«ПРОЩАЙТЕ!»

«Я должен жить! Я хочу жить! А они хотят убить меня. Почему меня хотят убить сейчас? Мы на пороге нового дня! Надо постараться уцелеть… Я должен выжить… Только бы взглянуть на него… На наш солнечный, чистый завтрашний день… Наша новая жизнь… Но без рук, без ног?.. Кому я буду полезен?»

Он представлял себе, каким будет утро этого желанного дня, о котором они столько мечтали, представлял, как они соберутся все вместе. Как тогда, в Луковите…

Маленькой была та комнатка, а сколько людей в ней собралось! Сидели один подле другого. Иван оказался рядом с печкой. Приглушенным голосом читал «Манифест». Завтра надо было передать книжку другим. Милка, Райна, Борис и другие слушали внимательно, с интересом.

Огонь догорел. Пламя сделалось совсем тоненьким и погасло. Хозяин в пятый раз вышел во двор и предупредительно покашлял. Боялся человек, что дознаются полицейские, придут и сожгут его дом.

Иван закрыл книгу:

— Ну, товарищи, время заканчивать… — Он старался отыскать в темноте их взгляды. — Поздно. Да и хозяин…

Да, да! Они понимали, что пора вставать. Действительно — время… Они были согласны. Однако сидели притихшие, боясь пошевелиться.

Хозяин снова закашлял. Они с сожалением поднялись и тихо вышли. Иван пошел их проводить. Ночь приняла их в свои темные объятия. Шаги затихли в уснувшем городе.

Город Луковит.

Люди ложатся спать рано, потому что каждый день задолго до рассвета им предстоит отправляться на рассохшихся деревянных повозках с тощими коровами далеко за город, на пашни, виноградники… Сонные дети дремлют в повозках, и головы их ударяются о края повозки. Восходит солнце, а скот все течет и течет по улицам. Пастух ждет.

Иван сидел на каменных ступеньках дома и ожидал, когда же наконец выйдет луна, чтобы можно было почитать. Хозяин рано выворачивал пробки, чтобы экономить энергию. Человеком он был добрым, но достатка в семье не было. Он вышел на крыльцо, стал рядом с Иваном.

— Часто собираетесь, Иванчо. Сегодня на рынке встретил меня учитель Ватев и говорит: «Там твои постояльцы ведут себя нехорошо. Тебя они еще не впутали?»

— А ты что ему ответил, хозяин? — быстро спросил Иван.

— «Запутался, — говорю, — запутался я совсем, потому что не знаю, как концы с концами свести. Дергаю, дергаю их, чтобы собрать, а они все равно расходятся». Он на меня подозрительно посмотрел и опять говорит: «Ты эту сказку про концы оставь, а вот мозгами пошевеливай!»

— Правильно ты ему ответил, хозяин! А нас не бойся, мы собираемся вместе, чтобы читать. Мы приспособились по очереди собираться. Сегодня у меня, завтра у другого…

— Это ваше дело, Иванчо, а только смотри, чтоб беды какой не случилось, не то…

— Будь спокоен, хозяин!

Ворча что-то себе под нос, человек зашаркал прохудившимися царвулями к воротам.

Большая и светлая луна выкатилась на середину звездного неба, и вокруг стало светло будто днем.

— Здравствуй, красавица, — встретил ее Иван, подняв в приветствии руку, и вошел в свою комнату. Взяв книгу, он лег грудью на подоконник и читал до тех пор, пока луна не скрылась за хозяйским сараем.

Юноша со вздохом закрыл книгу. Так много хотелось узнать, а времени на все не хватало. Когда он прочел «Мать» Максима Горького, не мог уснуть всю ночь. Ворочался, думал, представлял, волновался. Он жил теперь событиями и судьбой Павла, и все ему казалось, что он идет рядом с ним, готовый защищать его от царских жандармов. И мука, и боль, и вера в будущее наполнили Ивана… После этой книги он начал читать ненасытно. Колци несколько раз привозил ему из Софии очень интересные книги. Часто они сидели вдвоем, делились мыслями о прочитанном, обсуждали, спорили.

«Капитал» Карла Маркса они читали вместе. Иногда в их разговорах участвовала и Пенка Кунчева. В последний вечер, перед тем как Ивана задержали, он и Колци были у Пенки дома. Днем она сделала вкусное печенье и теперь щедро угощала их. Колци, у которого было хорошее настроение, все шутил:

— Не трать, Пене, эти деликатесы на наши сытые желудки! Разве ты не видишь, что на наших животах ремни вот-вот лопнут? Ты их прибереги, эти вкусные печеньица, до того времени, когда мы пойдем тропинками Ботева!

— Ох, опять ты, Колци! Лучше ешь! Все съешьте. А я вам еще испеку.

Когда совсем стемнело и они с Колци собрались уходить, девушка проводила их до калитки. Колци торопился на встречу с руководителем отряда, и Пенка прошептала Ивану чуть слышно:

— До свидания! Ты ведь мне дашь знать, когда будешь уходить, правда?

— Конечно, Пенка! Я непременно сообщу тебе!

Она вышла на улицу, мощенную булыжником, немного проводить его. Мартовский снег предательски скрипел под ногами, а рядом с ним неотрывно бежала его тень. Перед тем как свернуть за угол, он обернулся. Пенка все еще стояла у калитки.

«Неужели я влюблен?»

Ему хотелось обнять ее. Вот он идет к ней, протягивает руки… Руки?.. Рук нет… Они раздавлены. Их уже нет…

Рядом с Пенкой стоит Колци, большой и светлый. Колци распростер руки для братского объятия. Иван хочет подойти, но не может сделать ни шагу: ноги его раздроблены. Их нет. Он стоит в оцепенении.

— Я люблю вас!.. Прощайте!.. Дорогие мои, проща-а-ай-те-е! — содрогнулась от крика камера.