— Отпусти меня! — кричала княжна Гури, до крови расцарапав лицо северянина своими длинными ногтями. — Ты, сын шакала и гиены, грязная навозная вошь, да пусть псы сожрут твою требуху и вылакают твою черную кровь! Пусть демоны преисподней по капле высосут твою никчменную жизнь!

— Тихо, тихо цыпленочек, не шуми! — Конан слегка прихлопнул рот девушки своей щирокой ладонью, а Рахмат, тряся головой, пытался освободиться от любовного дурмана. Злая и расстроенная тем, что ее замечательный план провалился, Гури забилась в угол, прикрывая тело своей одеждой.

Она уже не плакала и не ругалась, а лишь смотрела так, словно хотела живьем содрать с него кожу. Киммериец поежился под этим недобрым, колючим взглядом оскорбленной девочки.

— Ты еще пожалеешь об этом — мстительно прошептала Гури, голосом полным ненависти и упрека — Если Асура будет милостив ко мне, то ты заплатишь мне за это унижение, варвар!

Торопливо напялив на себя грязную и изорванную одежду, Гурии, ничем не напоминающая, блистательную княжну, важную и высокородную, надув губки, точно обиженный ребенок, отвернулась от друзей и упорно глазела на серый камень стен.

Киммериец неслышно приподнялся на сильных ногах и крадучись приблизился к княжне, спасти которую ему поручил Вайомидис, жрец Асуры. Та, каким-то неведомым образом догадавшись о его приближении, круто развернулась и жестко ткнула его крепеньким кулачком прямо в лицо.

Сплюнув кровь с разбитой губы, варвар терпеливо выслушал поток ругательств, обрушившихся на его голову, только диву даваясь, откуда хрупкая девчушка из богатого дворца знает столько некрасивых слов, приличествующих скорей нищей оборванке с Бандитского городка, а не аристократке из дома магараджи.

Ласково поглаживая девушку по плечам, северянин принялся неумело утешать ее.

Рахмат, прищурив свои глаза, недоверчиво и ревниво наблюдал за каждым движением приятеля, готовый в любой момент сорваться с места и броситься на помощь своей соблазнительнице.

— Послушай, милый мой цыпленочек — шептал киммериец, в душе посмеиваясь над неожиданно ревнивым выражением лица туранца — Вайомидис, конечно, предупреждал меня о том, что ты горда и непредсказуема, но я и подумать не мог, что до такой степени!

Варвар чувствовал себя непривычно, произнося ласковые слова, толи стесняясь, толи смущаясь. Его обычно суровое лицо разгладилось и утратило весь свой грозный вид.

Рахмат наконец не выдержал и набычившись, прикрикнул на Конана.

— Оставь ее в покое немедленно, толстокожий ублюдок! — и взбешенный туранец принялся наносить беспорядочные удары по большому телу варвара — Нечестивая свинья! — голос Рахмата вибрировал на самых высоких нотах — Пошел прочь, это тебе не шлюха на шадизарском базаре, тупоголовая ты скотина!

— Заткнись! — рявкнул варвар, заслыша сонное посапывание досыта наплакавшейся девушки — Не видишь что ли, уснула твоя зазноба.

— Киммерийский медведь! — прошипел туранец, слегка расслабившись — Женщины, они такие нежные и хрупкие создания, а эта в особенности. Если бы не ты — воинственно воскликнул он — Если бы не ты, то мы могли бы уже не бояться злобной ведьмы и ее магии. Может быть — мечтательно произнес Рахмат, на мгновение отрешившись от всего, что его окружало — Может быть она и согласилась бы стать моей женой, когда-нибудь!

Конану показалось, что у него голова пошла кругом. Он схватил туранца за плечи и хорошенько встряхнул его. С того мигом слетела маска добродушного мечтателя. Ужом выскользнув из рук киммерийца, Рахмат, бешено вращая глазами, стал между Конаном и спящей девушкой.

— Влюбился! — ахнул северянин, хлопая себя по коленям — Все признаки налицо!

Туранец опешил — он ожидал всего, чего угодно от своего могучего приятеля, но только не веселого, добродушного смеха.

— Не смей к ней приближаться… утешитель! — воинственно воскликнул он — Я сам как-нибудь управлюсь!

Конан рассвирепел. Бестолковая ревность Рахмата, абсолютно беспочвенная и неуместная, взбесила его. Он, Конан, любимец всех женщин от Шадизара до Мессантии, от Аграпура до привольных гирканских степей, должен утирать сопли малолетней девчонке, пусть даже и княжне и задиристому воришке, возомнившему, что у него серьезные чувства к этой самой княжне.

Сгребя упирающегося приятеля в охапку, Конан хорошенько ткнул его под ребра, чтоб не ерепенился, он приготовился поведать правду. Пусть и не совсем приятную.

— Послушай — проговорил он, ставя Рахмата на твердую землю, но придерживая его на всякий случай одной рукой — Я должен тебе рассказать кое-что.

— Что именно ты хочешь мне рассказать? — вскипел черной злобой туранец — По твоей милости мы попали в это замечательное подземелье, в гости к бесноватой ведьме. Только преисподняя Нергала может быть хуже этой западни, да и то я в том сильно сомневаюсь! Теперь еще и до девушки моей пристаешь!

