18
Невидимый звуковой барьер. Он рядом. Стрелка приборов скорости осторожно подбирается к предельной цифре. Пока она слегка вибрировала еще далеко от нее. Михеев уточнил линию своего пути: полет в стороне от населенных пунктов.
Нарастает скорость. Воздушный поток, срываясь с плоскостей самолета, взрывается где-то далеко, сзади, и этот гром заставляет вздрагивать людей на земле. Несколько таких хлопков, но они сливаются в один мощный звук, как взрыв тяжелой бомбы, и, кажется, будто атмосфера возмущена вторжением человека в неведомое.
Самолет вырывается вперед со скоростью, при которой взрывная волна не в состоянии догнать, дойти до слуха летчика или помешать полету. Истребитель перешагнул звуковой барьер! Крылья слегка качнулись, и только Михеев прочно держит ручку управления. Кто знает, как поведет себя самолет дальше, в еще не испытанных условиях. Скорость продолжает расти. Истребитель делает попытку уйти вниз. Федор тянет ручку, препятствуя этому опасному стремлению. Память его хорошо натренирована, и он отмечает показания приборов, поведение самолета, малейшие отклонения от нормы. Самолет продолжает полет с установившейся сверхзвуковой скоростью. Михеев изредка взглядывает на землю: еще одна область позади. Несколько обширных областей — за несколько минут полета. Последний ориентир. Федор плавно вводит самолет в разворот. На обратном курсе нужно увеличить скорость до заданной. Легкие вдыхают чистый кислород; тело прижимает к сиденью; веки тяжелеют, руки и ноги тоже, будто на них груз; за кабиной необъятное голубое пространство. Земля плывет внизу: далекая, как бы оторванная, ничем не связанная с безбрежной атмосферой, и только горизонт, сливаясь с небом, покачивается вместе с крыльями самолета.
Федор не следит за своими физическими ощущениями: в эту минуту их нет. Только полет, только приборы. Самолет в пространстве, как метеор. В сердце легкая тревога: будет ли дальше истребитель вести себя так же или он выкинет какую-нибудь штучку, которую трудно будет понять сразу? А понять надо, чтобы не допустить ошибки. Конструктор на земле должен все знать; летчик в воздухе должен подтвердить его расчеты…
Скорость растет. Горизонт — приборы. Приборы — горизонт. Если не хватит двигателя для заданной скорости, тогда Федор пойдет со снижением. Еще двести километров… Теперь уже самолет стремится уйти вверх. Не менее опасно. Только бы самолет остался управляемым. Ручка управления становится тяжелой. Федор готов в любую секунду погасить скорость, если удержать ее будет невозможно. Двигатель работает на полной мощности. Скорость подходит к заданной. Крылья мелко дрожат, приборная доска в кабине тоже. Еще немного… Самолет резко вздрогнул, предупреждая об опасности. Удержать ручку почти не хватает сил… Федор, стиснув зубы от напряжения, заставляет себя еще несколько секунд продолжить полет на заданной скорости, и, когда самолет вот-вот готов потерять управление, убирает газ и выпускает воздушные тормоза. Стрелка медленно поползла вниз. Прекратилась опасная тряска, но истребитель, казалось, продолжает быть настороженным и неохотно теряет скорость. Теперь есть время подумать о результатах проведенного испытания: необходимо сказать конструкторам, что следует облегчить давление на ручку, найти причину тряски — она может разрушить конструкцию и привести к аварии, и надо усовершенствовать противоперегрузочный костюм: на такой скорости вертикальный маневр может привести к потере сознания. Стрелка указателя скорости за звуковым барьером вибрирует, что тоже нежелательно.
Его предложения и замечания будут изучать. Конструкторы вновь вернутся к расчетам…
Завтра на высоту! Как будет вести себя самолет в разреженной атмосфере? Где пределы двигателя и планера?
К району аэродрома истребитель подходил на обычной скорости и высоте. Притихший, успокоенный, Михеев плавно выходил на посадочный курс…
Около двух часов Михеев разговаривал с инженерами. Истребитель зачехлили, опломбировали. С утра его будут ощупывать, проверять, брать детали на исследование. Истребитель способен летать на такой скорости — это уже бесспорно. Федор вспоминает фронт, воздушные бои и не раз думал при этом: появись такие самолеты тогда, скольким летчикам они сохранили бы жизнь. Наивные рассуждения «если бы»!
Федор спешил домой после полета. Раньше такого желания не было. Старый холостяк превратился в семейного человека. Ждут дети. Федор едет домой и знает, что они с ватагой мальчишек встретят его. Маленький автомобиль, на котором Федор подъедет к дому, будет заполнен доверху, и дядя Федя будет делать «круг почета» с орущими от восторга детьми. Эти прогулки доставляли Федору удовольствие не меньше, чем ребятам…
Почему-то сегодня их нет. Из детского сада должны уже вернуться. Может кто из соседей забрал в кино? Он подъехал к дому. Несколько мальчишек не торопились влезть в машину. Его детей с ними не было.
