— Лариса! А мы тут, — он поднялся, пошёл ей навстречу, — ожидая вас, коротаем время в дискуссиях. Два десятка кассет? Ну, теперь-то мы точно скучать не будем!
«Да нет, чушь всё это. Разве можно равнять Элен и эту деревенщину?! В принципе Герард, конечно, прав. Нельзя лишать её всякого внимания. Лора, если судить честно, девчонка хорошая. И таблетки те принесла, и за кассетами сбегала. Ишь, как переволновалась, что мы без неё переругаемся. Герард, правда, чересчур галантен, но кому от этого плохо?» — взгляд Сержа вернулся к Элен, притягательной, как весеннее, тёплое солнце. На лице красавицы читалась явная досада. На что? На кого? На Лору? Нет, чепуха. Быть такого не может. Герард забрал у Ларисы коробку с кассетами, усадил её в кресло и только после этого сел сам. «Конечно по правилам хорошего тона, и мне следовало встать, как только я увидел Лору, но я растерялся. Наверно, поэтому Элен и недовольна…»
— Мы говорим о светлячках, — пояснил Герард Лоре суть беседы. — Вы видели их когда-нибудь?
— Видела. Несколько раз.
— И находили?
— Нет, мне не везёт. Соседский парнишка как-то нашёл однажды целое гнездо: двадцать одну штуку. И взрослые иногда находили.
— А мальчишка тот, что сделал с ними? — спросил Серж, стремясь поддержать беседу.
— Родителям отдал. Потом он ещё хвастался, что за эти камешки с их фермы сняли чуть не половину долга, а ферма тогда почти новая была.
— А если бы светлячки нашла ты, что бы ты сделала?
— Я? — Лора бросила быстрый взгляд на задавшего вопрос Герарда и тут же отвела глаза. — Сдала бы, а деньги — в банк на лицензию или… Нет, это не сейчас. А сейчас, — не знаю.
— А не хотела бы ты отдать их в шлифовку, а потом вставить в кольцо или кулончик? — спросила Элен
— Нет, зачем? Это дорого, да и потеряешь ещё. А украшения… Мне пока и стекляшек хватает.
— Ну, а если тебе предложили бы за светлячки вдвое больше? Продала бы?
Лора помолчала, подумала:
— Наверно… нет. Куда я потом эти деньги дену? В банк не положишь, — сразу спросят: «Откуда». А на себя тратить… жалко.
— Вот так Элен, — подвёл итог Герард. — В наших условиях такие деньги можно потратить только на себя.
— Идиотские законы! Почему человек не может сам распорядиться своей находкой?! Почему он обязан сдавать силиконы в скупочную контору, если там ему не заплатят и четверти настоящей цены?!
— Элен, это же элементарно. Силиконы только называются алмазами. Это не алмазы и их слишком много. Цех ювелиров со скрипом признал силиконы полудрагоценными камнями. Вопрос вообще стоял так, что светлячки — поделочные камни. Сейчас, я слышал это краем уха, ходят разговоры, чтобы разделить светлячки на технические и ювелирные, и ювелирным дать статус драгоценных камней. Не мне говорить вам, что классификация эта — надуманная, так как главная ценность светлячков состоит именно в их полной идентичности друг другу. Лишь благодаря тому, что за пределами Рары «алмазики» — редкость, удалось поднять этот вопрос. Из сказанного следует, что словосочетание «настоящая цена» не имеет смысла, поскольку для предметов роскоши «настоящей цены» не существует, а есть цена относительная, которую надо поддерживать.
— Вот вы и поддерживаете! — вспыхнула Элен. — Добыча ограничена до минимума, скупка, переработка и экспорт, — государственные монополии. Да на этих монополиях наша экономика теряет до трети продукта!
— Вы интересно рассуждаете, фреляйн Элен: не разобравшись в сути дела, бросаетесь круглыми цифрами. Да, добыча ограничена. А почему? Потому, что после диких добытчиков оставалась голая, мёртвая, бесплодная земля. Пустыня. А что им? Им бы взять побольше и идти дальше. Скупка монополизирована? Да. А как ещё контролировать добычу? Патрулями и облавами? Монополия на переработку? Вы не правы, фреляйн Элен. Перерабатывающие фабрики принадлежат частным лицам. А государственный контроль на них… Так ведь надо же собирать налоги
— А почему запрещён вывоз необработанных «алмазов»?
— Чтобы поддержать производителя и защитить его от конкуренции извне.
— Конкуренция производителей, — благо для покупателя!
— Такой конкуренции никто не мешает. Налоги на переработку таковы, что цена на печатные платы из природного материала не на много ниже цены на платы из искусственного сырья. Будь иначе, — все, кто занимается выращиванием искусственных полупроводников, давно разорились бы.
— Ну и что? Пусть ищут более дешевые методы производства!
— Они ищут. И находят. Не их вина, что натуральное сырьё пока дешевле искусственного.
— Тогда зачем это искусственное сырьё?
— Элен, я не понимаю, чему тебя учили? Политэкономия, вроде бы, предмет обязательный. Не хватает естественных силиконов, а добычу увеличивать нельзя — загубим планету.
Элен кусала губы, а Герарду результат спора вроде бы и не интересен вовсе. Он открыл коробку с кассетами и, разглядывая их, обратился к Ларисе
— Наверно, тоже на силиконах?
