историю гимназии. Сделали это ученики гимназии, поскольку без него они могли оказаться на положении «беззащитных цыплят». Ученики же и окрестили его Странджей, потому что обстановка и романтическая простота его пансионата всем своим укладом походили на другой пансионат, в котором жили герои книги Вазова «Отверженные», и напоминали о его владельце — Страндже. Этот уклад, как и теплота, которой дышали и стены, и окна, и столы со стульями, как и запах, который шел от бобов, супа или фасоли с подливой, были первым впечатлением, которое он, Иван Туйков, получил, когда прибыл в Луковит, а дед его по материнской линии привел его к бай Симеону.

— А-а, вот и еще один скиталец! — рассмеялся бай Симеон. Одернув старенький белый халат, он раскинул свои сильные руки с закатанными до локтей рукавами. — Ну, добро пожаловать ко мне! — поздоровался он с дедом, подал руку и Ивану. — Садитесь, садитесь же! В ногах правды нет, устали, наверное.

Вместе со взрослыми сел и Иван. Мужчины поговорили о том о сем. Потом дед сказал бай Симеону, в чем дело:

— Парень учиться будет, так пусть он питается в пансионате.

Бай Симеон взял блокнот, вписал туда фамилию Ивана.

— Завтра как штык! Что для всех, то и для тебя, Иванчо! — сказал он ему. — У меня все равны. А тебе, — обернулся он к деду, — надо пойти… — Он наклонился к старику и что-то ему прошептал. — Там тебе скажут, где найти квартиру.

На следующий день, когда Иван пришел в пансионат, чтобы пообедать, бай Симеон подсел к его столу, посмотрел на него, помолчал и негромко проговорил:

— Малость бледноват ты и слабоват, как я посмотрю, но ничего, мы тебя в порядок приведем. У меня, правда, не объешься, но и голодным никогда не будешь. Тяжела она, Иванчо, сиротская ноша, да ты не бойся! Мы ее с ног на голову поставим, эту дрянь жизнь, так, чтобы мы ей на горло наступили, а не она нас уморила. — Бай Симеон взглянул на него и легонько похлопал по плечу: — А ну-ка скажи мне сейчас, каким тебе показался первый день?

Иван смотрел на бай Симеона с недоумением. Впервые кто-то так им интересовался. До сих пор Ивана будто никто не замечал. Случалось, встретит он на улице человека, снимет шапку и поздоровается: «Добрый день». Но человек мимо пройдет, словно не заметив его. Дома, правда, было по-другому, но и такое «внимание» совсем не радовало парня. Стоило Ивану войти в дом, как отец встречал его упреком, что он очень задержался, что другие ребята уже давно прошли. И прежде чем он успевал сказать хоть слово, отец перечислял ему множество дел, которые нужно было сделать немедленно. В родном доме Иван чувствовал себя батраком. Однажды летом, когда Иван отправился помогать деду в бакалейной лавке, он, несмотря на свое большое старание и послушание, все же что-то напутал, и дед его невзлюбил.

Как-то вечером дед долго рылся в расчетных книгах, пыхтел и бросал на мальчика злые взгляды. Затем резко встал а сердито запер лавку изнутри. Такого еще не было — обычно они всегда ждали клиентов до тех пор, пока село не засыпало. Дед был очень разозлен. Борода его тряслась, а слова жгли как горячие угли.

— Из тебя торговца не получится! Если еще на месяц оставлю тебя помогать мне — разорюсь!

Иван стоял словно наказанный ученик, не понимая, за что сердится на него дед. Ведь с раннего утра до позднего вечера у мальчика не было свободной минуты — все время находилась какая-то работа. Неожиданно он подошел к деду, заморгал и произнес:

— Я все делал как надо, дедушка!

— В том-то и дело! В торговле, чтобы заработать, не надо ничего делать «как надо». А ты по-другому не можешь, — зло проворчал дед и с шумом захлопнул толстую тетрадь со счетами.

И он, отец его родной матери, на которого Иван смотрел как на спасителя, его бросил. Бросил!.. А сейчас перед Иваном сидел чужой, незнакомый человек, ласково смотрел на него и говорил с ним как с равным, интересовался многим, относился к нему с вниманием и уважением. Этот человек вдруг стал ему очень, очень близок.

Бай Симеон хлопнул его по плечу:

— И… нужно читать, браток! Много читать. Наука без труда — это пустая бочка. — Сказав так, этот добрый человек широко, тепло улыбнулся Ивану.

Прежде чем закончить разговор и подняться, бай Симеон по-дружески сказал ему:

— Если тебе потребуются деньги на книги или тетрадки, обращайся ко мне. Не стесняйся. Люди должны понимать друг друга и уметь друг другу помогать. — Немного помолчав, он заботливо добавил: — А вот в выборе друзей будь повнимательней! Всякие люди есть. Не отрывайся от своего круга, браток!

