В середине октября Тюленев вместе с генерал-лейтенантом Рыбалко и Сивковым прибыл на место. Резервисты рвались на фронт, но Иван Владимирович понимал, что одного боевого духа мало. Для повышения боеспособности соединений и частей предстоит сделать еще очень многое.
В минимально короткие сроки было обучено и вооружено сверх задания десять стрелковых бригад и двадцать один лыжный полк. Трудная, но необходимая и почетная задача решалась и днем, и ночью ценой сверхчеловеческих усилий, ибо всех подстегивала тревожная неотвязная мысль — в опасности Москва!
На месяц раньше указанного в мандате срока Тюленев докладывал Ставке о выполнении задания ГКО.
В январе 1942 года большая часть резервной армии по приказу Ставки была направлена в распоряжение командующих Западным, Калининским и Волховским фронтами: Жукову, Коневу, Мерецкову. Обо всем этом генерал армии доложил начальнику Генерального штаба Маршалу Советского Союза Б. М. Шапошникову и вслух пожалел, что не удалось отправиться на фронт.
— А разве рана вам не мешает? — спросил Борис Михайлович.
Тюленев прошел по кабинету, демонстрируя твердость походки.
— Ну хорошо, голубчик. Отдохните с дороги и заходите завтра. — И добавил вслед: — А на фронт, по-моему, вам еще рановато. Я-то вас хорошо знаю и помню по первой мировой — начнете по окопам рыскать, повредите ногу и будет хуже…
Тяжелейшая для страны зима 1941/42 года, наполненная драматическими событиями подмосковной битвы, как бы перекрещивала судьбы старейших воинов наших Вооруженных Сил. В самом деле: Борис Михайлович Шапошников, служивший в том же 5-м Каргопольском полку, знал, как драгун Тюленев дерзко, с удалью громил врагов Отечества. Борис Михайлович знал и то, что офицеры полка считают Тюленева большевиком, и поэтому не удивился, когда его избрали членом солдатского комитета и снарядили в Питер посоветоваться с рабочими: как быть дальше? В послужном списке Ивана Владимировича середина 1917 года отмечены такой записью: «Петроградский Совет Солдатских и Рабочих депутатов, Делегат от пятой кавалерийской дивизии».
…Наступила вторая половина января сорок второго. Иван Владимирович рвался на фронт, туда, где решалась судьба страны. Наконец 19 января 1942 года генералу армии И. В. Тюленеву вручили приказ о новом назначении — заместителем Главнокомандующего Юго-Западным направлением, и он поспешил к месту новой службы. Вот как о тех днях вспоминал позднее Маршал Советского Союза И. Х. Баграмян:
«В то время я был начальником оперативной группы Главкома (так недолго назывался штаб Юго-Западного стратегического направления). Прибыл Иван Владимирович к нам в тот день, когда войска Южного и Юго-Западного фронтов начали Барвенково-Лозовскую наступательную операцию. Помнится, меня вызвал главком на свой командный пункт в Сватово. В кабинете маршала я застал генерала армии, который встал и, отечески обняв меня, сказал: «Я еще в двадцатых годах, когда Иван Христофорович командовал одним из полков моей бригады, предсказывал ему большое будущее и, как видишь, не ошибся». — «Не перехваливай подчиненных, — шутливо отметил Тимошенко, — это вредит делу» — и, обращаясь ко мне, приказал поскорее ввести Тюленева в курс дела.
Новый заместитель главкома удивительно быстро «врос» в нашу обстановку и очень хорошо помог войскам… Наш служебный контакт вскоре прервался: И. В. Тюленев получил новое назначение — командующим войсками Закавказского военного округа, который несколько позже стал называться фронтом».
Тбилисцы встретили Ивана Владимировича как старого друга: они помнили его по двадцатым годам и по предвоенным временам, когда он в 1938—1940 годах командовал войсками Закавказского военного округа. Особенно обрадовался встрече старый революционер Георгий Стуруа, которого Иван Владимирович знал с 1927 года. Будучи председателем Президиума Верховного Совета Грузии, он сделал очень многое для разгрома фашистских полчищ в предгорьях Кавказа.
Как они выглядели, эти полчища, насколько велика была угроза?
…В разгар лета сорок второго объединения вермахта двумя стальными бивнями вонзились в южную часть нашей страны: один был нацелен на Кавказ, другой — к излучинам Дона и Волги. Первоначальный замысел гитлеровского командования предполагал использовать для захвата Кавказа 1-ю и 4-ю танковые, а также 17-ю армии. Однако военно-стратегическая обстановка вынудила агрессоров обходиться лишь двумя армиями усиленного состава, что отнюдь не уменьшало опасности захвата богатейших районов Кубани, Ставрополья и Северного Кавказа.
Гитлеровскому генералитету давно снилась заманчивая перспектива привозить горючее не с запада, за тысячи километров, а брать его в Баку и Грозном. Фюрер приказал бомбить Грозный и Баку лишь в случае крайней необходимости.