— Вполне возможно, — пожала та плечами.
— Да, предки твои в электронике разбирались неплохо.
Лора опять пожала плечами, хмыкнула досадливо. Попытки человека завести разговор о её предках, были ей неприятны. Герард продолжал разглядывать кассеты:
— Буквы все знакомые, но слова… Складывается впечатление, что в первый раз на планету высадились всё-таки люди с Земли, только они пошли своим путём… и пришли. Ладно, бог с ней, с историей. Поставьте что-нибудь, фреляйн Лора. Я не представляю, как с этой техникой обращаться
Лора взяла кассету, положила на подлокотник кресла, направив самую узкую из сторон к экрану, накрыла ладонью и на стене началось действие
— Хорошо, — Элен собрала рассыпавшиеся мысли и ринулась в атаку. — Тогда будьте добры, объясните мне, кому понадобились за пределами планеты необработанные, силиконовые алмазы и зачем?
— Фреляйн Элен, — серьёзно ответил Герард. — Вам следовало задать этот вопрос до того, как вы ввязались в ту грязную историю, но, как говориться, лучше подумать поздно, чем не думать вообще. Кроме печатных плат наши заводы выпускают платы цельноточенные. Они очень малы и очень надёжны (что особенно важно в космической технике) и потому внесены в список стратегически важных изделий. С учётом распиловочного брака, из одного «алмазика» получается семь — восемь плат. Считайте: шестьсот светлячков — это четыре тысячи плат. Целый боевой звездолёт. Всё.
Губы Элен тряслись, в глазах стояли слёзы, но Герард смотрел на экран и не желал даже замечать девушку, которую довёл до слёз. Он вообще не желал иметь с ней никаких дел. Элен начала тихонечко всхлипывать. Не удержавшись, Серж бросился к ней:
— Элен, Элен, не надо!
Встала с кресла Лора. Тут же прервался фильм на стене.
— Элен!
Не имея сил сдержаться. Серж повернулся к Герарду:
— Зачем вы так говорили? Зачем?
Всхлипывания перешли в рыдания. Каждый раз, когда взгляд красавицы задевал мужчину в кресле, тело её начинало сотрясаться от плача. Перехватив такой взгляд, Лариса попросила:
— Гер Айер, оставьте нас, пожалуйста, прошу.
— Понимаю, фреляйн, — он поднялся, тихо вышел. Вслед ему рвались истерические рыдания:
— Лора, ну зачем ты его привела? Зачем?
— Его убьют наверху. Понимаешь? И ты сама задала тот вопрос…
— Может быть, ты скажешь, что он прав?
— Нет, нет, Элен, я даже не думала об этом…
Не думала, что прав, или не думала говорить? Герард лёг на кровать поверх одеяла (все предметы для сидения сосредоточились в кают — компании), заложил руки за голову, улыбнулся. Элен сделала правильный ход, пустив слезу, но даже так она не исправит допущенный промах. Впрочем, она не профессионал. Она — любительница … острых ощущений. Лора, вот кто его интересует. Двуликое существо, соединившее в себе хладнокровного убийцу и наивную девочку с фабрики, стеснительную, робкую, но, при необходимости умеющую показать зубки. Как она взвилась тогда: «говорите конкретно…» Конкретно? Разумеется, но не раньше, чем она сама скажет это самое «конкретно». А она скажет, скажет обязательно, потому, что для него это последний шанс доказать всем существование оборотней. И единственное, что может стать помехой — недостаток времени.
В подземелье не было ни дня, ни ночи. Часы показывали время сна, время приёма пищи, время бодрствования. Предупреждение Ларисы, о том, что всю жизнь здесь не просидишь, потому, что сдохнешь со скуки, — обретало реальное значение. Надоело всё: стандартная еда, сон без сновидений, разговоры, фильмы… всё. Особенно страдала Элен. Серж, заботясь о том, чем и как развлечь девушку, легче переносил пытку бездельем. Проще всех было Герарду. Нервное напряжение, постоянные размышления, тщательно продуманные и оттого кажущиеся произвольно — случайными беседы, не оставляли для скуки времени. Плохо было и Лоре. Парадокс заключался в том, что по характеру девушка — оборотень была устойчивее всех остальных. Но невероятная нагрузка перечёркивала всё: привычку к монотонной жизни, умение найти дело для рук (вся хозяйственная работа как-то сама по себе легла на её плечи), и даже терпимость к чужим недостаткам, приобретённую за полгода жизни в общежитии. Герард знал, что делал. Поведение его было безупречно: всегда вежлив, всегда доброжелателен, всегда точен. На взгляд постороннего, причиной всех ссор и сцен была Элен. Томимая скукой (взять на себя часть Лориных забот ей просто не приходило в голову), она ежедневно нападала на Герарда, втягивая его, как это выглядело со стороны, в различные споры и дискуссии, две трети, из которых заканчивались для неё истериками. Придраться к Герарду было невозможно. Он никогда не начинал спора сам. Ответы его касались лишь сути. Отдавая Лоре предпочтение перед Элен, он никогда не был навязчив, никогда не мешал. И всё-таки Лора оказалась крепким орешком. Жизнь на грани срыва очень изматывала её и потому предупредительность фабричной девчонки росла не по дням, а по минутам. Вот опять Элен пожаловалась. На этот раз на однообразие пищи.