— Ха! — воскликнул варвар, присев на корточки и разглядывая пыльный провал в полу — Не зря, значит, я пинал ногами эту штуковину. Клянусь задницей Нергала, мы еще выпустим кишки всем этим придуркам, вместе с их полуумной ведьмой.

— Рахмат! — окликнул он, возлежащего с безразличным видом у мокрой стены, приятеля — Очнись, бестолочь, пора немного проветрить твои мозги, а то они совсем закисли в этом захолустье.

И весело насвистывая, Конан подхватил на руки Рахмата, протиснулся в узкое, темное отверстие, навстречу неизвестности.

Выдолбленный в скальной породе тайный лаз, скорей всего был неизвестен нынешним обитателям полуразрушенного дворца. В противном случае, Шанкар-Шарма никогда бы не поместила пленников именно в эту камеру.

Теперь у Конана не было ни меча, ни кинжала, но он все равно продолжал упорно ползти по узкому проходу, увлекая за собой, безразличного ко всему происходящему, туранца.

Киммерийца порядочно утомили блуждания по негостеприимным местам, где передвигаться приходилось, в больших случаях под землей и где из темноты того и гляди грозил вывалиться мохнатый паук-переросток или агрессивный вендиец с кашей вместо мозгов.

Пыхтя и сплевывая, Рахмат тащился за Конаном, пока тот не уперся носом прямо в камень. Киммериец напряг мускулы и надавил на преграду, но стена даже не шелохнулась.

Неизвестные строители затерянного в джунглях города, постарались на славу. Века прошли с тех пор, как в землю был положен первый камень, а стены подземелья пережили их как один миг.

Путешествие во мрак неизвестности окончилось ничем.

Чертыхнувшись, Конан плюхнулся задницей прямо на землю и, задрав ноги, свалился в неожиданно возникшую под ним яму.

Громкий хруст и звучные проклятия, произносимые на незнакомом туранцу наречии, заставили того проявить инициативу.

Рахмат осторожными шажками приблизился к провалу и склонился над ним.

— Давай сюда! — услышал он голос киммерийца — Здесь невысоко, так что шею не сломаешь.

Но туранец итак сделал большое усилие, передвинувшись на несколько шагов по собственной воле. Приглашение Конана он понял, но в его помутненном сознании образ могучего киммерийца принял туманные очертания, а медленнотекущие мусли затормозили и его движения. Поэтому, когда Конан бесцеремонно ухватил его за шиворот, Рахмат принял это, как должное.

Княжна Гури, приоткрыв свой прелестный ротик, с изумлением уставилась на свалившегося ей прямо на голову, киммерийца. Взвизгнув, девушка прикрыла лицо руками, но узнав синеглазого варвара, уже один раз пытавшегося спасти ее, успокоилась. Когда же тот, шепча непонятные ей слова, втащил в ее темницу еще и Рахмата, девушка совсем повеселела.

Грациозным движением она откинула со лба темную прядь волос и легкой походкой приблизилась к северянину.

— Совсем плох! — огорченно пробормотал Конан, ощупывая руками горячий лоб туранца — Мало нам было Вайомидиса с его отравой, так еще и эта шлюха мороку напустила со своим алмазом. Попадется мне — ноги повыдергиваю! — злобно пообещал киммериец, примериваясь залепить туранцу пощечину, просто так, на всякий случай, вдруг да поможет.

— Скоро придет в себя — уверенно пообещала девушка — Совсем немного потерпеть осталось твоему другу.

— Откуда знаешь, цыпленочек? — грубовато поинтересовался варвар, повнимательней присматриваясь к ней — Я сам видел, как ты с ног свалилась, когда проклятая ведьма начала махать у тебя перед носом своей блестящей побрякушкой.

— Свалилась. — весело согласилась Вайнджарская княжна — Только ненадолго. Я могу сохранять частичку силы, но Шанкар-Шарма не знает об этом. Может быть я тоже немножко ведьма. Шанкара слишком часто пользовалась алмазом, проверяя на мне его чары. Но в моих жилах течет кровь многих поколений правителей и я научилась сопротивляться магии файнагов. Если она узнает об этом, то заберется в тайные уголки моей души, и я стану такой же беспомощной, как и твой друг.

— Ну-ну! — недоверчиво проворчал киммериец — Может ты и права, цыпленочек. Значит, мы ничего не сможем для него сделать?

Гури посмотрела на синеглазого северянина пристальным, оценивающим взглядом, словно опытная шлюха на потенциального клиента. Ее большие, темные глаза на полудетском лице смутили киммерийца своей откровенностью.

— Ладно, девочка! — пробормотал варвар, чувствуя себя чуть ли не стариком — Только этого мне не хватало. Твои родители плохо заботились о твоем воспитании — попытался он неуклюже пошутить — Ты что, никогда не слышала, что нельзя смотреть на мужчину такими глазами?

Гури не обратила внимания на упрек, звучавший в словах иноземца, поглощенная своими мыслями тайными желаниями.

— Я могу попытаться разбудить его — девушка облизнула пухлые губки, быстрым движением сбрасывая на пол скудное одеяние и оставив на своем золотистом теле лишь драгоценности. — Но я никогда не делала этого раньше и ты не должен сердиться, если у меня ничего не получится.

