— Я знаю. — Бен целует меня в макушку. — Я бы тоже этого хотел, но он здесь, и мы должны все сделать правильно. Ты так не считаешь?

Мой желудок сводит судорогой. Джей как наркотик. Я скучаю по тому дурману, возвышенному чувству, что опьяняет меня в его присутствии. Но, в то же время, я понимаю, насколько это опасно и нездорово. Я должна держаться от него подальше. Я боюсь моей смелости, вернее того, что я теряю контроль рядом с ним. Бен слепо мне доверяет, и это сводит меня с ума.

— Ладно, — в конце концов, бормочу я в его футболку. — Возможно, схожу с ним.

***

— Черт побери, ты собираешься меня убить? — смеется Джей, потому что я сжала руками его талию, как тисками.

— Это была твоя идея, ехать на этой дьявольской машине, — кричу я сквозь шлем. — Лучше будет, если я останусь здесь. Поезжай без меня.

— Нет, нет. Мы уже в пути. — Он поднимает руку, чтобы помахать Бену, который стоит на обочине и с жадностью на меня смотрит.

— Я люблю тебя, — беззвучно говорю я в его направлении, но не уверена, видит ли он это. В конце концов, мое лицо закрывает затемненный пластиковый визор. Но он шлет мне воздушный поцелуй, Джей заводит мотоцикл, и на умеренной скорости мы едем по нашей улице.

Это хорошо, что во время поездки мы не можем разговаривать. Нехорошо то, что я панически боюсь попасть с Джеем в аварию. После несчастного случая с родителями, я боюсь не только машин, а всего, где есть колеса и мотор. Я много раз его попросила медленно и осторожно ехать, и он пообещал. Но это был бы не Джей, если бы я сразу поверила.

Мое сердце выпрыгивает из груди, и я периодически закрываю глаза, но это не делает ситуацию лучше. Наоборот. Когда ничего не видишь, теряется ощущение скорости и не чувствуется почва под ногами. По крайней мере, у меня так. Так что я смотрю на шею Джея и его темные волосы, что выглядывают из–под шлема.

Полчаса спустя, я мокрая от пота, и мы останавливаемся где–то недалеко от Бэттери–парка возле Темзы. Темно и холодно, влажный туман висит в воздухе, а на противоположном берегу мигают рождественские декорации города.

И где здесь должна быть выставка? — спрашиваю я скептически, неуклюже сползаю с мотоцикла и снимаю шлем. Скорее всего, моя прическа выглядит, как взрыв на макаронной фабрике, но у меня нет настроения сейчас об этом переживать. В любом случае, я не могу завязать хвостик под шлем. Мои ноги до сих пор дрожат, даже не смотря на то, что Джей сдержал обещание и ехал медленно и осторожно.

— Там впереди стоит павильон, который мы сняли на сегодня.

— Выставка на один вечер? — спрашиваю я. Что за расточительство.

Джей забирает у меня шлем, вешает на руль, обнимает за талию и ведет вперед сквозь темный парк к маленькому домику.

— Фотограф мой друг, я долго уговаривал его на это. Он не переносит критику, из–за этого он не хотел никому показывать фото.

— Понятно, — отвечаю я, и Джей смотрит на меня, пока я иду рядом с ним по мокрой траве. Его рука тяжело лежит на моей спине, но, к счастью, нас разделяет моя толстая кожаная куртка.

— Бен раньше играл на гитаре. У него даже была своя группа, но он никогда с ними не выступал, потому что у него страх перед публикой.

— Но это же глупо, — говорит Джей, качая головой. Я пожимаю плечами.

— Ага, это как будто стоять голым посреди оживленного перекрестка. Могу его понять.

В такое время в парке пусто, но с другой стороны реки жизнь идет своим чередом. Это одно из того, за что я люблю Лондон. Я в любое время могу сбежать от суеты города и найти спокойное местечко. Не знаю, может и в других больших городах так же, я еще особо не ездила по миру.

Маленький павильон невзрачный снаружи, но хорошо освещен внутри. Вход украшен рождественскими декорациями, которым позавидовали бы даже в Харродсе (самый большой торговый центр в Лондоне – прим. пер.).

— Черт возьми! — восклицаю я. — Что это?

— Я заметил, что ты не любитель рождественского декора, — улыбается Джей. — А я любитель.

— Я знаю! — я смеюсь, потому что вспоминаю, как когда–то Джей украсил мою комнату в общежитии, пока я была на нудном семинаре. Когда я вернулась, то чуть не ослепла. Мало того, что он развесил десятки метров разноцветных мигающих гирлянд, так еще и поставил огромную елку в моей крошечной комнатушке и украсил ее. У меня пахло сосновым лесом аж до дня Святого Валентина.

Вполне очевидно, что декорациями выставки занимался Джей. В противном случае, я не могу объяснить такого количества украшений.

На стенах висят фотографии, распечатанные в большом формате, вокруг ходят люди, одеты во все черное, и наслаждаются шампанским и вином. Я сдерживаю улыбку, когда Джей тащит меня к мужчине с длинными волосами и с жемчужной сережкой в ухе, чтобы представить.

— Крис, привет. Извини, пораньше не получилось.

Мужчина поворачивается к нам и ослепляет белоснежной улыбкой на все лицо.