В последней декаде июля группы армий «А» под командованием фельдмаршала Листа крупными танковыми колоннами устремились на Краснодар и Ставрополь. Мне довелось быть очевидцем этого беспримерного по наглости нашествия. На юг ползло около 1300 танков, часть которых, по планам вермахта, должна была занять Баку в сентябре, другая часть под названием корпус «Ф», не вступавшая в бои, намеревалась зимовать в Индии и на Ближнем Востоке.
Расчищать им дорогу и прикрывать с воздуха было поручено 4-му воздушному флоту под командованием первого аса вермахта генерала Рихтгофена. В зависимости от обстановки он мог бросать оба авиакорпуса или на Кавказ, или под Сталинград.
Если бы гитлеровские генералы знали, что из огромной бронированной армады около тысячи танков будет уничтожено в предгорьях Кавказа, они, может быть, задумались бы перед прыжком в горы. Перед белоснежными вершинами, от Черного до Каспийского моря, создавалась глубоко эшелонированная на важнейших направлениях оборона под личным руководством уже известного гитлеровской разведке «стойкого советского оборонца» генерала армии Тюленева. В его распоряжении вначале было три армии, несколько стрелковых и кавалерийских дивизий и бригад, двенадцать артиллерийских полков и столько же бронепоездов. Авиация Закавказского фронта имела всего 164 исправных самолета.
Командующего фронтом беспокоило то обстоятельство, что более половины частей и соединений было сформировано в феврале — июле 1942 года, их боеготовность, естественно, оставляла желать лучшего. Не хватало вооружения, боеприпасов, инженерных средств и средств связи…
В последний месяц лета чужая непонятная речь оккупантов слышалась уже на Кубани и в Ставрополье, пугала жителей Северного Кавказа. Вскоре под угрозой захвата оказалась нефтяная промышленность Грозного и Баку, но путь к этим городам преградили воины-закавказцы. Остановить врага, измотать его в оборонительных боях, выиграть время для сосредоточения резервов, а затем разгромить и отбросить — таков был приказ Родины. Для этого надо было в предельно сжатые сроки построить тысячи огневых точек, ходов сообщения и траншей от побережья Черного моря у Новороссийска до Майкопа, от высокогорных перевалов до Каспийского моря.
Через несколько недель инженерные оборонительные сооружения опоясали весь театр военных действий. С 7 по 10 августа генерал армии Тюленев побывал в основных районах обороны на подступах к Орджоникидзе и Грозному. Личная рекогносцировка позволила значительно ускорить строительство. Главная полоса обороны и оборонительные обводы вокруг этих городов были готовы к середине августа. Возводились новые рубежи и в глубоком тылу — по реке Сулак и на северных подступах к Баку.
Почти весь август шли бои за Пятигорск, под Моздоком и Малгобеком, а с первого сентября они разгорелись и на высокогорных перевалах Главного Кавказского хребта.
Четыре месяца фашисты пытались прорваться в Закавказье под Нальчиком, юго-восточнее Новороссийска и севернее Туапсе, но, встречая упорное сопротивление, заметались из стороны в сторону. Попытки противника наступать одновременно на пяти направлениях привели к распылению сил на тысячекилометровом фронте. Это был, по словам Тюленева, грубый просчет командования вермахта и группы армий «Юг».
Уже 9 сентября ставка Гитлера сообщала о заминке на Тереке:
«Эта река имеет 500 метров ширины и два метра глубины… быстрое течение и заболоченность берегов делают ее весьма серьезным препятствием, для преодоления которого требуется некоторый промежуток времени».
Ничуть не слаще жилось оккупантам и на черноморском участке. Из-под Туапсе немецкий фельдфебель сообщал в письме:
«Почти постоянно мы находимся в ближнем бою. Вокруг ужасный грохот… Русские стрелки невидимы, а у нас снова потери, ибо в горах мы лишены танков и тяжелого вооружения. Нас изнуряет жажда на этой высоте. Внизу воды сколько угодно, но там тоже сидят русские — озлобленные и упрямые».
Не добились успеха гитлеровцы и под Новороссийском, хотя их 17-я армия располагала огромной мощью и полностью владела инициативой. В конце лета и начале осени 1942 года они двумя группами войск пытались захватить этот город и Туапсе. С 1 сентября Северокавказский фронт в составе четырех общевойсковых и одной воздушной армий, а также 4-го кавалерийского корпуса преобразован в Черноморскую группу войск Закавказского фронта.
Принимая в начале сентября 1942 года войска соседнего фронта от маршала Буденного, генерал армии Тюленев на месте ознакомился с состоянием обороны Новороссийска, где уже завязались упорные бои. Оно не удовлетворило командующего, и он приказал изъять из тыловых частей и учреждений личный состав и пополнить им 47-ю армию, защищавшую город. Эти меры позволили увеличить ее на 10 тысяч человек. По приказу Тюленева на помощь спешно двинулись 16-я стрелковая бригада и 137-й полк морской пехоты.