— Ты князь поумерь Мстиславу.

— А что так, Боян?

— Как что? Вы как дети малые. Всё друг за другом набегаться не можете? Сколько уже как муж и жена? Остепенится нужно! То непотребством на глазах у всего войска занимаетесь, то беготню устраиваете. Не по покону это, отцами и пращурами нам завещанным. Ладно бы простые были, пусть и бояре даже. Но вы князь с княгиней! На вас же всё войско смотрит. А сопливые, такие как Первуша или вон, Рольв-нурман с Вас пример берут. Глядишь, скоро и Первуша со Звениславой бегать так же начнут. И остальные сопляки. Вон из полона, девок много молодых. Что теперь, если все бегать начнут, куда мы так уйдём? И скачет она у тебя как оглашенная! А если не праздна?

— Думаешь?

— А чего тут думать? Сама-то молчит?

— Молчит.

— Так поспрошал бы её. Чай муж ты ей, а не кто-то.

— Спрошу. Придём в Чернигов, спрошу. Не ворчи, Боян. Просто молодость это, любовь. Кровь играет.

— Кровь у них играет. Всё наиграться не можете. Быстрее бы затяжелела она. Серьёзнее нужно быть.

— Может мне её связать и в возок усадить?

— И связал бы! А Избор двух воев рядом с ней приставил бы и не пускали бы они её ни куда!

Я посмотрел удивлённо на боярина.

— Боян, ты сам понял, что сказал? Тебе своих кметей не жалко? Да они от одного её бешеного взгляда убегут.

— Не убегут.

— Убегут. Ты же сам такую деву воспитал. Эта сидеть на привязи не будет. Верёвку перегрызёт, а заодно и горло своему пленителю. Знаешь, как её уже звать на Руси стали?

— Знаю. — Боян оскалился в довольной усмешке. — Вятской волчицей. Это хорошо. Пусть боятся.

— Ну да! Боятся, значит уважают!

— Истину говоришь, князь. Уважают сильных и боятся их. А со слабыми никто не считается. И всё же в возок я бы её усадил.

— Ладно, Боян, не ворчи. Усажу. Обещаю.

Хотел её на самом деле ссадить с кобылки в возок, как она призывно смеясь, бросила лошадь в галоп. Пришлось нестись за ней. Нагнал её на опушке. Охрана отстала. Видел как она остановила лошадь, разворачиваясь ко мне. И тут её смех оборвался, глаза стали расширятся. Наверное, что-то увидела позади меня. Хотел уже сам обернуться, да не успел. Сильный удар в правую лопатку и я вылетел из седла. А упав, ударился головой, толи об пень, толи об корягу. Вырубился, одним словом. В себя пришёл в каком-то подземелье. Причём очнулся от поглаживаний и всхлипов. Мстиша плакала и благодарила меня, что не умер. Благодарила за себя за людей наших и… за дитя, что носит в себе. Я понял, что она призналась, что беременна. Значит правда все подозревали. И Боян и нурманы. Только прямо не говорили. И сам я не зря надеялся. Значит скоро стану папой. Постарался из-под припущенных век оглядеться. Вокруг корни деревьев. И голова у меня болит, но уже перевязана. И на спине, чувствовал, что синяк наливается, всё болело. Это оказался леший. Да-да, мой знакомец, это с которым я потрапезничал, как только попал сюда. Ему спасибо, иначе покрошили бы нас с Мстиславой. Как потом узнал, на нас бросилось четверо с мечами наголо, когда я с жеребца своего спикировал на жесткую посадку. Он и о голове моей позаботился. Шибко ему помидоры понравились. А вот баннику солёные огурчики больше по вкусу пришлись. Особенно под водочку. Веселый они народец! И покушать ни разу вкусно не любят и выпить не дураки! А когда леший стал выговаривать княгине, что нужно быть потише, когда любовью занимаемся, не выдержал, засмеялся. И правда, слишком громко она реагирует на секс. Потом он нас прямо в лагерь вернул, который дружина в спешке разбила. Нас с княгиней по лесу бегали искали и наши и нурманы и даже радимичи. Четверо напавших не ушли. Двоих кмети там же в куски изрубили. Хорошо двоих взять живыми успели, в лагерь притащили. Мстислава как услышала это, сразу сорвалась с саблей наголо. Ну всё, сейчас этих покрошит. Даже крикнул ей, но она или не услышала, или сделала вид, что не услышала. Когда с Сигуртом подбежали к полонённым, я удивился, оба пленника были ещё живы и на куски не порублены. Княгиня во всеуслышание объявила им приговор и ушла в шатёр. Казнить их конечно нужно было, не нарушать же слово княгини. Не поймут, но сначала они должны были мне сказать, кто их куратор. Молодой парнишка был из полян, а вот тот кто постарше, с одним выбитым глазом, явно хузарин. Злой как чёрт и смерти похоже не боялся. Сопляк навряд ли что знал, а вот хузарин должен был.

— Сигурт. Ты слышал волю княгини?

— Слышал брат. Правильно она сказала.

— Правильно, но просто так убить, большая роскошь. Мне нужно знать, кто их куратор.

— Какой такой куратор? Кто это?

— Куратор это тот, кто им отдаёт приказы и следит за исполнением. И этот человек находится либо в Чернигове, либо вообще в Златограде. Мне нужно его имя.

— А, не беспокойся, скажет. Мы умеем развязывать языки.

К нам подскочили на конях Боян и Гуннульв.

— Живы? — Крикнул старый боярин.