Брови варвара взлетели вверх, выражая крайнюю степень удивления. Он хотел уже язвительно поинтересоваться с каких это пор, Рахмат считает Гури своей девушкой, но сумел вовремя попридержать язык.

«Может это побочный эффект? — размышлял киммериец, задумчиво поглядывая на взъерошенного Рахмата. — Прямо наваждение какое-то, так влюбиться, посмотрев на то, как девушка танцует. Неплохо, но ведь видали и получше. А! — озарило его — Может, девчонка тоже слегка поколдовала? Она ему сняла заклятье своим танцем и в свою очередь крепко влюбила несчастного в себя! Вот бедняга-то! — северянин проникся сочуствием к Рахмату и решил не обращать внимания на его вздорные обвинения. Относиться к аграпурцу стоило теперь, как к душевнобольному. — Любовная магия — возмущался киммериец про себя, поминая всех богов и богинь, а так же их части тела — Это вам не хухры-мухры! Все бабы — ведьмы!»

Придя к окончательному решению, киммериец примирительно произнес:

— Ты можешь хоть сейчас уйти отсюда! — отводя глаза в сторону, сказал варвар — Как я понял, никто из слуг ведьмы, да и она сама не знают об этом ходе.

— Нет уж! — резко ответил Рахмат — Если я уйду, то только вместе с Гури. Тебе также незачем здесь оставаться.

— Не получится. — угрюмо проговорил Конан, чувствуя, что он больше не в состоянии лгать своему другу — Мне придется остаться здесь и цыпленочку тоже, рад ты этому или нет.

— Что? — Рахмат страшно побледнел, не осознавая, что одни чары заменили другими и вместо одной женщины он готов подчиниться другой — Зачем? В подземном лабиринте столько туннелей, что они могут искать нас хоть всю жизнь! Нам нужно бежать, бежать отсюда и спасать Гури!

— Нет. — киммериец с жалостью взглянул на спящую княжну и с сочувствием на Рахмата — Она не может бежать. Она останется здесь, со мной и умрет на алтаре!

Туранец отказывался верить своим ушам, но, наткнувшись на твердый взгляд пронзительно-синих глаз северянина, ошеломленно пробормотал:

— Я не верю, что ты отдашь эту несчастную девочку кровожадной твари по имени Шанкар-Шарма, пусть Нергал сожрет ее печень и поглотит ее душу, если она у нее есть! Или же — потрясенный страшной догадкой, Рахмат отшатнулся в сторону — Может быть вендийская шлюха околдовала тебя? — воскликнул он, тряся головой от негодования — Я не позволю тебе, Конан, совершить черное дело! Я буду сражаться с тобой и спасу девушку!

— Прямо таки рыцарский роман! — буркнул киммериец, хватая туранца длинными руками — Прости, дружище, но надеюсь, пара оплеух приведет тебя в чувство!

И он, от души, вмазал туранцу прямо по возмущенной физиономии.

— Я должен остаться — просто проговорил он, убедившись, что Рахмат не дергается, а внимательно слушает — Меня никто не околдовывал, в отличае от некоторых. Могу сказать тебе только то, что и меня принесут в жертву вместе с ней, но после этого я постараюсь свернуть шею и жрице этой, ее богине и всему этому обезьяннику!

— Ты свихнулся — обреченно проговорил Рахмат, сплевывая солоноватые капли крови разбитых губ — Подобные шуточки могут раньше времени свести меня в могилу.

— Я не шучу. — серьезно ответил Конан, внимательно наблюдая за Рахматом. Тот казался вполне нормальным и не рвался спасать Гурии прямо сейчас — Мне казалось, что ты достаточно хорошо меня знаешь. И если я говорю, что так надо, то…

Конан не успел закончить свою мысль. Двери темницы распахнулись и в проеме возникла разъяренная колдунья.

Ее бледное лицо, казалось светилось в полутьме подземелья, роскошные темные волосы выбились из сложной прически и свисали неопрятными прядями. Жрица тяжело дышала, хватая воздух пересохшими губами.

Шанкара обвела темницу посветлевшими от злости глазами и остановила свой взгляд на свернувшейся калачиком девушке. Воздух со свистом вырвался из ее легких.

Шанкар-Шарма перевела взгляд на пленников и злорадно улыбнувшись приказала стражникам, толпящимся у нее за спиной:

— Взять их! Приковать к стене, а эта дурочка — она презрительно хмыкнула, брезгливо кивая на княжну, проснувшуюся от гневных выкриков растрепанной жрицы и жмущуюся от испуга в темный угол — пусть полюбуется на их мучения!

Вперед стражников, торопясь исполнить повеление госпожи, выскочил уже знакомый Конану по болотному поселку, Выродок.

Бывший магараджа, совершенно позабывший о своем высоком звании, схватил дочь за плечи и, больно дергая за волосы, потащил к выходу.

Лучники, смуглые и рослые, окружив плотной стеной Черную жрицу, держали Конана и Рахмата под прицелом.

Киммериец только сплюнул от злости. На мгновение взгляд его светлых от еле сдерживаемого бешенства глаз, встретился с темными глазами Джафай-ирра. Ни малейшего проблеска разума не заметил в них северянин.

Пары черного лотоса и колдовская сила Алмаза власти превратила первого кшатрия Вейнджана в безмозглую игрушку, марионетку темной колдуньи.