— Дядя Федя! Приехала какая-то тетя и увела их с собой.
Такого волнения он не испытывал никогда, пожалуй. Он не сразу открыл дверцу автомобиля. Пока Тани не было, Федор знал, что будет говорить, а сейчас в голове что-то невообразимое. У дверей квартиры он перевел дух. Черт возьми! Ты же хотел этого! Она любит, раз приехала, и ты просто не можешь понять, каким образом любовь проявляется у женщин.
Федор открыл дверь своим ключом. Тишина. Он открыл другую, в комнату. То же самое. На диване женская шляпка. «Не успели спрятать».
— Ну вот, что, сорванцы! Где вы прячетесь, я знаю. Но где скрывается мама?
Гришка выглянул из-под дивана и кивнул в сторону шкафа, но тут же спрятался, получив шлепок невидимой рукой.
— Эх, предатель!
В ту же минуту дети повисли у него на шее, потом Гриша соскочил и бросился к шкафу… Спокойная, улыбающаяся, но неестественно бледная, Таня села на диван, обняв ребят. Федору показалось, что она умышленно отводит свой взгляд от него в сторону.
— Где же мне пристроиться?
— Давай сюда, к нам! Мама Таня, сядьте к нему на колени, а то он большой и вам больно будет.
Впервые Федор на минуту забыл о существовании детей. Он приподнял от пола всех троих, чувствуя только одно тело, тело любимой женщины!..
«…Дорогой друг! Сожалею, что долго не получаю твоих писем. Что случилось? Я довольно обстоятельно писал тебе о своей жизни, о работе, но о тебе знаю обидно мало. Не пора ли нам встретиться? Моя жизнь сделала боевой разворот в сторону счастья. У моих ребят есть мать. Ты, конечно, догадываешься, кто?.. Она приехала. Это на всю жизнь! Не так это было все просто, но вполне закономерно. Иногда я думаю: был бы ты рядом и, кто знает… Ведь вы много лет любили друг друга! Надеюсь, ты не обидишься за откровенность! Между нами она существовала всегда. Стоит ли говорить сейчас о том, что было! Мы делаем будущее и ради этого живем. Я ничего не хочу усложнять. Жизнь проще! Если порой она бывает сложной и даже очень сложной, мы сами в этом виноваты. Так просто и естественно любить, верить, чувствовать рядом человека, который для тебя и жена и друг, знать, что ты для нее не только отец детей, не только муж, а человек… Только дети меня беспокоят: до сих пор для них я был кумиром, а теперь отошел в сторону, как что-то второстепенное. «Моя любовь» так прибрала их к рукам (кстати, и меня тоже), что они цепляются за ее юбку, не отпуская от себя. Великая сила — женщина! Ты подумаешь: какой пафос! Извини, тебе не очень приятно слушать бред влюбленного человека.
Отвечай! Не забудь приветствовать Таню, как она это делает сейчас. Мой «колхоз» желает тебе счастья!
Едва не забыл: в нашем стареньком городе работает на заводе женщина Полина. Она заходила к Тане. Была страшно расстроена и выглядела несчастным человеком. Если бы ты знал, как я хочу твоего благополучия! В конце концов мы имеем на это право, черт возьми!
Многое еще написать хотелось, но Федор решил подождать ответа… Таня спокойна, он уверен в этом, но будет ли спокоен Астахов? Нет, не все в жизни просто. Пути Астахова и Тани разошлись еще в годы войны и сойтись уже не могли. В жизнь Тани вошли дети и он, Федор. И для него она оставила кусочек своего сердца, потому что это не его дети, но он им стал отцом так же, как она матерью, и это связывало их. Глупыми и наивными кажутся ему сейчас его действия в первые двое суток после ее приезда, когда он оставался на заводе, давая возможность Тане привыкнуть, обдумать все… На третьи сутки он пришел домой. Таня весело и непринужденно смеялась. Тогда он понял, что она взрослее, умнее его.
— До чего же я напугала тебя своим приездом, ребенок! Хорошо выглядит жена, у которой муж сбежал в первый же день ее приезда! Отчитывайся перед соседями сам. Надеюсь, сегодня ты не уйдешь?
И сейчас еще ему бывает стыдно при одном воспоминании, как он стоял тогда перед ней, провинившийся, беспомощный… Нет, конечно, больше он не уходит и не уйдет. Они скоро поедут вместе в ее город, а затем вернутся обратно сюда, семьей.
Федор начинал новую жизнь…