Утром, едва просветлела серая мгла, две эскадрильи были подняты в воздух. Через несколько минут по тревоге ушла и последняя группа самолетов.
Истребители должны были очистить небо над тем клочком земли, где в этот день войскам было приказано ликвидировать немецкую группировку между Берлином и Франкфуртом-на-Одере. Последняя группа улетела прикрыть пехоту непосредственно над полем боя.
С тяжелым сердцем, лишенный на время ареста права летать, бродил Виктор по опустевшему полю.
Вытерпит ли он эти три дня? У своего самолета, укрытого в капонире, Виктор наблюдал за торопливыми движениями девушек, готовящих снаряды для следующей зарядки, за тревожными выжидающими лицами механиков. Вдали, на границе поля, расчеты зенитных пулеметов следили за воздухом. Небо чисто. Воздух прозрачен. Виктор влез на крыло и тоскливо смотрел сквозь прозрачную дымку на горизонт. Издали доносился гул артиллерийских залпов.
Где-то рвались бомбы. Что-то нужно делать, но что?
Виктор хотел пойти к механикам, но не решался: неминуемо он увидел бы осуждающие лица, а это было трудно вынести. Группа девушек двигалась к его самолету. Их лица были веселы и приветливы. Он увидел стройную фигуру Олеси, и давно знакомое, мучительное чувство вспыхнуло с новой силой. Оружейник Тамара Васильцева, рослая смуглая девушка, подойдя к самолету, с деланной серьезностью проговорила:
— Вы бы, товарищ старший лейтенант, прогулялись, а мы проверим пушки на вашем истребителе. У вас ведь, кажется, выходной сегодня.
«Чертова девка, знает, а представляется…» — с неприязнью подумал Виктор. Он старался говорить равнодушно:
— Проверяйте, я вам не помешаю. Только почему вас так много?
— Я буду проверять, а девушки вас развлекут. Что-то ваше лицо нам не совсем нравится. Вы не больны?
Девушки усмехнулись лукаво.
— Товарищ старший лейтенант, в самом деле, дайте механику команду снять капоты, а мы вместе переуложим парашют, срок подошел.
Виктор невольно глянул на Олесю. Она улыбнулась, и он увидел в этой улыбке больше сочувствия, чем осуждения. Он не догадывался еще, что они действительно пришли отвлечь его от тяжелых мыслей, но он знал другое: ничто не могло укрыться от любознательных и лукавых девичьих глаз.
— Эх, девушки, не знаете вы, что это такое: тело здесь, а душа там, — Виктор рукой показал вверх.
Чувствуя, что не сможет приобрести душевного равновесия до прилета товарищей, он посмотрел на часы: еще ждать не менее часа. Открыв фонарь кабины, он вытащил парашют, взвалил его на плечи и, не глядя на Олесю, сказал:
— Пойдемте переуложим…
Мельком Виктор заметил, что девушки с любопытством наблюдали за ним. Направляясь к раздвижному парашютному столу, намеренно замедлял шаги, чтобы подольше побыть с Олесей, но Олеся, убежала вперед. Они только успели разложить ослепительно белые волны парашюта на столике, как раздалась пулеметная трескотня, вдруг разорвавшая тишину. Виктор быстро взглянул туда, где стояли пулеметы, и от удивления присел: спарки пулеметов стреляли не вверх, а по горизонту, туда, где виднелись кусты на западной стороне летного поля. Страшная догадка мелькнула в сознании. Он вспрыгнул на стол и, не замечая того, что топчет ногами мягкую чистую ткань, посмотрел в направлении стрельбы. Чей-то высокий голос прокричал: «В ружье!»
Виктор увидел вдали две цепи касок. Пригнувшись, немцы бежали к аэродрому. Не было сомнения — диверсионная группа решила овладеть аэродромом, уничтожить оставшуюся материальную часть и подорвать поле.
Виктор знал, что такие попытки были уже на других аэродромах. Он торопливо осмотрелся: механики выбегали из каптерок, на ходу щелкая затворами винтовок.
Девушки торопливо закрывали капоты. На западной границе поля немногочисленный отряд обслуживающих аэродром людей дружными залпами заставил немцев залечь. Надолго ли? Что делать? Виктор, чувствуя частые удары сердца, мучительно думал. Немцев, видимо, много… На аэродроме два спаренных пулемета и винтовки механиков. Слишком мало. Но аэродром нужно было сохранить во что бы то ни стало. Он побежал к своему самолету и, видя, что девушки бегут к месту перестрелки, закричал на ходу:
— Назад! Выкатывай самолет!
Девушки нерешительно остановились.
— Кто вас учил так выполнять приказы? Назад, говорю.
Они увидели суровое, решительное лицо летчика и опрометью бросились к самолету. Через минуту самолет Виктора был повернут в сторону боя. Девушки недоуменно поглядывали друг на друга: они были уверены, что Корнеев хочет взлететь, но самолет катили в сторону от взлетной полосы. Толкая истребитель, Виктор крикнул Васильцевой:
— Несколько боекомплектов к самолету, живо!
Девушки испуганно и растерянно смотрели на Корнеева.
— Что вы хотите делать?
— Сейчас увидите. В воздух нельзя, так на земле поработаем, — и громко скомандовал: — Стоп!
Одним прыжком он вскочил в кабину, приник к прицелу, продолжая командовать:
— Поднять хвост! Вправо по ходу… Стоп!