— Живы, Боян. Видишь, ты прав оказался. Добегались мы с ней, чуть не сгинули. Подожди, не ругайся. Зато есть и хорошие новости. — Я посмотрел улыбаясь на боярина, потом на заинтересованное лицо нурман. К нам же подошли боярин Храбр и сотники.

— Ну, говори, княже! — Прохрипел Боян.

— Ты что это Боян, хрипишь? Простудился что ли?

— Княже?!

— Мстислава не праздна. Так что в положенный срок вятичи получат княжича или княжну. Это как боги решат.

Боян выдохнул. Раздался смех. Меня стали поздравлять. Весть моментально распространилась по войску. Я удивлялся, дружинники радовались, как будто это у них жёны забеременели. На лицах викингов тоже была радость.

— Дети, это самое лучшее, что боги даруют людям, Ярослав! — проговорил, похлопывая меня по плечу Гуннульв.

— Ну, теперь, княже, ты сам понимаешь, что никакой кобылы больше и скачек. — Проговорил Боян.

— Мог бы и не говорить. Так, Боян, давай-ка отойдём. — Мы чуть отошли. — Слушай, сейчас нурманы начнут этих двоих пластать, мне нужно знать имя человека любо в Чернигове, либо в Златограде, который отдаёт повеления наёмникам. Молодой скорее всего не знает, а вот хузарин должен. Когда его будут нурманы резать, ты задавай вопросы. Называй только имена. Ты всех купцов в Златограде знаешь? Иностранцев, то есть чужаков, которые на постоянное жительство там осели? Греки, римляне, германцы, персы и прочие?

— Всех знаю. Их не так много.

— А в Чернигове?

— Не всех. Но у нас есть радимичи, подскажут.

— Вот-вот! Будешь задавать вопрос — кто отдавал повеление об убийстве князя и княгини. И тут же называй имя. Внимательно смотри за тем, как хузарин себя поведет. Он может выдать, не словами, но какими либо движениями, взглядом или ещё чем. Понял?

— Понял, княже.

— Потом мне скажешь, на кого он среагировал. А я в шатёр пойду. Нельзя Мстиславу сейчас одну оставлять.

— Иди, княже. Не беспокойся. Разговорим хузарина.

Я прошёл в шатёр. Мстислава лежала, укутавшись в меха. Звенислава подбрасывала дровишки в костёр. Рядом с ней парил котелок. Судя по всему со вкусным взваром. Присел рядом с княгиней.

— Звенислава, налей мне в кружечку взвара. — Девушка быстро подошла, налила в подставленную мной металлическую кружку из моего времени. — Спасибо, боярышня.

Посмотрел на жену. Она лежала в ворохе мехов, молчала и только два глаза поблескивали на её личике.

— Солнышко моё ясное. Теперь, надеюсь, никаких скачек? — Она взяла меня за руку.

— Да, ладо мой.

— Поедешь теперь всё время в возке.

— Да, ладо мой. А ты со мной рядом будешь?

— Когда будет возможность, буду пересаживаться к вам со Звениславой. Что бы две юные девы меня грели с двух сторон! — Мстислава заулыбалась. А вот Звенислава побледнела и испуганно смотрела на меня. — Но мне больше нужно с боярами быть, с воями. Сама понимаешь. Тяжело идём. Слишком много взяли. И холод ещё. Уже есть обмороженные. Я и так уже всю одежду раздал, в том числе полону. В Чернигове отдохнём и двинемся в Златоград. Дел много у меня там. Пушки новые лить. Секло делать. Зеркала. Косметику. — Сидел, улыбался. Мстислава прислушивалась, потом недоуменно на меня посмотрела.

— Что такое косметика?

— То, что делает женщину более привлекательней и притягательней. — Обе девушки на меня посмотрели заинтересованно. Я чуть не расхохотался. Блеск! Одна, фактически на положении рабы. Суженного её зарезали как барана, в том числе кончили всю её семью — отца и братьев. И теперь спит она и ублажает убийцу её семьи и жениха. И если вдруг ему что не понравится, её участи не позавидуешь. Умрёт в канаве, растеряв свою юную красоту. И главное, она держаться должна своего хозяина, ибо если с ним, что случись, её отдадут нурманам. А там полный кошмар, ублажать будет уже не одного. И навряд ли её жизнь продлиться долго. Хотя с другой стороны, менталитет тут такой, более прагматичный. Да семья погибла, любимого больше нет, значит ей нужно бороться за своё будущее. Первуша молод, старше её на год или два. Симпатичный парень, к тому же воин. А это довольно высокий статус. Вполне может стать боярином. Тем более его младший брат — Вторуша, в личном услужении у князя, оруженосец. А значит нужно стараться, что бы статус рабы, сменить на статус жены воина. А для этого не только стараться ночью нужно, но и поддерживать его влечение к ней. То есть, быть привлекательной и желанной. Вторая вообще сегодня по краю прошла, чуть не погибла. Плюс беременная. Но только разговор зашел о вещах, которые делают их более привлекательными, как у них все проблемы побоку, ушки на макушке и глазки блестят. Жесть! Хотя и Звенислава скорее всего уже тоже тяжёлая. Вон её Первуша в Киеве, все ночи к себе утаскивал. А перед этим ещё и в Чернигове усердно окучивал. Так что вполне, обе кумушки беременные.

— Я знаю, что девушки используют. Щеки свеклой натирают. Ещё хну и другие красители привозят персы.

— Э нет, моё солнышко. Это совсем другое и ресницы с бровями не нужно будет сажей мазать. И губы подвести.