Слово «браток» тронуло Ивана, а дружеское отношение согрело ему душу. Так непринужденно и просто родилась его дружба с человеком, какого не каждый день можно встретить. Вскоре бай Симеон дал ему несколько потертых, зачитанных книг. После зимних каникул Иван с волнением получил от него и первые небольшие, совсем незначительные на первый взгляд поручения. Вскоре Иван узнал, что Симеон Куманов — секретарь околийского комитета партии.

Пройдут месяцы, годы, жизнь постепенно сделает из Ивана волевую и строгую личность, но поведение Симеона Куманова останется для Ивана образцом. И наверное, он не раз спросит себя: «Как бы поступил бай Симеон, будь он на моем месте?»

В конце первого учебного года Ивана сделали связным между луковитскими и тетевенскими коммунистами. Сейчас нить воспоминаний путается, ускользает. Но одно из них и теперь горит и обжигает сознание…

…Он вышел из Луковита. Холодный северный ветер пронизывал до костей, но Иван продолжал идти. Он нес книги, которые необходимо было доставить в Тетевен. Когда он перевалил через вершину и вошел в село Петревене, погода смягчилась, запорхали снежинки. Вот он, первый снег. Снегопад усилился, и вскоре в двух шагах впереди ничего нельзя было рассмотреть. Вернуться он не мог, а идти вперед было безумием. Что делать? Нужно добраться хотя бы до первого укрытия.

Зимний день короток, быстро опускается темнота. Иван шел из последних сил. Острые ледяные иглы пронизывали его тело. От мокрого снега и ветра брюки заледенели и стали твердыми, как доска. Он почувствовал, что засыпает на ходу. Отяжелевшие, будто свинцовые, веки закрывались сами собой. Вдруг он встрепенулся. Неужели он уснет? Неужели это станет его концом? Он распрямился, стиснул зубы и зашагал. Еще несколько метров — и он доберется до будки путевого сторожа. Сторожка — спасение.

Иван остановился. Хотел перевести дух, собрать остаток сил, чтобы хватило на последние метры. Он оглянулся. Снег успел замести его следы. Казалось, высокие горные вершины качаются, они словно грозили ему, будто смеялись над ним.

«Тебе не вырваться из наших объятий. Не ты первый…»

«Нет, я продолжу свой путь! Я приду туда, куда шел!»

Он тряхнул головой, до боли стиснул зубы. Шевельнул одной ногой, другой… И пошел.

Сторожка выросла перед ним как призрак. Он обрадовался: здесь огонь, здесь тепло. Но есть и люди! Кто они?

Он с трудом переставлял бесчувственные ноги. Они уже не слушались его. Наконец он добрался до двери, налег плечом, и она широко отворилась.

Склонившись к огню, грелись трое полицейских.

— А вот и он! С каких пор его ждем, голубчика! — воскликнул один из них, повернувшись к Ивану.

От страха у Ивана подкосились ноги. Перешагнув порог, он прислонился к стене. Смотрел широко раскрытыми глазами.

— Давай бросай одежду к огню, чтоб сохла, и садись! Перекинемся в картишки. Ночь длинная. Умеешь же, наверное? Давай, давай, время — деньги!

Он тихо вздохнул. Ему стало легче. Они ждали четвертого для игры в каре, а он вообразил, что ждут именно его…

…Дверь камеры протяжно заскрипела, открылась. Кто-то прогромыхал сапогами и выплеснул на него ведро холодной воды. Он вскрикнул от боли: будто штопор вонзился в его тело. Ему хотелось кричать, чтобы целый город услышал его. Сейчас он предельно ясно понимал, как тяжко покидать этот мир, когда тебе только двадцать два. Сколько людей гибнет, замученных этими фашистскими кровопийцами! Почему так устроен этот волчий мир?

«Но мы живем, чтобы бороться! Что бы представляла собой жизнь наша без нашей борьбы?»

Он вспомнил, что бай Симеон задал этот вопрос как-то вечером на одной из встреч с комсомольцами из гимназии. Задал и сам же ответил: «Болото, вонючее болото, которое отвращает даже животных!»

Вся жизнь Симеона Куманова служила ему примером. Он, Иван, не скрывал своей гордости, ведь они были из одного города, и Иван знал про него больше, чем другие гимназисты. Восхищался он и его семьей, участвовавшей в борьбе. Это были настоящие солдаты партии, бессменная стража! Иван очень любил приходить к ним, слушать их тихие волнующие разговоры.

И вот он входит в пансионат: парни и девушки из-за столов приглашают его сесть с ними. Он отвечает им приветливой улыбкой, а сердце его сжимается от боли.

С сегодняшнего дня он уже не ученик. Товарищи его узнают эту весть лишь на следующий день. При выходе из гимназии его встретил один из учителей — коммунист.

— Тебя исключили! — сказал он ему. И, внимательно оглядевшись вокруг, добавил: — Только не раскисай! На, тебя смотрят все настоящие ребята. Держи выше голову, будто ничего не случилось! — Учитель сильно сжал его локоть.

Иван приблизился к раздаточной стойке. Бай Симеон встретил его сердечной улыбкой.

— Ботевцам с сегодняшнего дня и навсегда полагается полтора черпака! — шутливо произнес он.