Когда самолет поставили в линию горизонта, девушки поняли, что будет дальше, и с готовностью выполняли команды. Острый нос истребителя смотрел на наступающих немцев, которые, пригнувшись, уверенно двигались вперед. До аэродрома им оставалось около двухсот метров.
Захлебывались пулеметы. Беспорядочно трещали винтовочные выстрелы.
Виктор нажал на гашетки. Самолет задрожал. Пушки выбросили сноп огня. В самой гуще наступающих немцев взвилось несколько десятков земляных фонтанов. Через стекла прицела Виктор видит: немцы остановились. Еще залп — и они побежали назад.
Дрожащим от злобы голосом он закричал:
— А, сволочи… подловить хотели! А ну, красавицы, пятнадцать градусов влево по ходу!
Новая очередь — и снова немцы попадали на землю. Виктор слышит громкое «ура» механиков. Девушки поднесли снарядный ящик.
— Даю вам три минуты — зарядить пушки. Они раньше не опомнятся. А ну, живо!
Виктор вытер вспотевший лоб и вдруг увидел Олесю. Девушка смотрела на него тревожными глазами, и, кажется, впервые он почувствовал мигом взволновавшую его близость к ней. Ему вдруг стало тесно в кабине. Хотелось чего-то большого и до безумия смелого.
— Я думала, вы лететь собираетесь, а парашют забыли. Вот он, — проговорила Олеся.
Не раздумывая, Виктор решительно выпрыгнул из кабины на землю, быстро пристегнул лямки парашюта и, сев в кабину, захлопнул фонарь.
— Спасибо! Напомнили.
— Пушки готовы, товарищ старший лейтенант.
— Хорошо.
Взревевший мотор чихнул несколько раз, выбрасывая дым из патрубков, и затрещал. Самолет напружинился, присел, готовый к прыжку, затем рванулся с места. Олеся видела, как в воздухе спряталась колеса и истребитель «свечой» ушел вверх, разворачиваясь в сторону немцев, снова хлынувших на защитников аэродрома. Свист рассекаемого воздуха слился с пушечными залпами. Самолет пикировал на головы врагов. У самой земли он вышел из пикирования. Механики с криком «Ура! За Родину!» схватились врукопашную с остатками отряда диверсантов.
Когда на горизонте появились возвращающиеся на аэродром истребители, все уже было кончено. Отряд немцев был уничтожен: семерых пленных направили под конвоем в штаб. Виктор был почти уверен, что реабилитировал себя. Если бы не он, немцы, может быть, и ворвались бы на аэродром. Мысль, что он славно поработал, радовала его, и все же предстоящий разговор с Губиным вызывал легкую тревогу. Вдруг он не отменит взыскания и придется еще двое суток «загорать», как говорят девчата. По привычке он начал считать приближающиеся самолеты. И когда последний подрулил к своему капониру, он подумал: «Двое опаздывают».
Он побежал к Астахову, который с группой летчиков своей эскадрильи медленно двигался вдоль стоянки самолетов, увидел их лица и понял: двое никогда не вернутся в полк. Среди летчиков не было Дорошенко.
— Кто еще? — Виктор обратился с этим к Астахову, в душе вспыхнула обида за наказание. Если бы он сам был там, с ними, кто знает…
Астахов старался быть спокойным, но с легкой дрожью в голосе ответил:
— Комэска Сафронов… взорвался еще в воздухе.
Молча прошли несколько шагов.
— Здесь будем ждать командира. Он приказал, — проговорил Астахов. — Ну, рассказывай, что здесь творилось. Говорят, целый бой был. — Астахов и остальные пытливо смотрели на Виктора.
Летчики уже знали от механиков, что произошло на аэродроме, но не в подробностях. Корнеев небрежно указал на западную сторону поля.
— Около ста автоматчиков, как только вы улетели, набросились на аэродром. Еле успели отбить, а то пришлось бы вам скакать по ямкам да еще под пулями.
— Ну, уж знаешь, мы из тебя тогда лепешку сделали бы.
— Боюсь, что лепешку вы бы нашли готовой, — шуткой на шутку ответил Виктор.
— А ты что делал, когда фрицы в атаку двинули? — задал прямой вопрос Абашидзе.
— Да так, — неопределенно отмахнулся Корнеев.
— Ты все же ответь на наш вопрос, не увиливай.
— Я же говорю: стрелял, как все.
Астахов посмотрел в сторону самолета Виктора, к которому в капонир протянули длинный шланг бензозаправщика.
— Разве твой самолет не был заправлен? Ты куда бензин дел?
Все притихли и удивленно посмотрели туда же, а затем с нескрываемым любопытством на Корнеева.
— Сжег.
— Как сжег?
— Я летал.
— Объясни точнее!
— Летал… расстреливал немцев на границе поля. Они же, сволочи…
— Тише, командир идет.
Подошел Губин с начальником штаба. Летчики встали. Виктор смотрел на командира прямо и смело: он сделал свое дело здесь, как они свое — там, в воздухе, и только не совсем осознанное чувство обиды невольно заставляло его скупо отвечать на вопросы. В голосе и движениях Губина чувствовалась, как всегда, сильная, неисчерпаемая энергия.
— Разбор боя по эскадрильям. По графику вылетов сегодня нет.