Глава 10

Ночь пробиралась в окна, а я лёжа в объятиях своего мужа смотрела на его безмятежное лицо. Ярослав, спал плотно ко мне прижавшись. Его дыханье щекотало макушку, а сам мужчина казался таким беззащитным. Улыбаясь во сне и изредка меня поглаживая, стискивая в кольце своих рук чуть крепче, даже во сне боялся потерять. Я не знаю когда наступил момент, всепоглощающей любви — трепетной, нежной, до боли уязвимой. Когда мы стали друг для друга незаменимы, не знаю, но это сейчас не важно! Важен один единственный момент. Как же сохранить жизнь моему любимому. Я не думала, даже не предполагала, что трусливые хузарские шакалы побегут за помощью к ромеям. Но они это сделали, и теперь весь мой род в опасности. Я не зря переживаю! Ромеи искусны и изобретательны. Взявшись за дело, они всегда доводят его до конца. Их убийцы неуловимы, как и сказал Бажен, от них не знаешь когда и где ждать удара. Тем для меня страшнее! Я видела как мой князь, отнёсся к сказанному, слишком просто, слишком легкомысленно. Полагаясь свои силы, мой муж может не доглядеть и пропусти удар в спину.

Поганые хузары! Трусливые отродья. Сжимая в бессильной злости кулачки, не знала как уберечь своего ненаглядного. Зная, что он в опасности, мне теперь на каждом шагу будут мерещиться враги. Ещё долго мучая себя различными предположениями, в конец измотала себя до предела и забылась тревожным сном.

В Киеве мы пробыли пять дней. Разграбив каждый уголок, каждую избу, собирая самые маленькие кусочки металла. В этом нам помогали войны, после небольшого показательного выступления, где Гуннульв, самолично объяснил неугомонным ропщущим воям своим и нашим, что воля князя — закон. Что все неугомонные будут посажены на колья. После чего, шепотки о том что князь их обделил, стихли. Все эти дни, я старалась не отходить от Ярослава ни на шаг. Я понимала, что он под защитой, но в глубине души знала, момент нападения неизбежен. Но я не сидела сложа руки, я поговорила с Бояном, Гуннульвом и Сигуртом, собрав трёх близких мужчин попросила их всегда быть подле Ярослава, если не вместе, так хоть по двое. Наступил момент нашего возвращения. Перебив всех причастных к убийству моего отца и забрав боярских сыновей, подожги город. Сидя какое-то время на коне, смотря на жадный огонь ненасытно пожирающий город понимала — на моей душе стало легче. Нет не настолько, что бы позволить хузарам жить, нет, но жить самой, наслаждаясь моментами проведенными вместе, заботясь о будущих детях и боярах. Объединив наконец полян, радимичей и вятичей в одну непобедимую силу. Вдохнув запах гари, пришпорила коня догоняя войско.

Сегодня мне хотелось немного побыть в седле. Ехать находясь рядом с мужем, легонько касаться его руки, заигрывая и срываться в галоп. Мне нравились наши игры. Мы словно маленькие дети, обгоняли повозки, пеших воинов, несясь галопом. Я поддавалась, позволяя догнать, а после обнимая целовала своего мужа. Во мне словно после долгой спячки пробудилась, маленькая ранимая девочка, которой не хватало внимания, заботы и тепла. Мне постоянно нужно было чувствовать и ловить на себе взгляды Ярослава, касаться его, едва, почти неуловимо.

Когда мне было сложно усидеть в повозке, я перебиралась на своего коня и заигрывала со своим мужчиной. Сейчас нагруженное обозами, войско двигалось медленно. Часто застревая в снегу, останавливаясь на привал. До Чернигова три дня пути, но для нас, обременённых полоном и с обилием награбленного, наша дорога заметно удлинилась. И я порой, что бы не заскучать, развлекалась как, могла. Иногда моё поведение вызывало недоумение, непонимание, особенно когда сорвавшись в галоп, отрывалась от охраны. Ты спрыгиваешь с коня и зарываешься в снег, подкидывая его высоко над головой или падая в мягкие объятия спиной и оставляя свои следы.

Второй день нашего пути, преодолено чуть больше половины. Кмети заметно под уставшие и замершие, грелись около костра, а мы с моим мужем сидели в шатре, слушая потрескивание сырого дерева. Возвращение проходило труднее чем мы ожидали. За несколько дней, перед тем как выезжать из разграбленного города, ударили морозы. Теперь сидя в повозке, среди мехов, не хотелось высовывать даже носик. Холод щипал щеки и руки, нещадно. Многие вои замерзали, единственной возможностью согреться были костры и частые привалы. Так как мы шли нагруженные не только награбленным, но и детьми, о которых приходилось заботиться, ни я, ни Ярослав, не хотели, что бы данные нами слова были нарушены.