И, прежде чем северянин успел произнести хотя бы слово, тихим, нежным, словно журчание лесного ручейка, голосом, Гурии запела любовную песенку, извиваясь, точно бескостная змейка перед затуманенным взглядом Рахмата.

Разинув рот, словно мальчишка-девственник, варвар смотрел на то, как молоденькая темноволосая девочка, вероятней всего еще невинная и чистая, хотя ее бесстыдные движения заставляли сомневаться в этом, страстно изгибая свое тело, демонстрирует ему, чужестранцу, сокровенную тайну вейнджанской девушки — танец невесты, который, по обычаю, танцует новобрачная в первую ночь для своего избранника.

Происходящая из самой, что ни на есть знатной семьи, Гури была обучена этому танцу с детских лет, еще не понимая его значения. Но теперь, она настолько осмысленно отдалась движению и ритму, что сама себе казалась не жертвой файнагов, а юной женой, соблазняющей собственного супруга.

Тысяча и один поворот головы, плавные изгибы бедер, бесконечные движения рук и ног, слились в единый порыв и вот уже не только киммериец, но и туранец, нашедший в себе силы перебороть губительные чары служительницы Сигтоны, словно завороженный любовался ее прекрасным, золотистым телом, душистым, точно спелый персик, таким зовущим и цветущим.

Грудь княжны бурно вздымалась, волосы темным потоком струились по точеным плечам, призывно алел, словно лепесток мака, большой, чувственный рот.

Рахмат застонал от охватившего его вожделения.

Княжна облизнула красные, чуть припухшие губы и обвила гибкими руками худощавое тело туранца. Девушка приблизила свое раскрасневшееся лицо к лицу Рахмата и жадно припала своими губами к его рту.

— Гордись, чужеземец — пылко прошептала она ему в ухо — Ты получил первый поцелуй Гури, наследницы трона, принцессы крови. И я отдала его тебе добровольно и с охотой!

Неожиданно прервав пылкий поцелуй, Гури отшатнулась, словно он обжог ее нежную кожу и отбежав в дальний угол камеры, прикрыла одеждой свое соблазнительное тело.

Девушка заплакала горько, навзрыд.

— Ты что, укусил ее, придурок? — грозно рыкнул Конан, но Рахмат лишь скорчил страшную гримасу, показывая, что он здесь совсем ни при чем, что слезы — это всего лишь дамские капризы.

Приятели недоумевающее переглянулись. Очарованные ее танцем, в котором воедино слились чистота и вожделение, невинность девственницы и распутство куртизанки, они внезапно обнаружили перед собой сильно обиженную девочку, почти ребенка.

— Что ты, что ты, цыпленочек! — ласковая поглаживая ее по худенькой спине, говорил Конан — Посмотри, посмотри вот, своего ты добилась — и он пихнул в бок туранца. — Рахмат живехонек и здоровехонек, он больше не похож на мокрую курицу и смотрит на тебя, цыпленочек, глазами настоящего мужчины, а не как деревянный болванчик с водицей вместо крови.

— В том-то и дело — громко всхлипнула девушка — В том-то и дело, что вы оба мужчины!

Конан и Рахмат, уставившись друг на друга, расхохотались в один голос.

— Цыпленочек, ты что, сомневалась в этом? — даже как-то обиженно спросил Конан — По моему, это трудно не заметить. Рахмат, правда, обожает рядиться в женские тряпки и шастать в непотребном виде по улицам, но он мужчина, уверяю тебя, да и я тоже!

— Я…я теперь никогда не смогу выйти замуж — рыдала девушка, пряча свои прекрасные глаза от пытливого взгляда киммерийца. — Я не должна была так танцевать перед вами, не должна! Боги накажут меня за нарушение обычая!

Конан чувствовал себя слегка непривычно в роли няньки, сующей сладкий леденец в рот хныкающему ребенку, но, тем не менее, он попытался утешить не на шутку расстроенную княжну.

— Послушай, цыпленочек, найдется немало мужчин, готовых на многое только ради одного лишь поцелуя такой красотки, как ты. А то, что ты танцевала перед нами, так это…

— Ты не понимаешь! — в отчаянье заламывая руки, воскликнула княжна — Так танцевать я должна была только раз в своей жизни и только перед своим супругом, в нашу первую ночь, а теперь…

— Мы никому не расскажем об этом! — попытался развеять ее мрачные мысли туранец, чувствуя себя немного виноватым, ведь именно из-за него разыгралась эта буря в кувшине воды.

— Это все равно не поможет — горько прошептала Гурии.

— Тогда тебе не остается ничего другого, кроме как выйти замуж за одного из нас — снова попытался пошутить Конан и вновь неудачно и тут же получил чувствительный толчок от разгневанного приятеля.

— Не плачь, цыпленочек, — Конан погладил девушку по черноволосой головке — Тебе не обязательно терзать себя подобными мыслями. Твоя мать показалась мне весьма разумной женщиной, в отличие от твоего отца, да заберет Сэт его душу! Она подыщет тебе мужа под стать твоей красоте и самоотверженности. Мы еще попьем вина на твоей свадьбе!