— Эй, чувак! Я думал, что ты вообще не появишься! Здесь полное сумасшествие, правда. — Его щеки горят, и когда он, наконец, обращает на меня внимание, его тонковыщипаные брови, которые придают ему еще больше женственности, поднимаются от удивления.

— Привет, я Крис. Художник. — Он делает реверанс и протягивает мне руку. Гордость так и сочится из его пор, и мне немного странно, что человек, боящийся критики, так себя ведет.

— Привет. Я Миа, подруга Джея. Поздравляю с выставкой.

— Много народа было? Ты уже продал что–то? — Джей становится между нами и проводит рукой по волосам. С усмешкой, я замечаю, что он нервничает.

— Нет, пять–шесть человек всего. Но все в абсолютном восторге!

— Это первый раз, когда он показывает свои работы кому–нибудь, — объясняет мне Джей, и я понимающе киваю.

— Офигеть, правда. — Крис трясет головой, как будто не может поверить своему счастью. Потом направляется к паре, которая только что неуверенно зашла в павильон.

— Это ты все организовал? — спрашиваю я. Джей идет к молодой девушке, которая растерянно стоит с подносом с напитками. Берет бокал шампанского, себе пиво и поворачивается ко мне. В свете множества фонариков и огней он выглядит неожиданно бледным.

— С тобой все в порядке? — спрашиваю я, и кладу свою руку на его.

Он трясет головой, потом кивает и смеется.

— Да, все отлично. Чувствуется небольшое похмелье после вчерашнего. И устал. Между прочим, я провел прошлую ночь на диване от Икеа и могу тебе сказать…

— Эй! — возмущенно толкаю его в бок. — Диван очень удобный, я сама его выбирала. В следующий раз можешь ехать пьяным домой и попасть в аварию.

— В следующий раз? — он улыбается, пока я делаю глоток шампанского. Дешевого шампанского, такого кислого, что у меня все скукоживается во рту, но я все равно пью.

Джей показывает и рассказывает о фото, на которых изображены обнаженные арабские женщины. Это меня не удивляет, точно так же, как и то, что у некоторых из них полностью или частично закрыто лицо. И позы такие сдержанные, что не видно ни грудь, ни других интимных частей тела. Но мне не по себе от другого. Ампутированные руки, кисти, ноги или шрамы после ожогов…

От увиденного мне становится жутко, и мы целый час спорим с Джеем о том, что это искусство (так считает Джей), или дешевая игра на жалость (так думаю я). Конечно же, мы не приходим к единому выводу. В отличие от меня, Джей человек из мира искусства. Для такого, я всегда была чересчур стеснительной, мне не хватает фантазии и креативности. Пока Джей может часами стоять и восхищаться черной кляксой на белом полотне, я поражаюсь тому, что то, что я могу нарисовать пьяная, продается как искусство.

Меня не удивляет то, что Джей знает каждого, кто заходит в павильон. Все они подходят к нему, чтобы поздороваться. Рукопожатия, дружеские похлопывания по плечу, раздачи комплиментов. Две молодые девушки окидывают меня оценивающим взглядом, пока флиртуют с Джеем, потому что я спокойно стою рядом и жду, пока он не освободится. Возможно, они ждали, что я буду ревновать, но это беспочвенно. Я высоко оцениваю то, что Джей не оставляет меня больше, чем на две минуты. Я не чувствую себя хорошо среди незнакомых людей, я не люблю трепаться ни о чем, а о выставленных фотографиях я вообще ни с кем не хочу разговаривать.

— Пошли, — говорит Джей, два часа спустя, забирает у меня бокал и ставит его на пол.

— Куда? — спрашиваю я, прищурившись. Я снова слишком много выпила. Нужно завязывать с этим. Медленно проясняется образ Джея, и я понимаю, что использую алкоголь для того, чтобы оставаться спокойной в его присутствии, потому что у меня еще остались чувства к нему. Нет, это нечестно по отношению к Бену. Но это меня не волнует. Мне просто… все равно. О чем я там мечтала, когда была юной девушкой? Когда я успела обо всем забыть?

Он помогает мне надеть куртку, прощается с некоторыми людьми, и мы выходим из павильона. К моему удивлению, мы не направляемся обратно к мотоциклу, а он берет мою руку и тянет глубже в парк.

— Джей… — не знаю, что он задумал, но уже темно. Так темно, что кроны деревьев кажутся жуткими скелетами, протягивающими ко мне свои руки. Господи, я такая пьяная!

Он ничего не отвечает, но, кажется, что у него есть цель. Посреди ночи в пустующем парке, и я не уверена, что здесь можно находиться в это время. Возможно, это вообще противозаконно, но было бы чудо, если бы Джея это заботило. Правила и законы он принимал только тогда, когда они имели смысл для него. Все остальные он игнорировал.

— Посмотри наверх, — говорит он, наконец, когда мы забрались на небольшую горку, и разворачивает меня так, что теперь я стою, прижавшись спиной к нему. Потом кладет мне руки на живот, и я повинуюсь. Небо черное, периодически небольшие облачка закрывают луну.

— Джей, я…

— Шшш… Если будем разговаривать, мы его пропустим, — шепчет он. Мое сердце колотится о грудную клетку, когда он берет меня за руку. Мы переплетаем пальцы и остаемся стоять, обнявшись.