Сидя в тепле, в кольце его рук, грела около костра озябшие пальчики. После ночи страсти, проведенной под открытым небом, моё состояние улучшилось. Редкая тошнота ушла, заменившись на жгучее желание обладать своим мужчиной, чувствовать его прикосновения, присутствия, желать большего, но не получать. Порой я замечала, ну очень красноречивые взгляды бросаемые уже не только Ярославом, но и его побратимами, но пока молчала. Признание в такой обстановке не входило в мои планы, поэтому я делала вид, что все в порядке и это лишь очередная блажь юной княжны. Пока, ни кто не осмелился задавать вопросы, даже мой муж просто поглядывал улыбаясь. Ночи в шатре, стали заметно холоднее, поэтому спали мы одетые, а я больше не стремилась заняться любовью со своим мужем. Не сейчас, и не так. Слишком уж суровая матушка зима. Прижимаясь к его боку, согреваясь его теплом, чувствуя его запах быстро засыпала уткнувшись носиком ему в грудь и вдыхала до боли родной аромат. Мой муж видя, что его войны из младшей дружины, плохо одеты и замерзают, распотрошил один из обозов и раздал меха и богатую одежду, взятую в Киеве, без сожалений и жадности, заботясь о своем люде. Вот он наш истинный князь! Такими должны быть мудрые правители, за которыми добровольно пойдут, сотни и тысячи воев. Положат ради него города и отдадут без промедления жизни.

Я всё время находилась рядом с Ярославом, помня про наемных византийских убийц. Лишь изредка, позволяла вольности и весело смеялась убегая от своего мужчины. Вот и сейчас, скача галопом, наперегонки с ветром, обгоняла идущих кметей, повозки, конных воев. Я неслась вперёд, а за мной пытался угнаться мой муж. Воины порядком отстали, а я сбавив скорость, скакала вдоль кромки леса. А за спиной слышала как приближается мой князь. Обернувшись, застыла в немом крике. Видя собственными глазами, не способная что-либо изменить, даже закричать. Словно окаменевшая, сидела и смотрела как на меня несётся мой любимый, а в его спину летит стрела. Раз — бешеный удар сердца, два — вдох-выдох, три — стрела достигло своей цели. А я все так же сижу на коне и смотрю, как корзно ярко алого цвета, резким порывом ветра приподнялось, что бы опасть вместе с падающим в снег человеком и только после этого, словно отойдя от волшбы, спрыгнула с коня и побежала к своему мужчине. Утопая почти покалено в снегу, моля всех богов, что бы он был жив. Воя словно раненая волчица. Добежав, опустилась на колени и приподняла голову, всматриваясь в мертвенно-бледное лицо. Стоило его приподнять, уложить голову себе на колени и стянуть шлем, как из рассеченного виска хлынула кровь. А я ничего не замечая, приговаривала одно и тоже прося ни умирать, ни оставлять нас. Ради меня, ради нашего будущего малыша, ради всех богов вместе взятых. Не замечая как из кромки леса, вышло четверо.

Высокие, сильные, уверенные в своей победе, они почти к нам подошли, оголив мечи. Как вдруг, белоснежные хлопья снега вздыбилась, закружились в воздухе, окутывая меня и моего любимого. Оставляя нам призрачную надежду на спасение, я чувствовала ещё немного, ещё чуть-чуть и наши вои доберутся до них. Я даже слышала, хлесткие удары мечей и крики, а потом нас поглотила земля.

Очнувшись, в темноте, слышала спокойное дыхание и мерный стук сердца своего князя. Живой! Приподнявшись на локтях, оглядела, совершенно темное, помещения, пытаясь разглядеть хоть что-то, безрезультатно. Лишь дыхание и стук сердца. Проведя, ладошкой по лицу, почувствовала, края повязки и уже более уверенно ощупав, вздохнула. Нас спасли, кто бы это ни был, он позаботился о моем муже, не дал нам погибнуть. Устроившись обратно на плечо Ярослава, не забывая поглаживать неустанно благодарила богов и его. Тихо на грани слышимости, произносила, то что хотела сказать не так, не здесь, и не сейчас, но разве это важно?

— Ладо мой, спасибо, спасибо что выжил, ради нас, меня, себя, воинов, ради нашего малыша. Спасибо тебе родной!

Покрывая лёгкими поцелуями бессознательного мужчину, чувствовала как меня медленно, но верно отпускает охвативший все мои внутренности страх. Я ведь там, держа его голову, залитую кровью, думала что всё! Больше никогда не смогу насладиться его голосом, объятиями, взглядами, не услышу стука его сердца. Что навсегда князь и княгиня полягут на неизвестной зимней полянке и как? По глупости и наивности!

Всхлипнув, уткнулась куда-то в плечо и заплакала, не сдерживаясь шепча слова успокоения, для себя или для него, не знаю. Плакала так, словно желала оросить своими слезами все земли, залить раз и навсегда неугодных.

— Ну полно те княжна убиваться, жив, здоров твой ненаглядный! В рубахе родился. С такой высоты упасть и ничего не свернуть, не иначе боги посодействовали.

Оторвав голову от своего любимого, как то резко перестала плакать, всматриваясь в темноту силясь разглядеть говорившего. Но как бы я не старалась кроме жёлтых светящихся глаз, очертаний спасшего нас человека не было видно.

— Ишь ты! Быстро же ты княгиня успокоилась!

— А вы кто и как мы здесь оказались и где здесь?

— Да ладно, не верю — тон говорившего, резко изменился, отчего-то проскользнули нотки обиды, а сам говоривший по-видимому взмахнул ручкой и в помещение хлынул свет. Проморгавшись, увидела разведённые корни деревьев, и сидящего у них маленького бородатого желтоглазого мужичка. Леший, страх липкой волной побежал вдоль позвоночника, а мужичок, улыбнувшись, сказал: